Калифорния на Амуре - "Анонимус" - Страница 14

– Впрочем, вы в каком-то смысле правы, – перебил сам себя Карл Иванович. – У жителей тайги гуманности оказалось побольше, чем у природных русаков и, тем более, хунхузов-китайцев.

Обнаружив старателя, они не сразу убивали его, как русские каторжане или хунхузы, а долго следили, чтобы убедиться, что тот и в самом деле имеет при себе золото. Но и после этого гольд или гиляк тоже не убивал жертву. Опередив путника, охотник расстилал у него на дороге платок или тряпочку, по четырем концам которой лежали камни. Это был знак, что таежный житель следит за приискателем и требует своей части добычи, своего рода выкупа за жизнь. Если старатель отсыпал немного добытого золота на платок, он мог совершенно спокойно идти дальше. Если же у него не хватало ума понять намек или он был слишком жаден, его настигала пуля охотника.

Но это были лесные разбойники, и это был неизбежный риск. Гораздо хуже дело обстояло на самом прииске. Здесь никто благородства не проявлял, и люди бесследно исчезали каждый день. Бандиты убивали их, забирали добытое золото, а трупы бросали в лесах, оставляя на съедение диким зверям, или просто сжигали. До поры до времени приисковый народ терпел такие безобразия – уж слишком кружила людям голову быстрая нажива, и было не до того, чтобы искать и карать преступников.

Но как-то ночью случилось преступление, потрясшее весь прииск. В одной артели убили повара: у него было припрятано пятьдесят золотников благородного металла, на них-то и позарились убийцы.

– А почем у вас идет золотник? – полюбопытствовал Нестор Васильевич.

– Русские скупщики дают от двух до четырех рублей, китайцы – чуть больше, – отвечал Фассе.

– То есть эти пятьдесят золотников стоили бы в худшем случае сто рублей, в лучшем – двести? Не слишком большие деньги за жизнь человека, – покачал головой надворный советник.

Президент отвечал, что по желтугинской дороговизне деньги просто ничтожные. Случается, что в местном игорном доме проигрывают приискатели за вечер по нескольку тысяч, а уж сто или двести рублей – это по здешним меркам просто плюнуть и растереть. Но дело даже не в том, что жизнь человеческая была так дешево оценена, здесь она и в лучшие времена не очень ценилась. Больше всего народ поразила жестокость, с которой убили несчастного повара.

Убийца использовал молоток и ударил им повара прямо по голове. Однако этого ему показалось мало, и он продолжил избивать жертву. По прикидкам одного старателя, который раньше был судебным приставом, негодяй нанес несчастному около сорока ударов. Череп его оказался вдавлен внутрь, из проломов сочился мозг.

Загорский только головой покачал и обменялся с Ганцзалином быстрым взглядом.

– Люди были потрясены, – продолжал Карл Иванович. – Разумеется, к тому времени в Желтуге уже установились некоторые формы самоуправления. Были, например, старосты, которым и полагалось следить за порядком. Однако, во-первых, у них не было средств влияния на здешнюю вольницу, во-вторых, у самих старост рыльце оказалось в пушку. Когда убили повара, старостами были поселенец Шадрин и отставной солдат Федоров. Их уличили в лихоимстве, и те не нашли ничего лучше, как сбежать с прииска – подальше от народного гнева.

На прииске воцарилась полная анархия. Тело убитого лежало непогребенным почти неделю, возникали стихийные сходки: одни требовали прекратить все работы, пока не найдут убийцу, другие – изгнать с прииска китайских и корейских старателей, потому что, дескать, православный человек не мог с такой жестокостью погубить живую душу, а нехристи – запросто. Наконец посредством долгих споров и криков пришли к общему решению: кроме старост, выбрать одного руководителя всего прииска и наделить его самыми широкими полномочиями, чтобы он взял себе помощников и навел-таки порядок.

– Ага, – сказал Нестор Васильевич, улыбнувшись, – я, кажется, догадываюсь, кого избрали этим самым руководителем.

Карл Иванович засмеялся: если кто-то думает, что его должность – чистая синекура[6], он глубоко заблуждается. Это тяжелый крест, хотя и недурно оплачиваемый. Президент получает четыреста рублей в месяц.

– Это выходит пять тысяч в год, – заметил Загорский, – любой генерал позавидует. И кто же платит вам жалованье – неужели сами приискатели?

– Нет, конечно, – отвечал Фассе, – все выборные должности оплачивают купцы, ведущие дела в Желтуге.

На общем сходе решили разделить Желтугу на пять участков. Участки эти, по предложению Фассе, получили название штатов. Всего таких штатов оказалось пять, один из них – полностью китайский. Русские штаты именовались следующим образом: «Первая Вершина», «Орлово Поле», «Ключ» и «Нижний участок». Сам прииск отныне должен был называться Желтугинская республика или, иначе, Амурская Калифорния.

– Ну, это уж точно иностранцы постарались, – засмеялся Нестор Васильевич. – Американцы какие-нибудь или кто-то еще, наши вряд ли бы до такого додумались.

Карл Иванович мягко попенял Загорскому, что тот недооценивает творческих потенций русского народа. А, впрочем, он прав, иностранцев здесь хватает, и все почти – ужасно хитрые бестии, которые вертят русскими и китайскими приискателями, как хотят. До тех пор, правда, пока у тех не кончается терпение, и они не решают, что пора задать трепку обнаглевшим чужеземцам.

– Впрочем, я и сам в некотором роде иностранец, так что стараюсь до тяжелых ссор не доводить и решать все спорные вопросы миром, – продолжал Фассе.

Надворный советник заметил, что господин президент говорит по-русски очень чисто и никак нельзя понять, откуда, собственно, он родом, из какой страны?

– На этот счет разные ходят слухи, – лукаво улыбнулся Карл Иванович. – Одни думают, что я немец, другие – что итальянец, третьи – что словак…

– Ну, а вы-то сами какой версии держитесь? – спросил Загорский.

Президент отвечал, что он пока еще не решил: пусть с этим вопросом определяются грядущие историки.

Таким образом была создана Желтугинская республика, главой которой сделался Фассе. Ему помогали выборные старосты – по два на каждый штат. Первые принципы, которые установил общий сход на Орловом поле, звучали примерно так: выборность органов самоуправления, товарищество артелей и суровые наказания за нарушение общественного порядка.

– Между прочим, все приискатели тогда принесли присягу и подписали документ, согласно которому они официально признают над собой власть избранных руководителей и верховенство учрежденных законов.

Документ этот, по словам Фассе, не имел формального характера и был в своем роде весьма оригинальным. В основе его стояло так называемое доброе слово.

– Но не любое и всякое, – заметил президент, – а совершенно конкретное, заповеданное, как гласит документ, «нашим великим учителем Сыном Божиим и Господом Богом: «Люби ближняго своего, как самого себя».

Он чуть наморщил лоб, вспоминая и начал зачитывать по памяти вслух.

– «Следуя христианскому учению, оставленному нам в святом Евангелии, ведущем нас к миру и благостям жизни земной, спасению и вечности в Царствии небесном, дерзаем помощью Всевышнего неотступно трудиться на пользу ближнего нашего, дабы совратившихся наставить на путь истинный и устранить этим самым неугодные Богу дела, совершаемые многими из среды нашей, заблудившимися во мраке прегрешений и забывшими слова заповедей: «не убий» и «не укради». Обратившись с теплою молитвою к Господу нашему о неоставлении нас слабых на трудном пути, предначертанном нам, мы беспрекословно верим и отдаемся в руки не как властолюбивым начальникам, а как достойнейшим из среды нашей и помнящим слово Божие, учившее нас правде и справедливости, нашим выбранным, что мы подписями и мысленно присягой подтвердили».

Президент закончил говорить и посмотрел на Загорского, как бы желая понять, какое впечатление произвело на него услышанное. Надворный советник не стал скрывать своего восхищения.

– Документ поистине замечательный, – заявил он, – уверен, что войдет в анналы. Однако при всем том это – всего лишь декларация. Как же вам удалось победить преступность практически?