Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/80
• Следующая

Словом, общий вывод был таков, что следователь зря себе морочит голову несуществующими проблемами. Впрочем, если у него есть охота возиться с пустышкой, можно посочувствовать и даже посодействовать отчасти. Если будет официальное представление, оперативники согласны прощупать свою агентуру. Но общее мнение оставалось прежним – зряшная потеря времени.

Короче говоря, Климов решил-таки добить эту свою версию более конкретными и вескими доказательствами. Он на другой же день привез в МУР соответствующее постановление для проверки изложенных фактов и теперь постоянно названивал, не открылось ли чего нового. Однако это слова говорятся иной раз быстро, а серьезные дела так не делаются. Жди, и тебе воздастся!

Вот и теперь, по дороге в Кунцево, ибо уже приближалось время похорон, он продолжал размышлять над выкладками оперативников. В общем-то они казались вроде бы и правыми, но ведь уже было избиение, сопровождавшееся угрозами, исходившими от имени шоу-бизнеса. Были, опять же, и педофилы, которые вроде бы в своей мести не засветились. А ведь там наверняка, как и в шоу-бизнесе, миллионами, если не миллиардами, ворочают. Но, между прочим, прошла в эфир и «царская охота», после которой Морозов проскочил как бы не наказанным. А ведь и там задевались очень крупные шишки, да что там крупные, – можно сказать, вершители судеб нынешней России. И что, тоже, как и педофилы, они простили журналисту его смелость?

Зато сюда, к факту мести, можно отнести и то, что из квартиры Морозова исчезли бесследно компьютер, записные книжки и прочие материалы, которые могли иметь непосредственное отношение к текущей работе телевизионного журналиста, у которого все его выходы в эфир, как говорила Марина, всегда отличались острой критической направленностью. Точно так же были похищены с места убийства его телефоны, документы, ключи и деньги – в сумме пяти тысяч долларов. И тут иначе, видимо, и нельзя было поступать киллерам – имитировалось же убийство с целью грабежа...

Но появлялось противоречие: если на улице целью являлся в первую очередь грабеж, тогда зачем было выносить из квартиры документы? С компьютером понятно, на нем имя владельца не написано, его продать можно или, на худой конец, отдать своим детям – пусть играют...

Ну а материалы, а записные книжки им зачем? Никак не согласовывалось... Значит, все-таки был интерес – убрать даже малейшее напоминание о тех темах и разработках, которыми занимался Морозов. И самое скверное, что работал он в одиночестве, никого практически не посвящая в свои планы, разве что оператора, и то, по утверждению Пашкина, только на стадии съемок.

Короче говоря, раз имелось сомнение, никакие выкладки оперативников-муровцев Климова по большому счету удовлетворить не могли, уж если делать, как острили лет этак двадцать назад, так по-большому...

А сегодня, решил для себя Сергей Никитович, надо будет воспользоваться тем, что на похороны помимо многочисленных коллег Леонида Морозова, толку от которых, в общем и целом, для расследования никакого, соберутся родные, друзья и знакомые покойного, не связанные с ним профессиональными узами. Наверное, будут и те женщины, с которыми у него были интимные связи. Но об этом наверняка лучше известно Маринке, с которой Леонид делился своими победами и неудачами. Странно! Даже приблизительно не представлял себе Климов, как это можно обсуждать с женщиной, которая тебе не любовница, а обычная коллега, такие интимные подробности своей жизни! Или у них что-то все-таки было?

Климов даже рассердился на себя от столь неуместной постановки вопроса. Неужто ревность заговорила? А что он, собственно, может предъявить Марине? И какое имеет право? Он что, сам святой? Но нет, речь же не о нем с Мариной, а о любовницах Морозова. Между прочим, с повестки дня не снималась пока и такая версия, как месть на почве ревности. И орудием мести могла быть не только оскорбленная женщина, но и обманутый муж... Хотя, опять же, по нынешним временам таким образом вопросы ревности не решаются – устарело, не модно... Но и со счетов сбрасывать нельзя.

Действо на кладбище отличалось от сотен других подобных лишь тем, что в толпе, окружающей дорогой, под красное дерево, с белой атласной внутренней обивкой гроб с покойным, было множество легко узнаваемых лиц, большинство из которых простому российскому телезрителю были отлично знакомы по ежедневным телевизионным передачам. Но, обычно жизнерадостные и неутомимо говорливые, здесь они были мрачно молчаливыми и словно сосредоточенными на каких-то определенно тяжких мыслях, которые булыжниками ворочались в их и молодых, и благородно седеющих, и модно выбритых наголо, до зеркального блеска, головах. Впрочем, отметил Климов, последние позволили себе лишь на короткое время снять головные уборы, – колючий ветер со снежными зарядами не располагал к долгому и трогательному прощанию. И речи говорились коротко, предельно ясно и без особой ораторской выдумки. Смысл укладывался в несколько фраз: был... пользовался уважением (иногда – любовью друзей и коллектива)... безвременная гибель заставит теснее сплотиться ряды коллег... убийства журналистов становятся дурной российской традицией... и, наконец, ни власти, ни правоохранительные органы ровным счетом ничего не делают, чтобы защитить и без того надорванный голос народа.

Насчет «голоса народа» получилось неплохо, Климов позже протолкался к Марине и спросил, кто это про «надорванный народный голос» вещал? Марина искоса, не привлекая к себе внимания, взглянула на Сережу и негромко ответила ему, вложив в свои слова, однако, изрядную долю сарказма:

– Спонсор программы... Интекс-банк... по связям с общественностью... У них такая работа, ничего не поделаешь, надо терпеть...

Но ее реплику все-таки услышал и неодобрительно обернулся стоявший впереди рослый парень с характерной внешностью – горбоносый, с треугольным лицом и со сплошной линией густых темных бровей. Потом он перевел презрительно-вопросительный взгляд на Климова. А Сергей взял да и ткнул ему прямо под нос свое красное удостоверение. Парень словно бы смешался на миг, отшатнулся и, отвернувшись, начал пробираться в сторону от могилы и гроба с покойным, стоящего на металлической подставке, затянутой красным сукном.

– А этот еще откуда? – бросил ему вдогонку Климов.

Но парень даже не обернулся. А Марина пожала плечами:

– Понятия не имею. Здесь я вообще не знаю половины народа.

А речи продолжались – короткие и по-прежнему обличительные по адресу нерадивых «правоохранителей», которые всякий раз, когда беда настигает славных «трубадуров» отечества, оказываются абсолютно бессильными и не могут назвать ни убийц, ни тех, кто стоит за ними. В общем, получалось так, что в заказчиках вполне можно было подозревать кого угодно, даже милицию, но никак не коллег Морозова, его конкурентов по цеху, либо обиженных им «героев» всегда острых, публицистических телепередач.

Климову надоело слушать одно и то же, и он, нагнувшись к плечу Марины, негромко попросил ее показать ему родственников покойного. Та кивнула вправо от микрофона, где чуть застыла пара – совсем еще не старые мужчина и женщина.

– Морозовы... Наталья Ильинична и Борис Петрович. Оба – профессора, она – в пединституте, он – в Политехническом университете.

– Понятно... А не ты ли мне говорила, что в Нижнем у него была какая-то любовная история?

– Возможно, и я... Героиня ее вон стоит, – кивком показала Марина на весьма миловидную девушку в белой меховой шубке и такой же, похоже песцовой, шапке.

Климов вгляделся. Всем хороша девушка, но... что-то не понравилось Сергею Никитовичу, может, взгляд ее какой-то безразлично-спокойный, даже надменный, что ли. Этому впечатлению способствовало и то, что девушка выпустила из-под шапки на лицо, с обеих сторон, по густой черной пряди, вот именно они, возможно, и дорисовывали портрет современной молодой ведьмы.

Проследив за его взглядом, Марина откинула голову назад, к Сереже, и шепнула:

• Предыдущая
• 23/80
• Следующая