Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/80
- Следующая
– Да мы только весь его огромный архив сумели переписать! И подошли к новым материалам. На закуску, так сказать. А сидеть не хочу, сейчас пойду, Витя там совсем, видать, замаялся, отпущу его подышать свежим воздухом.
– Ладно, сейчас пойдете, – заговорил Грязнов. – Сережа, обрати на эту тему особое внимание. Все, что обнаружите, немедленно ко мне, понял? Любой факт, любой намек! Саня, я сам займусь, я знаю...
– Ты думаешь? – прищурился Турецкий.
– А тут и думать нечего. Это тебе не кабаки на МКАДе, два «законника» – славянин с «апельсинщиком» – поссорились! Ну и что? Впервые разве? Тут я, Сереж, с муровцами полностью солидарен. Но раз вы с Саней решили дожать эту тему, я не возражаю, вы видите, хотя, по моему твердому убеждению, вытянете пустышку. И время потеряете. Но, с другой стороны, отрицательный результат – тоже результат. Тут вы с Саней спелись. А вот те, о ком я думаю, ребятки, дай Бог, чтоб я ошибся, но нельзя исключить, что мы имеем дело с «ремонтниками», вот! – Грязнов многозначительно поднял палец. – А до них хрен когда доберешься! Извини старика, Марина.
– Нет вопросов, – улыбнулась Марина, – у нас на студии и похлеще случается.
– А что они за звери такие? – удивился Климов.
– Хотите с этого места поподробнее? – усмехнулся Вячеслав. – Со всем нашим удовольствием. «Ремонтниками», ребятки, эта «голубая» публика называет палачей. Мужиков, убивающих геев, которых выбирают себе в жертвы на их тусовках... Марина, прямой вопрос. Впрочем, если неудобно или противно, можешь не отвечать. Какая у вашего Лени была ориентация?
– Действительно вопрос! – улыбнулась она. – Личного опыта не имею. Но знаю, что у него была невеста, в которую он был влюблен, а после жутко рассорился. Причины – банальные: провинциальное непонимание высокой миссии, возложенной на плечи выдающегося мужчины. Примерно в таком духе. Женщины у него были, правда, это ни о чем не говорит, поскольку есть и бисексуалы. Тут, господа, – с иронией хмыкнула она, – уже вам видней. Это ж вы отлавливаете всяких «пидарасов», прости господи, не к ночи будь помянут «наш дорогой Никита Сергеич»...
Это получилось у нее так смешно, что все дружно рассмеялись.
– Значит, исключить некоего интереса нельзя? – продолжил Грязнов.
– Я бы не стала, во всяком случае.
– Ваше мнение особенно ценно, спасибо.
– Чем же?
– Женским, точным глазом. Настоящую женщину не обманешь. Хотя иногда бывали случаи. Но это уже информация для застолья, а не для расследования. Саня, извини, продолжай.
– А что он вообще рассказывал вам о женщинах своих? Я прошу вас понять меня правильно, Марина. Иногда больше говорит даже и не смысл, а интонация сказанного, понимаете? Так вот, как он вам это подавал? Жаловался? Хвастался? Пытался вызвать ревность? Дразнил? Сопли распускал? От вас-то он чего хотел? Я снова прошу у вас прощения за свои не очень этичные, скажем так, вопросы, но это поможет понять человека в его специфическом окружении. Если таковое у него имелось.
– Я понимаю, не извиняйтесь. Мы сейчас, как актеры, обсуждаем характер героя. Не дразнил и не пытался вызвать ревность – это однозначно. Иногда ныл, это было. Напившись – и такое случалось, правда, нечасто, – сопли распускал. А вот хвастался ли? Возможно, но так, как это делают детишки, удачно стащившие из буфета конфетку, о чем они рассказывают таким же маленьким плутишкам. То есть несерьезно. «Ах, какая! Ах, что умеет! Ах, как она меня благодарила!..» Ну и в таком духе: обратите на меня внимание! Не по-мужски у него иногда это получалось. Оно даже и не противно, а... может, гнусновато? Наверное, поэтому на ваш вопрос об ориентации, Саша, я так и отреагировала. Хотя прямых поводов не было... А конкретно от меня он ничего не хотел, кроме товарищеского сочувствия. Ну так уж был устроен.
– Вот так? – удивился Турецкий. – Интересная характеристика... Большой ребенок?
– Я говорю про детское удивление. Оно ведь у некоторых особей мужского пола, избалованных вниманием, и не только женщин, но и родителей, и педагогов в школе, и коллег на службе, и телезрителей, в конце концов, – есть же рейтинги! – начинается как бы с игры, а заканчивается стойкой уверенностью в своем особом даре и сильно завышенными самооценками. А вот когда наши разговоры касались ненависти или некоторых моментов его общения с той же невестой Зоей, там сцены, которые он закатывал, – опять же, по его рассказам – бывали крайне неприятными. Некоторые мужики, между прочим, обожают все дерьмо, накопленное в собственной душе, время от времени изливать на более-менее близких людей, которые обладают лично для себя весьма скверным качеством – умеют слушать. И за это им главным образом и достается. Леонид был из таких... помесь мазохиста с садистом, что ли? По-моему, он получал удовольствие, рассказывая иногда, как его «кинули», какие сволочи его окружают, как ему гадко, как... ну и прочее, прочее. Это было нелегко слушать, но он за годы нашей совместной работы привык и считал не только возможным, но и должным время от времени исповедоваться мне. Нередко в нетрезвом виде. Но это у него, к счастью, быстро проходило, а вот его несомненный талант журналиста... он оставался с ним. И за это мы ему многое прощали.
– Зная, что большого злодейства он все-таки не совершит? – улыбнулся Турецкий, чтобы слегка смягчить тональность разговора.
– Конечно. Вечный конфликт: гений и злодейство. Но ни до того, ни до другого Леонид не дотягивал. И тем не менее это его, как видите, не спасло. Я думаю, конфликт возник не на почве его таланта. Это к вопросу о профессиональной зависти. А вот злодейство, между прочим, способно к мимикрии.
– Возьмет вдруг и представится маленькой шалостью, этакой детской шуткой, да?
– Что-нибудь в этом духе.
– Спасибо, Марина... Сережа, учись! Да, Слава? – Оба дружно закивали, выражая одобрение. – Тогда, Сережа, забирай главного редактора, но не забудь, пожалуйста, что она женщина, и женщина красивая, следовательно, не сильно там пылите. Или перенесите архив куда-нибудь, в конце концов. Изъятие обязательно оформите протоколом. Мариночка, вы черкните им там, ладно? Формальность, но необходимая. Мы, наверное, все эти материалы вам передадим потом? Как вы у себя на студии сами решите? Это ж была не его личная затея, а в конечном счете ваши задания, я правильно понимаю? – Он с легкой усмешкой уставился ей в глаза. – А полезная инициатива всегда поощряется руководством, не так ли?
Марина улыбнулась:
– В общем, так.
– Вот и отлично. Закончите – поднимайтесь. Или, если мы завершим раньше, спустимся к вам. Желаю удачи. Сережа, проводи, пожалуйста. – И когда Марина с Климовым вышли, крикнул им вдогонку: – Сергей, прости, на секундочку! Марина, он вас догонит! – И когда тот сунул голову в дверной проем, Турецкий показал ему кулак и тихо сказал: – Головой отвечаешь, понял? Во баба! – и потряс оттопыренным большим пальцем. – Беги и считай, что Бог тебя в темечко поцеловал... Да, Славка?
И генерал только развел руками от восхищения.
Находки сделала Марина.
Она, чихая и вытирая время от времени выступавшие на глазах слезы, помогала Сереже разбирать свежие, незапыленные стопки тетрадей, перелистывая каждую. А Виктор все старательно записывал, и исписанных им страниц было много, больше двух десятков.
Собственно, чихали все, потому что в тесном помещении пыль так и висела в воздухе. И они выходили по очереди на улицу – отдышаться. А чтобы перенести все материалы с полок куда-то еще, об этом не шло и речи: они не хотели нарушать тот четкий и рациональный порядок расположения материалов, который установил для себя сам Леонид. Наверняка в этом был смысл, пока, правда, непонятный. Но ведь всегда легче разобраться, чем сломать, а потом думать, к чему бы это?.. Вот и Марина сказала, что готова потерпеть, лишь бы для пользы дела. И честно, и даже с удовольствием исполняла возложенную на нее миссию: определить, что здесь важно, а что – простые заметки для себя, без видимых перспектив.
- Предыдущая
- 39/80
- Следующая