Миллионы Стрэттон-парка - Френсис Дик - Страница 19

• Предыдущая
• 19/70
• Следующая

– Третья жена Кита ушла от него и развелась с ним из-за невозможности совместной жизни. Теперь у него четвертая жена, Имоджин, половину времени она пьет.

– Почему же она не уйдет от него?

– Не хочет или не может признаться, что сделала ошибку.

Это настолько напоминало меня самого, что я не в силах был произнести ни слова.

– Кит, – продолжала Марджори, – единственный из Стрэттонов, у кого нет денег, сказала мне Имоджин. После шестой порции водки у нее неудержимо развязывается язык. Кит по уши в долгах. Вот почему он так торопится продать ипподром, ему позарез нужны деньги.

Я посмотрел на Марджори и представил себе, как она выглядит для посторонних: маленькая старая леди за восемьдесят, волнистые седые волосы, мягкая розовая кожа, темные ястребиные глаза. Острый, хваткий ум, выразительный язык – из всех Стрэттонов она, подумалось мне, больше всех остальных родственников походила на того финансового гения, который основал династию.

– Я буквально вышла из себя, когда мой брат дал Мадлен эти акции, – сказала она. – Иногда он бывал упрям. Теперь, через столько лет, я рада, что он так поступил. Я рада, – медленно договорила она, – что теперь есть человек, не принадлежащий к семье, который может заставить тепличные растения из стрэттоновскои оранжереи почувствовать, что такое чувство меры.

– Не знаю, смогу ли.

– Это зависит, – проговорила она, – от того, хотите ли вы. Или, вернее, как сильно вы этого хотите. Если бы вам было все равно, вы бы сегодня сюда не заявились.

– Верно.

– Вы бы оказали мне услугу, – сказала она, – если бы выяснили, сколько задолжал Кит и кому. И что за отношения у Конрада с этим его архитектором, за которого он так держится и про которого полковник Гарднер говорит, что тот ни ухом ни рылом не смыслит в скачках и придумывает что-то неудобоваримое. Полковник говорит, что нам нужен архитектор вроде того, который построил ваш дом, но что ваш архитектор проектирует только небольшие сооружения.

– Полковник сказал вам, что был у меня?

– Это был его самый разумный поступок за этот год.

– Вы меня поражаете.

– Вы мне нужны как союзник, – произнесла она. – Помогите мне сделать бега процветающими.

Я попытался разобраться в мешанине охвативших меня чувств и под их воздействием, а не по здравому размышлению, дал ей ответ.

– Ладно, попробую.

Она протянула мне маленькую ручку, чтобы официально закрепить соглашение, и я пожал ее, взяв на себя обязательство.

Марджори уехала, не взглянув на опустошенный гараж, который находился в том же состоянии, в каком я его застал, мальчиков я нашел сидящими вместе с Гарднерами и Дартом в гарднеровской кухне, поглощающими пирог. Теплый, благоухающий фруктовый пирог, с пыла с жара. Кристофер спросил рецепт, «чтобы папа сделал его в автобусе».

– Папа умеет готовить? – иронически проговорил Дарт.

– Папа умеет все, – с набитым ртом заявил Нил.

«Папа, – подумал я про себя, – только что, с наскока, ввязался в предприятие, не сулящее ничего хорошего».

– Полковник… – начал я. Он остановил меня:

– Зовите меня Роджер.

– Роджер, – сказал я, – могу я?.. Я хотел сказать, может архитектор моего дома приехать сюда завтра и как следует осмотреть трибуны? Я не сомневаюсь, у вас есть профессиональные специалисты, которые дадут вам экспертное заключение о состоянии сооружения как такового и тому подобное, но не могли бы мы сами посмотреть свежим взглядом, насколько важны новые трибуны для доходного функционирования скачек или, может быть, и вправду не стоит ничего переделывать?

Дарт чуть было не подавился куском пирога, у Роджера чуть-чуть оживилось лицо, которое я уже привык видеть напряженным и угрюмым.

– Чудесно, – сказал он, – но не завтра. Приезжают специалисты по беговым дорожкам, и землекопы будут весь день приводить все в порядок перед скачками в понедельник.

– Тогда пятница?

Он с сомнением посмотрел на меня.

– Это же будет Страстная пятница, ну да, Пасха. Возможно, этот ваш архитектор не захочет работать в Страстную пятницу.

– Он будет делать то, что я ему скажу, – заверил я его. – Архитектор – это я.

И Дарт, и Роджер широко раскрыли на меня глаза.

– Я дипломированный архитектор, – спокойно объяснил я. – Я проишачил целых пять лет в Архитектурной ассоциации, одном из самых требовательных институтов в мире. Правильно, я предпочитаю обычные дома, а не высотные, но это потому, что мне больше по душе горизонтальные линии, они лучше вписываются в природу. Я ученик Франка Ллойда Райта, а не Ле Корбюзье, если это вам что-то говорит.

– Я о нем слышал, – сказал Дарт.

– Франк Ллойд Райт придумал крышу на консолях, теперь такие на трибунах, ну там, где строятся новые ипподромы.

– У нас нет консолей, – задумчиво произнес Роджер.

– Нет, но давайте посмотрим, что у вас есть и как вы без них обходитесь.

Отношение Дарта ко мне несколько изменилось.

– Вы же сказали мне, что вы строитель, – упрекнул он меня.

– Да, так и есть.

Дарт посмотрел на детей.

– Что делает ваш отец? – спросил он.

– Строит дома.

– Что, своими собственными руками?

– Ну, не совсем руками, – уточнил Эдуард, – лопатой, мастерком, пилой, там другими инструментами.

– Развалины, – пояснил Кристофер, – в наши пасхальные каникулы мы охотимся на развалины.

Перебивая друг друга, они стали рассказывать изумленной аудитории о том, как мы живем. Слушателей поразило особенно то, что просто, как о чем-то само собой разумеющемся, дети рассказывали про вещи, которые дано пережить очень немногим.

– Но мы собираемся остаться в том последнем доме, который он сделал. Правда, папа?

Я пообещал, наверное, уже в двадцатый раз, что показывало степень их озабоченности, потому что я обычно выполнял все, что обещал им.

– Вы, должно быть, страшно устали то и дело переезжать, – посочувствовала миссис Гарднер.

– Нет, дело не в этом, – объяснил ей Кристофер. – Все дело в доме. Этот просто блеск.

В его подростковом словаре «блеск» означал противоположное ужасному.

Роджер кивнул, подтверждая слова Кристофера.

– Блеск. Но, мне кажется, страшное дело отапливать все это пространство.

– Там есть гипокауст, – сообщил Нил, облизывая пальцы.

Гарднеры и Дарт удивленно воззрились на него.

– Гипо – что? – сдался наконец Дарт. – Что такое гипокауст?

– Центральная отопительная система, придуманная римлянами, – спокойно ответил семилетний мальчик. – Под каменным полом оставляются пустоты, соединенные скрытыми каналами, через них прогоняют теплый воздух, и пол все время остается теплым. Папа подумал, что это получится, и получилось. Всю зиму мы бегали по полу босиком.

Роджер повернулся ко мне.

– Значит, так, пятница, договорились, – проговорил он.

Когда солнечным утром через два дня я приехал на автобусе в то же самое место, входа в гараж не было видно не из-за горы накопившегося за десятилетия мусора, а из-за лошадей.

Мои сыновья, чувствуя себя в полной безопасности, взирали в окна на скопление непрестанно двигающихся четвероногих, там было шесть или семь громадных животных, решили не выходить из автобуса под копыта коней, хотя каждого коня держал на поводу конюх.

На мой взгляд, лошади были недостаточно стройными, чтобы быть скаковыми, а наездники совсем не походили на щуплых ребят, выезжающих обычно таких лошадей, и, когда я вышел из машины, ко мне торопливо подошел Роджер и объяснил, что это конрадовские охотничьи лошади, которых вывели на утреннюю разминку. Вообще-то лошадей выгуливают на дороге, но их буквально атаковали шесть или семь шерстяных шапочек, все еще упрямо пикетировавших главные ворота.

– Откуда они? – спросил я, оглядываясь вокруг.

– Лошади? Конрад держит их здесь, на ипподроме, на дворе неподалеку от заднего въезда, через который приехали вы.

Я кивнул. Я обратил внимание на здание, которое вполне могло быть конюшнями.

• Предыдущая
• 19/70
• Следующая