Охота на лошадей - Френсис Дик - Страница 27

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая

Несколько раз нам встретились группы лошадей. Рэнглеры на ранчо надели вожакам на шею колокольчики, которые и выдавали их присутствие. Темные силуэты мелькали между деревьями и скалами, и при лунном свете я выхватывал из темноты то развевающийся хвост, то настороженный глаз, то круп лошади. Утром рэнглеры находили животных по следам. Колокольчик можно было услышать ярдов за двести. Я долго разговаривал с одним из парней, и он показал мне, как они это делают. Рэнглеры способны проследить наш путь по горам так четко, словно я им указал направление и определил время, когда и где мы пройдем. Этот парень показал мне следы от копыт и объяснил, когда и сколько прошло здесь лошадей, хотя я видел только неясные углубления в пыли. Они читали следы на земле, как книгу. Если я попытаюсь стереть следы любителя сардин, то тем самым уничтожу вероятность того, что Клайвы поверят, будто лошадь отправилась странствовать случайно. Нечеткие отпечатки парусиновых туфель, как я надеялся, останутся незамеченными, тем более что поверх них были носки. Только ради этого я и надел на них носки, потому что ничего более неудобного для прогулки по горам и придумать невозможно.

Нам понадобилось два часа, чтобы подняться на двенадцать тысяч футов, и тут кончалась дорога, которую я изучил за эти четыре дня. Дальше мне предстояло полагаться только на собственное чутье. Бегущие по небу облака отбрасывали темные тени, которые казались обрывами. Несколько раз я останавливался и нащупывал тропинку, чтобы убедиться, что я не шагну в пропасть. Луна и горный ветер, холодивший мне правую щеку, позволяли держаться правильного направления. Но показанная пунктиром дорога, которую я изучал по карте, на бумаге выглядела более обнадеживающей, чем в реальности.

Ноги лошади удивительно хорошо справлялись со странствием по горным тропинкам, чего не скажешь о моих. Скалолазание не входило в обязательную тренировку государственных служащих.

Вершина Гранд-Тетон поднималась на тринадцать тысяч семьсот футов. Казалось, она совсем рядом. Под пятнами полурастаявшего снега обнажились каменистые осыпи, которые выглядели как темные берега. Неожиданно я пересек узкую тропинку, извивавшуюся, как угорь. По ней недавно проходили люди, оставив следы на снегу. Выходит, мне повезло: мы выбрали правильное направление. Холод забирался под свитер и рубашку, и я пожалел, что у меня не хватило ума захватить перчатки. Но скоро станет теплее, осталось пересечь короткий каньон и перейти на другую сторону. Я посмотрел на часы. Подъем в гору занял почти три часа, мы немного опаздывали.

В каньоне стояла страшная темнота, но зато и снизу из долины нас нельзя было видеть. Я достал из кармана джинсов маленький фонарь и светил себе под ноги. Из-за этого экспедиция чуть не полетела ко всем чертям.

Из-за угла неожиданно вышел человек и встал посреди тропинки в четырех шагах впереди нас. Удивленный даже больше, чем я, жеребец рванул в сторону, вырвал повод из руки и повалил меня на землю, когда я попытался снова его схватить. Гнедой прыгнул в сторону и понесся по узкой тропинке влево.

Больно ударившись и разозлившись, я вскочил и повернулся к незнакомцу. Тот сделал неуверенный шаг вперед и сказал:

– Джин?..

Это был Уолт.

Я прикусил язык, чтобы не излить на него ярость, кипевшую во мне. Для этого не было времени.

– Я видел, что вы идете. По свету, – объяснил он. – И решил пойти навстречу. Вы пришли позже, чем обещали.

– Да. – Я сжал зубы. Полтора миллиона долларов затерялись в ночной темноте. Моя ответственность и моя вина.

Луна давала света на двадцать ватт, и я не мог видеть жеребца. Тропинка, по которой он в панике умчался, была шириной восемнадцать дюймов, отвесная скала слева и страшная пропасть справа. И в черной невидимой глубине пропасти наверняка таились острые камни.

– Стойте здесь, – сказал я Уолту, – и не двигайтесь.

Он молча кивнул, понимая, что положение извинениями не исправишь. В инструкции было подчеркнуто: ждать меня в назначенном месте.

Выступ, на который вскочил жеребец, тянулся на тридцать футов, потом поворачивал налево, расширялся и переходил в похожую на блюдце площадку, со всех сторон окруженную высокими скалами. Наклонное основание блюдца вело к резко обрывающемуся склону, покрытому снегом с черными проталинами.

Жеребец, взмыленный от страха, стоял у самого края пропасти. Каждая жилка у него дрожала. Единственный путь – назад по выступу.

Я погладил его по морде, дал четыре куска сахара и заговорил с ним голосом более спокойным, чем мои чувства. Прошло десять минут, прежде чем его тело расслабилось и напряжение спало. И еще пять минут, прежде чем он смог двигаться. Потом я долго осторожно поворачивал его, чтобы он мог идти мордой вперед.

Лошади моментально реагируют на страх человека. Единственный шанс благополучно вывести его из этой западни – идти так спокойно, будто под нами заасфальтированная дорожка во дворе конюшни. Если он почует мой страх, то заупрямится и не пойдет.

Когда мы добрались до выступа, он заартачился. Я дал ему сахара и все время ласково разговаривал с ним. Потом повернулся к нему спиной, накинул повод недоуздка себе на левое плечо и медленно пошел вперед. Он запротестовал, но слабо; чуть потянул назад, но все же пошел за мной.

Никогда тридцать футов не казались мне таким огромным расстоянием. Но шестое чувство, каким наделены животные, удерживало гнедого от падения в пропасть, и я слышал у себя за спиной непрерывный цокот его копыт по камням.

На этот раз Уолт не издал ни единого звука. Он неподвижно стоял, пока мы не прошли в нескольких ярдах мимо него, только потом повернулся и пошел следом.

Меньше чем через полмили тропинка, спускаясь, расширилась и перешла в небольшую долину. И там, где меня должен был встретить Уолт, нас ждал еще один человек. Он притоптывал ногами, чтобы согреться.

Сэм Китченс. Он держал другую лошадь.

Сэм, засветив сильный фонарь, осмотрел каждый дюйм той, которую привел я, а я в это время держал его лошадь.

– Он? – спросил я.

– Да, – кивнул Сэм, – это Крисэйлис. Никаких сомнений. Видите, ниже плеча у него маленький шрам? В два года, когда он рвался себя показать, порезался о металлический столб ворот. И еще вот эти черные точки, вроде веснушек, дорожкой идут у него по животу. И видите, как закручиваются эти волосы у него на ногах? Я готов поклясться в любом суде: это Крисэйлис. Если понадобится, позовите меня.

– Вам пришлось обращаться к ветеринару из-за этого пореза?

– Да, – кивнул Сэм Китченс. – Ему наложили несколько швов.

– Хорошо, – вздохнул я, подумав, что и ветеринар может стать свидетелем. – Тогда забирайте и позаботьтесь о нем.

– Кто бы подумал, что я увижу его посреди ночи в Скалистых горах? – усмехнулся Сэм. – Но в любом случае, не беспокойтесь, я позабочусь о нем.

Сэм опытной рукой повернул гнедого и отправился к туристскому лагерю в миле отсюда, куда он, Уолт и Сэм Хенгельмен приехали с лошадиным фургоном.

– Вам уже поздно возвращаться на ранчо. Поедемте с нами, – предложил Уолт.

– Встречу вас в Айдахо-Фолс, там, где условились, – покачал я головой.

– Возвращаться небезопасно для вас. – Уолт чувствовал себя неловко.

– Все будет нормально. Вы только проследите, чтобы два Сэма все сделали, как договаривались. Они еще до рассвета должны тронуться в путь. У них есть счет на покупку?

Уолт кивнул и посмотрел на большого горного пони, которого я держал под уздцы.

– Он стоил пятьсот долларов. Гнедая лошадь без всяких отметин. Ей лет семь или восемь. Как вы и велели. Это записано в счете, и эту лошадь мы и везем в фургоне, если кто-нибудь спросит. Сэм Китченс сам ее выбрал. Он сказал, что это как раз такая, какая вам нужна, и не надо платить тысячи долларов за чистокровного скакуна.

– Этот гнедой выглядит прекрасно. До свидания, Уолт.

Он молча стоял, пока я вспрыгнул на спину лошади и подобрал поводья. Я кивнул ему, повернулся и поехал в обратный путь по каньону.

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая