Бастион (СИ) - Букреев Марс - Страница 18

— Как ты мог поддаться ее чарам? — между тем продолжал Гунальф.

Попробуй тут, не поддайся!

— Или все существа вашего мира столь похотливы?

На последний вопрос отвечать я не стал.

— Между прочим, это в твоей голове половина знаний и воспоминаний недоступны. Откуда я мог знать о ее больных странностях?

— Я тут ни при чем. Видимо, когда мое сознание выбросило в Лабиринт, а твое оказалось в моем теле, часть воспоминаний остались недоступны.

— Ладно, я не о том. В разборке между родами, на чьей стороне Эфелита, да и вообще, все Веры. Судя по Пелерину, они ближе к Ридам.

— Не совсем так. Борьба идет не столько меду родами, сколько между семьями, Маленкорхами, Алвинами и Лвиаерами. Другие семьи этих родов тоже участвуют, но опосредовано. Например, как я, в надежде повысит свой ранг. Что же касается семьи Юнифинд, они крепко заняли гильдию Целителей в нашем Доме, и пока наблюдают. Думаю, они, в том числе и Эфелита, вмешаются в борьбу, когда одна из сторон начнет одерживать вверх. Им выгодна вечная борьба между тремя другими.

Вот как. Ладно.

— А…

Я хотел спросить Охренуэля еще о чем-то, но он исчез, а я оказался в своей постели. Хмурое утро уже заглядывало в окно. Странно, но сегодня вой боевой трубы не разбудил меня.

Наступило затишье. Противник взял передышку, подготовиться к новому штурму. Изредка мы видели разъезды гоблинов, но близко они не приближались.

Я таскался за Дуэндалом прокручивая в голове, как бы мне подобраться к Симальфу Пелерину. Говорить о предательстве Маленкорха в открытую, было не разумно. Но вот если бы тоже самое подтвердил один из верных ему эльфов, думаю, тут бы уже встал вопрос об аресте самого мага.

Поговорить с Пелерином, к тому же возможно с помощью оружия — не просто. Дорога в расположение нашей кавалерии была мне заказана. Во-первых, все всадники верны своему командиру, а он верен Маленкорху. И появление эльфа из недружественной фракции там, не останется не замеченным. Во-вторых, многие были недовольны, я все-таки убил их товарища. Пускай и незадачливого, но все же. А тот факт, что чокнувшийся от неудач бедолага сам накинулся на меня, их ни капли не беспокоил.

Воспользовавшись затишьем, Дуэндал решил очистить ров от камней. Он собрал отряд лоталли с инструментами и веревками, отправив для прикрытия с полсотни пеших бойцов. Кроме того, Пелерину он приказал быть наготове, если вдруг появятся гоблины-лучники верхом на саргантах. Пожалуй, здесь присутствовал шанс получить признание в предательстве от Пелерина, но я пока не мог понять, как им воспользоваться.

О том, чтобы присоединиться к отряду всадников, не могло быть и речи. Боюсь, начнись схватка с гоблинами, и копье одного из наездников совершенно случайно вонзиться в меня. Перепутал в горячке боя, ну с кем не бывает. Поэтому, испросив разрешения у Воителя, я остался наблюдать за происходящим со стены.

Отряд пехотинцев уже выстроился у ворот. Всадники Пелерина расположились невдалеке. Их взнузданные лошади были наготове, а сами наездники пока еще расслабленно сидели на траве, перекидываясь шутками.

Вот появились лоталли, тридцать пять или сорок полуросликов. Ну, относительно полуросликов. Они тащили лопаты, кирки, носилки и веревки. Один из них плелся в самом конце, с трудом удерживая свой инструмент. Он вызывал впечатление больного, шел медленно, слегка покачиваясь, на бледном лице замерло страдальческое выражение. Руки бедолаги были обмотаны белыми тряпицами, сквозь которые проступала кровь. Я еще раз взглянул на его лицо, да это же раб Эфелиты! Он приносил мне записку от целительницы. Вчера он был полностью здоров. Руки. Ох, не зря я вчера не стал прикасаться к записке от прекрасной целительницы. Вот же, стерва! Хотя, может быть, злокозненность Эфелиты тут и ни при чем. Хотя, стервой от этого она быть не перестает.

От камня крепостной стены шло тепло. День сегодня выдался погожий, и я впервые увидел на небе голубую высь вместо серой хмари. У того места, где стоял я, кто-то забыл свой лук. А может и не забыл, а просто оставил возле запаса стрел, топорщащихся белым оперением из деревянной бадьи.

Под стенами, в обрамлении высоких гор, равнина убегала зеленой далью. Жужжали насекомые, откуда-то доносилась птичья трель. И даже разъезды гоблинов вдалеке смотрелись мирно.

Лоталли и их охрана потянулась за ворота. Когда они вышли, наездники на ящерах насторожились, но сообразив, что это не вылазка, принялись мирно наблюдать. Лоталли остановились возле места, где камни выглядывали из воды. Пехота растянулась цепью, ограждая их от неожиданного наскока.

Рабы принялись за работу. По грудь в воде, они расшатывали камни, обвязывали их веревками и с дружным: «Эх!», вытягивали из воды. Часть из гоблинского разъезда помчалась назад, в невидимый для нас лагерь врага. Пелерин тоже не стал держать своих всадников за воротами. Дав команду: «Верхом!», он тихой рысью вывел своих бойцов на равнину. Забавно видеть, как три-четыре десятка рабочих охраняют полторы сотни воинов. Бывают же моменты, когда рабочая сила становится куда важнее силы вооруженной.

Лоталли продолжали работу. Они выудили почти полдюжины здоровенных каменюг и складывали их возле рва. Другие рабы раскалывали камни кувалдами, грузили на носилки и затаскивали в крепость. Я нашел взглядом раба Эфелиты. Бедняга старался работать наравне с остальными, но это у него плохо получалось. Инструмент выскакивал из рук, ухватиться толком он ни за что не мог, да и силы покидали его. Наконец, другие лоталли привязали веревку к ручкам носилок, накинули ему на шею и он, словно запряженный в хомут, принялся таскать дробленный камень.

— Наблюдаешь за работами?

Мягкий женский голос отвлек меня. Я повернулся. Передо мной стояла Олета.

— Бездельничаю, — ответил я. — Дуэндал так и не нашел для меня занятия.

— Ты хорошо проявил себя в последние дни, — ответила она. — Вон, даже Священный Свет обратил на тебя взор.

Олета указала на мое ранговое ожерелье.

Она подошла и встала рядом. На ней не было плаща и плоской черной шляпы, в которой я ее увидел впервые. Ветерок трепал черные волосы эльфийки. Зеленая рубаха с глубоким вырезом провоцировала воображение.

— Да, теперь я полностью зрелый мужчина, — пошутил я, вспомнив, что третья жемчужина достается эльфам при достижении зрелости.

Она улыбнулась. Повернулась ко мне и заглянула огромными зелеными глазами прямо в душу:

— Знаешь, может быть, как созревший мужчина ты пригласишь меня провести время в тихом уютном месте?

— Эээ да, конечно, только уютных мест тут не особо.

Она непонимающе взглянула на меня:

— А как же тот прудик, на берегу которого ты любил сидеть?

Прудик, прудик. Какой еще к черту прудик? А вот он! В этот раз память Охренуэля не подвела, выдав воспоминания о тихом лесном пруду, недалеко от Бастиона.

— Эй, Гун, с тобой все в порядке?

— Да, конечно. Ты права, лучше этого места и быть не может. Давай сегодня, на закате?

— Какой ты, однако, романтичный, — усмехнулась Оленька. — Закат, природа. Может быть и стихи прочитаешь?

Стихи? Ну, откуда я могу знать стихи? «В лесу родилась ёлочка», тут явно не подойдет.

— Постараюсь что-нибудь сочинить к вечеру, — улыбнулся я.

Идеальные брови Оленьки взлетели, пухлые губы раздвинулись в улыбке.

— Как интересно, буду ждать с нетерпением.

Ек макарек, Игорь, что ты несешь? Какие стихи? Откуда ты их возьмешь? «Буря мглою небо кроет»? Кроет, ешкин кот! Оленька явно лишала меня способности соображать.

— Не буду мешать тебе бездельничать, — промурлыкала Оленька. — Мне-то Маленкорх всегда найдет дел. Ну и да встречи, на закате!

При словах «на закате», ее голос наполнился ядовитой насмешкой. К чему бы это? Глядя, как эльфийка уходит, покачивая бедрами, я наконец-то сообразил! Можно же было без всякого заката! Ой, я и баран! Стихотворец, ляха-муха!