Операция «Сострадание» - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/62
• Следующая

– Нет, Шурик, почитаешь потом, газета никуда от тебя не убежит. Ты же обещал выслушать эту историю!

– Да, и обещал, и выслушаю. Я хотел надеть очки только для того, чтобы лучше видеть тебя, красавица моя ненаглядная...

– Прекрати, Саша! – Ирина уже с трудом сдерживала смех. – Как будто я не знаю, что эти твои очки только для чтения, для дали у тебя другие...

– Так где же история? Я жду.

– В общем, Антоша купил себе собаку...

– Бультерьера?

– А почему ты так решил?

– Ну, не знаю. Просто попытался представить себе Антошу: среднего роста, широкий, мускулистый, зубы отличные. Какая собака ему подойдет? Скорее всего, бультерьер.

– Не помню я, как называется эта порода, но Нина сказала, что эти милые собачки, еще будучи щенками, прогрызли стену панельного дома и выбежали наружу гулять.

– Бультерьер. Помяни мое слово, окажется бультерьер.

– По-моему, Нинка по-другому называла породу, не бультерьер, но не важно... Одним словом, всех щенков разобрали, остался один. Его тоже хозяева пытались пристоить. Сначала за деньги, благо пес породистый, потом просто в хорошие руки. Но отовсюду его возвращали. Причина? Агрессивный, неуправляемый, кусает всех, кто попадает в поле его зрения. Одним словом, на нем поставили крест, собирались уже усыпить, когда на горизонте появился Антоша. Ему как раз Нина сообщила, что в детстве хотела завести собаку, но ей не разрешали, вот он и решил ей преподнести в подарок, практически бесплатно, это чудовище, то есть сокровище. И если, мол, у них в будущем сложатся отношения, ему тоже нужна собака: для престижа и дом сторожить. Когда Нина от прежних хозяев (они вдвоем с Антошей приехали к ним забирать собачку) услышала, что за зверь этот пес, она засомневалась, стоит ли с ним связываться. Но Антоша ее уговорил. «Не боись, – сказал, – я с ним справлюсь».

Ирина Генриховна сделала трагическую паузу.

– Собака укусила Нинку? – предположил Турецкий, уже зная, что это не так. Если бы какой-то пес нанес дочери серьезную травму («челюсти на ножках» – так в народе бультерьеров зовут), Ирка не болтала бы сейчас с мужем, а спасала бы, ухаживала, перебинтовывала, дежурила, кормила свое чадо. Чего бы ей это ни стоило.

Пауза продолжалась.

– Собака прогрызла стену в Антошином доме? – уже более заинтересованно выдвинул следующую версию Турецкий. Ирина отрицательно качнула головой.

– Ну так что же она такого натворила?

– Собака ничего не натворила, – раздельно, едва не по слогам, произнесла Ирина Генриховна. – Не успела. Антоша с ней справился. Хочешь знать, каким методом?

Турецкий хотел. Как знать, может, доведется иметь дело с разъяренными собаками.

– Так вот! – В голосе Ирины появились обвиняющие интонации. – Когда они привезли домой к Антоше это чудовище – а Нина поджимала ноги, чтобы он ее не искусал, – Антоша заперся с псом в отдельной комнате. Нина ждет-ждет, а они не выходят. Она уже в милицию звонить собиралась, думала, пес его загрыз. Вдруг открывается дверь и выходит Антоша. Пес идет рядом, тихий и смирный, смотрит на Антошу снизу вверх преданными глазами. Нина, конечно, спрашивает: «Как тебе это удалось?» А Антоша отвечает – Нина дословно процитировала, так что извини: «Мы как вошли в комнату, я ему отдал команду: “Сидеть!” А он не подчиняется. Еще возбух на меня, быковать начал. Ну, я его хрясь табуреткой по башке! Он – плюх на жопу и сидит, на меня пялится. Зато теперь понял, кто здесь главный»... Шурик, что здесь смешного?

– А что здесь грустного? – с трудом выговорил Турецкий сквозь смех. – Все нормально кончилось, Ир, чего ты волнуешься?

– Я волнуюсь из-за нашей единственной дочери, которая дружит с таким человеком, как этот Антоша. И, по-моему, я права. Представляешь, Шурик, а вдруг они поссорятся? Что же, значит, это он и ей может – хрясь табуреткой по башке? Чтобы доказать, кто здесь главный?

– Ну, во-первых, – отсмеявшись, Турецкий обрел рассудительность, – девушка – это все-таки не собака. Надеюсь, даже Антоша, способный перекусить колючую проволоку, понимает, кто из них требует более нежного обращения... А во-вторых, я уверен, что моя дочь сама в случае чего способна хрястнуть табуреткой по башке. Или, по крайней мере, ускользнуть из-под удара. А в том, что если он ее ударит, она, как Сережу сменила на Антошу, так и Антошу сменит на какого-нибудь Алешу, я тоже уверен на все сто. В Нинке – моя порода. Турецкие не дрессируемы!

Ирина Генриховна поджала губы. Александр Борисович обнял супругу, привалив ее на диван.

– Иришка, не расстраивайся! Ты права, Антошины манеры выглядят подозрительно. Он уже где-нибудь работает? Какого возраста этот юноша?

– В бизнесе работает. Торговые перевозки или что-то такое похожее... Да, по-моему, Нина именно о грузоперевозках говорила. Если надо, я у нее уточню.

– Не волнуйся, Ириша. Добудь мне его отчество и фамилию, я проверю по своим каналам. Только Нинке пока ничего говорить не будем. Ладно? Уговор?

– Но я обязана ее предупредить, чтоб она требовательнее выбирала друзей, чтоб не совершить ужасной ошибки...

– Тише, мать! Каждый человек, особенно молодой, должен иметь в жизни свою квоту ошибок. А по тому, насколько эти ошибки ужасные, как раз и проверяется предыдущее воспитание. Понятно? Я убежден, что мы неплохо воспитали Нину. Наша дочь – разумная девушка и сумеет во всем разобраться сама.

– Слушай, Саня, – нервно заявил Слава Грязнов, вертясь на переднем сиденье машины Турецкого, – мне это крепко не нравится.

В Видное, где располагалась мини-операционная Великанова, решили ехать с самого утра. Темно, шоссе скользкое, водители матерятся и нарушают правила дорожного движения... Действительно, масса поводов для недовольства.

– Что не нравится? – рассеянно спросил Турецкий, следя за знаками поворота. – Как я веду?

– Нет, как нас ведут.

– Что?

– Посмотри в зеркало заднего вида... Примечаешь вон того «бумера»?

На шоссе группировались в разных комбинациях не менее четырех «БМВ». Популярная машина. И не сугубо бандитская, как это почему-то поется в не менее популярных песнях.

– Которого?

– Грязного.

Турецкому пришлось приглядеться, чтобы понять, что имеет в виду его старый друг. А когда разглядел, убедился в его правоте. «БМВ» и впрямь был грязен – да чего там, он был грязен настолько, что даже на крыше не просматривался его первоначальный цвет. По таким густейшим заскорузлым потекам дети и хулиганы не станут прокорябывать «Помой меня», или «Танки грязи не боятся», или что там еще принято писать пальцем на автомобильных боках, – хотя бы по той причине, что пальцем такую толщу не взять, потребуется скребок. Трудно было поверить, что такое неумытое чудовище выезжает из Москвы, однако это соответствовало действительности.

– Наверное, много пришлось сунуть на лапу гаишникам, – философски хмыкнул Александр Борисович, – чтобы пропустили его в таком виде. Как он ни во что еще не врезался, удивляюсь: лобовое стекло сплошь замазано. Ничего хуже давно не наблюдал.

– Ага. Точно. А хуже всего, что он нас преследует.

– Нас? А с чего ты решил?

– Я его заметил, когда к тебе ехал. Подумал еще, вроде тебя: ну и свинья, автомойдодыра на него нет! Но когда второй раз... Я тебе стопроцентно говорю: кто-то нас ведет.

– Глупейшая маскировка, – попытался опровергнуть Славу Турецкий. – Будто нарочно, чтобы его заметили.

– Наоборот, идеальная маскировка! Помыл машину и полностью сменил имидж. Будто ни за кем не следил.

Ненадолго оба притихли. Установить, следит за ними грязный «бумер» или его появление в этом месте и в это время – игра случая, пока не представлялось возможным: слишком много машин двигались на шоссейной глади по прямой. Во всяком случае, обогнать он их не пытался, даже когда возможность для этого появлялась.

– Слава, – прервал молчание Турецкий, – я же предупреждал, чтобы члены следственной группы не распускали язык при разговорах по телефону. И ни с кем не делились подробностями этого дела...

• Предыдущая
• 45/62
• Следующая