Грета и потерянная армия (ЛП) - Джейкобс Хлоя - Страница 4

Его голос стал тише, и Грета наклонилась вперед, положив локти на стол.

— Что за вещи?

Он тоже наклонился вперед.

— Я всегда хотел найти способ помочь моим людям жить и работать в лучших условиях. Я хочу создать инструменты, которые позволят легче обрабатывать твердую землю.

Это было амбициозно, более амбициозно чем то, что она когда-либо слышала в Милене. Как и для веселья, не было особо много времени для устремлений и мечтаний. Сбор урожая зерна с одного единственного поля, находящегося на земле, которая постоянно заморожена, стало достаточно трудоемким делом.

— У тебя уже есть какие-то идеи?

Он усмехнулся.

— Сотни.

Она заметила, что тоже начала улыбаться, а ее сердце бешено заколотилось.

— Какие, например?

— Когда моя мать ещё была жива, она очень расстраивалась, когда мы вбивали в стену гвозди, чтобы повесить ковёр, потому что те выскальзывали из камней. Поэтому однажды я сделал для нее гвоздь с шипами, прикрепленными к хвостовику, в надежде, что он лучше ухватиться за камень и, таким образом, не сможет больше выскальзывать из стены.

— И это сработало?

Он усмехнулся.

— Не с первого раза… и не со второго, но я продолжал улучшать его дизайн, пока не получил такой, какой нужен был, и теперь эти особые гвозди изготовляют по всему королевству гоблинов.

— Ух ты, впечатляет. Что ещё?

Ей хотелось услышать больше.

— Ну, мне пришло в голову, что, возможно, мы могли бы попытаться вырастить зерновые культуры в помещении, где было бы легче сохранить почву мягкой и теплой. Но растения по-прежнему требуют солнечного света и орошения, поэтому я работаю над созданием конструкции из стекла.

Его лицо стало оживленным и светилось, когда он рассказывал об этом.

Он хотел построить в Милене теплицы.

Это и в самом деле замечательная идея, и было удивительно, что никто не додумался до этого раньше. Но, опять же, стекло — дорогое удовольствие.

— Оно должно быть крепким, — продолжил он, — но стекло увеличивает свет, проходящий через него, и если тепло, накапливающееся внутри, не сможет свободно выходить наружу, тогда разве оно не продолжало бы накапливаться и образовывать влагу, которая, в свою очередь, могла бы вернуться обратно в почву, чтобы питать зерновые культуры? Такая структура может даже поддерживать сама себя.

Она почти забыла, где они находились, что они были окружены незнакомцами. Их столик в углу превратился в маленький изолированный пузырь. Было ощущение приватности и защищенности, будто ничто не могло помешать, и они могли оставаться вдвоем настолько долго, насколько хотели.

— Это впечатляюще. После того, как ты показал себя настолько многообещающим в сфере металлургии и сельском хозяйстве, твои родители наверняка могли бы задуматься о том, чтобы послать тебя на обучение к кузнецу или фермеру, вместо того, чтобы быть стражником замка, — сказала она, все еще полагая, что он являлся стражником.

Он не ответил на это, поэтому она спросила:

— Тебе хотя бы нравится твоя работа в замке?

Гоблин сделал небольшую паузу.

— Иногда мне хочется, чтобы у меня была свобода выбора пойти по другому пути, — наконец сказал он, — но судьба и Великая Матерь решили ещё задолго до моего рождения, как должна развиваться моя жизнь.

— Почему ты просто проглатываешь это дерьмо без боя? У нас всегда есть выбор. Этот выбор может и не популярен и, возможно, не принесет с собой много друзей, но если ты уверен, что для тебя это самый лучший путь, разве ты не должен бороться за право следовать по нему?

Его глаза сузились.

— Я не знаю никого во всем королевстве, кто верил бы в подобные вещи. Народ принимает волю Великой Матери, как свою собственную.

Она сглотнула. Конечно же, он был прав.

— Очевидно же, что ты не принимаешь волю Великой Матери, ведь ты говоришь о своих мечтах, которые выступают за рамки твоей профессии, — возразила она. — Бьюсь об заклад, что и все остальные чувствуют то же самое, но все они слишком напуганы, чтобы открыто говорить об этом.

Он скрестил руки и откинулся на спинку стула со снисходительной улыбкой на устах, будто ему доставляло удовольствием спорить с ней.

— Почему ты думаешь, что они побоялись бы высказать свое мнение?

— Ты говоришь, что народ принимает волю Великой Матери, но Великая Матерь вот уже долгое время не показывала своего лица. Ей все равно, будет ли Тамсин официанткой или швеей, и ей все равно, буду ли я охотницей за головами или ты придворным стражником. Мы сами принимаем эти решения. И мы делаем это либо для себя самих, либо потому что так нам говорят другие, которые считают себя лучше и важнее нас.

— О, и кто же эти, что считают себя лучше и важнее? — спросил он.

Грета закусила губу, слишком поздно вспомнив о том, что разговаривает с одним из королевских стражей.

— Никто, — прохрипела она.

— Должно быть, ты имела в виду короля гоблинов?

Она пожала плечами. Что он сделает с ней, если она выскажет свое мнение вслух? Обвинит ее в измене и запрет в темнице?

Хм, да, конечно. Именно так.

— Ты можешь поделиться со мной своими мыслями, — сказал он. — Ты думаешь, я стану тебя за них осуждать?

— Я действительно ничего о тебе не знаю, — призналась она.

Это то, что ускользало из ее головы каждый раз, как они встречались взглядом.

— Возможно, ты здесь в качестве шпиона по его приказу, чтобы выкорчевать инакомыслие из королевства гоблинов.

— Это было бы довольно сложной миссией для такого, как я, — ответил он насмешливым тоном.

— Почему это?

— Потому что каждый, кто находится здесь, — он наклонился к ней, — уже знает мою личность.

Он был прав. Вместо того чтобы становиться все более шумной в ночное время, как это обычно было, таверна значительно поредела с тех пор, как они завели разговор. А те, кто остался, отодвинулись подальше от их столика.

Гоблин был довольно наблюдателен для такого молодого парня… а он был очень молод, несмотря на ощутимое древнее ярмо обязанностей, покоящееся на его плечах. Ее заинтересовало, был ли он вообще достаточно взрослым, чтобы уже пройти через свое первое Превращение.

Когда в Милене наступало лунное затмение, то она вся становилась безумной зоной, но дети были защищены от этого эффекта, пока не достигали зрелости. Обычно это происходило в восемнадцать лет. Возможно, ему уже было около того.

— Тогда я до сих пор не могу понять, что привело тебя сюда. Если это то место, куда ты приходишь выпивать, тогда я бы уже видела тебя здесь раньше, — сказала она.

Он склонил голову и, казалось, обдумывал свой ответ.

— Признаюсь, я слышал рассказы от придворного казначея о женщине-охотнице за головами, воспитаннице долема Люциуса — и мне стало любопытно.

Она резко вздохнула, ощутив горький привкус страха.

— Обо мне? Любопытно? Вот почему ты здесь? Но почему?

Ее рука скользнула под стол к рукояти меча, а тело напряглось.

Он измерил ее предупреждающим взглядом.

— Потому что долем Люциус — посторонний для королевства гоблинов, у которого нет близких родственников, и у него не получилось обратиться к королю гоблинов за разрешением приютить ребенка из другой провинции.

Такое правило и вправду существовало?

— Ну так, а какое отношение это имеет к тебе? Пусть король призовет долема Люциуса, если пожелает. Почему это вообще должно тебя волновать?

— Разве мне должно быть всё равно на то, что происходит в моём собственном королевстве?

— В твоём королевстве? Твоём королевстве?

Что он такое говорит? Грета посмотрела через весь стол.

Ему хватило порядочности придать своему лицу стыдливое выражение.

— Полагаю, я не должен позволять тебе и дальше пребывать в ложном представлении, — сказал он.

Милена была более формальной, чем мир Греты, но никто не был аж настолько формальным. Боже, она так ошибалась насчёт него.

— И в каком же ложном представлении я нахожусь? — спросила она, едва сдерживая себя, пока ждала его признания.