КОМ 2 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 15

— В Карлуке? — оживился Савва. — Так это совсем другое дело! Есть участочек. И даже, господа, весьма интересный. Между трактом и деревней. Из низинки между сопками выходит. Луговина и чуть-чуть лес захватывает. Единственно — вытянутый он. С полкилометра в ширину и почти на два километра этак вдоль тракта полосой тянется.

— А видел я, — вспомнил батя, — летом чё-то землемеры там шарашились.

— Именно-именно. Там два участка вышло. Один вдоль самого тракта, выделен в собственность, тоже по предписанию, а этот вот — уточняли границы. Там и метки свежие поставлены. Вернёмся сейчас в кабинет, господа, я покажу вам планы.

И показал. И данные замеров предоставил.

Я посчитал в уме (дело-то нехитрое, цифры простые):

— Так он побольше выходит, чем мне назначено.

— Ну, чуть побольше, — великодушно согласился Сава Панкратьевич.

— Что ж нам, — как-то меня это несоответствие тревожило, — землемеров ждать да отчекрыживать кусок? И с какой стороны?

— Пустое! — махнул председатель рукой. — Это в столицах, может быть, каждый метр дотошно вымеряют, а у нас тут… особого ажиотажа нет, так посмеем выразиться. Сделаем приписку, что отделение малой части сочтено нецелесообразным. В конце концов, — он с удовольствием посмотрел на кинжал, — спасение Великого князя — подвиг для иркутского гражданина значительный. Оформим прибавку как поощрение от губернских властей.

ЗИМА

Из Земской управы заехали к Серафиминому отцу, подарочек завезли, от него — к Афоне, там посидели. Свернув в Карлук, сразу заехали на теперь уже мой законный кусок земли. Вглубь-то, конечно, не пройдёшь особо — снегом по луговине всё завалено, но с той стороны, что к дороге ближе, походили, по сугробам бороздя, поприглядывались, нашли метки землемеровские.

— Ну как, Илюха? — слегка толкнул меня в бок батя. — Чувствуешь себя помещиком-землевладельцем?

Я сдвинул папаху на затылок и засмеялся:

— Честно — пока не чувствую.

— Помнишь, как оно летом тут?

— Так-то но. Вольготно. Бычков, мож, на выпас пустить?

— Тоже дело. Ограду ток поставить, чтоб не разбрелись.

Домой прикатили довольные, как коты, сметаны обожравшиеся. Женская половина как увидала документы на землю — ну охать, руки к щекам прижимать. Скатерти-самобранки раскинули… В общем, заново вышло торжество.

И потекла чередом жизнь мирная, приятная. Торжественные крестины, Рождество с длинными весёлыми святками, новый год, Крещенье (назвали сына в честь прадеда — Аркадием), мой день рождения, множество дней рождений и именин — родни-то у нас сколько! — в общем, праздники вплоть до самой Масленицы. Из гостей да в гости, как говорится.

И каждую ночь — жена любимая в моих объятьях.

Не жизнь — малина.

К весне я начал замечать, что матушка сделалась задумчива и пару раз даже показалось мне, что глаза у неё заплаканные, но при виде меня она сразу бодрилась… пока не дошла, видно, внутри себя до крайности. И уж тогда явилась с разговором. Точнее, меня зазвала на свою с отцом половину, деловито усадила за небольшой стол, за которым она иногда пишет письма, и сама села напротив. С таким похоронным видом, что я начал всякое худшее подозревать.

— Маман, не томите. Что случилось?

Она тяжко вздохнула:

— Илья… Я с тобой давно хотела поговорить.

И замолчала.

— О чём? — терпеливо переспросил я.

— Дело серьёзное, — она снова тяжко вздохнула.

— Да что такое, маманя? Помирает кто⁈

Она подпрыгнула и замахала на меня руками:

— Что ты! Сплюнь!

— А что вы меня пугаете тогда? Мраку навели.

— Да я… Не то же всё. Я вот о чём хотела. Смотри. Ты сейчас на цельный год на учёбу уезжаешь. А коли хорошо сдашь — так и ещё, да ещё дальше, в Тверское.

— Ну! Так мы это уж обсуждали. Учёба — не война, выходные бывают, да и каникулы. На дирижбандель подходящий сел — и дома. Сутки-двое с вами.

— Я, Илюшенька, не про то, — мать слегка подалась вперёд. — Вы вот с отцом да с зятевьями дом новый обсуждаете, чертежи смотрите…

— Конечно. Выбрать же надо получше.

Планы мы обсуждали всей мужской компанией: я, отец, зятья, Хаген и время от времени — дядья с матушкиной стороны. Проектов пересмотрели и бумаги исчеркали — страсть!

— А ты не думал, как твоя жена в том доме одна будет с хозяйством хлестаться, да с малым дитём. А если не с одним? Тебя с учёбы, чай, опять куда-нибудь пошлют, по фронтам да службам будешь мотыляться, наезжая изредка, а она там одна кукуй! А мы тут, — неожиданно свернула матушка и горько заплакала, — одни с дедом, два старика…

Я аж растерялся. Обошёл столик, склонился, приобнял её:

— Маманя… А вы хотели как?

— Не бросайте нас, Илюша… — она повисла на моей шее.

Я гладил мать по голове и думал, что в таком разрезе идея отселиться в собственный дом уж не кажется мне такой блестящей. Нет, понятно, прислугу можно нанять, работников, но это ж чужие люди, всё не то. Каково будет Серафиме одной в пустой домине? Месяцами? И родители тоже, но они хоть друг с другом…

— Батя-то знает?

Маманя неожиданно икнула:

— К! Ой… М-км, — она помотала головой. — Он мне вообще велел к тебе не лезть. А я… Не могу прямо… — она снова заплакала, хотя плакать и икать одновременно было трудно, от чего маман рассердилась и нахохлилась.

— Ладно, я подумаю.

— Ты под… ик!…думай, ик! Иль… ик! — тут маман махнула рукой и только жалостно на меня посмотрела, продолжая на каждом ике подкидываться всем телом.

Думал. С Серафимой советовался. Снова думал.

В этот день мужской комитет, собравшийся над очередным привезённым Виталием альбомом архитектурных проектов сельских домов (за авторством довольно известного Григория Судейкина) был озадачен новой целью: сообразить, как вписать новый дом или пристрой к старому дому или ещё как-то, чтобы иметь нам с Серафимой свой отдельный угол. Потому как убеждён я был: какими бы хорошими ни были отношения, две хозяйки под одной крышей рано или поздно начнут ругаться. Так что я хотел обеспечить Серафиму местом, где она была бы полновластная хозяйка и всё устраивала по своему вкусу. И маман теснить не будем.

Комитет, честно скажем, пришёл в некоторое замешательство.

— Да уж, задал ты нам задачку! — Афоня потёр затылок. — Слушай-ка! А в прошлый раз другой альбом смотрели. Там что-то такое было, покажи-ка его.

Я принёс прошлый альбом, и Афоня, быстро пролистав его, щёлкнул по странице ногтем:

— Вот! Смотрите, братцы: и дом симпатичный, а вот этот аппендикс — зимний сад — разворачиваем и ставим вплотную к большому окну столовой. Там вместо окон можно красивые остеклённые двери поставить с выходом в тот же сад. И красиво, и в любой момент пройти можно по тёплому помещению из одного дома в другой. И место под этот дом подходящее есть, если смородину да малину из-под окон пересадить.

Батя призвал маман к ответу: готова ли она пожертвовать своими ягодными насаждениями? Она, кажется, готова была на всё, лишь бы мы не уезжали. К тому же, кусты предлагалось не вырубить, а пересадить.

Маман обрадовалась, что новый дом встанет тут же, прямо рядом со старым, и целую неделю сияла как ясно солнышко. А в конце представила мне дивную вещь.

— Вот, Илюша. Это для тебя.

Я смотрел на лакированную деревянную коробочку, более всего напоминающую раскладной дамский ящичек для косметики или украшений.

— И чё я там хранить буду?

— Там уже всё, что надо, — строго сказала матушка и отщёлкнула крючочки, после чего коробка благополучно разложилась в две стороны расходящимися вверх ступеньками. Внутри, в специальных креплениях, стройными рядами были установлены матушкины снадобья. — А сейчас будь предельно внимательным, — сказала маман до того непривычным голосом, что мне аж не по себе стало.

Это уж не матушка передо мной стояла, а маг особого назначения, который, на минуточку, исполняет какие-то секретные заказы для самого монастыря Марка Печерского и кто его знает, для кого ещё.