Седая целительница (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 35

— Не столь ты мягка, как кажешься, Снежинка, дочь Бурана из клана белых волков. — скрипучим голосом подметила старуха. — Только войны будет точно не избежать, когда мать твоя тебя увидит искалеченной и измученной.

— Войны и так не избежать. — прохрипела я от натуги говорить. Больно мне было и плохо. Так, что аж руки затряслись, снова волчьей ягоды глотнуть. Да прекратить свои мучения. — Но мне радостно от мысли, что столько жизней скосит Морана. Отпусти к матери. Дай с ней увидеться. И, возможно, она сможет убедить отца не откопать топор войны.

Старушка шагнула вперед, став со мной нос к носу.

— Ни одна мать не бросит свое дитя в лапах чудовища. Утопать в мучениях.

— Не тяни время, старая! — крикнула я шепотом. — Мне с ней говорить. Мне… а не тебе. Моя матушка мудрая, она общее благо не променяет на бесполезную ненависть и месть, в плату сотни жизней.

— Ну гляди мне.

На последок уронила старушка и кивнула Русалке.

— В баню ее тащите, там чернявая ее ждет.

* * *

— Милая моя! Солнышко мое! Прости меня, дурную! Прости, богами молю! Не уберегла я тебя! Не защитила!

Матушка обливалась слезами, а я не могла надышаться ее запахом. Правду говорят, от материнского прикосновения и тепла боль угасает. Вот и мне полегчало. Сильнее к ней жмусь, теплоту черпаю. Кто знает, когда свидимся. Бережно запоминала этот сладкий аромат ягоды и свободного весеннего ветра, и еще кое-что… совсем незаметно. Нежно.

Запах материнского молока.

— Будет тебе столько плакать, матушка. Перестань печалиться. Молю, хватит слез. Дай увидеть твою улыбку напоследок.

— Нет, милая! Нет! — родительница обхватила меня за плечи. — Не пущу я тебя никуда, со мной пойдешь. Буран за тебя убивать будет, выродка этого чернявого на кусочки разорвет, да дикому зверью на поедание бросит.

— Нет, матушка. — печально выдохнула я, пальцами стирая ее слезинки с лица. — Не надо за меня убивать. Беду на себя накличите. А вам о другом надобно думать, не о смерти, а о жизни.

Ладоши сами потянулись к робким росткам энергии в мамином животе.

Глянув на обескураженную матушку, я улыбнулась краем губ.

— Тяжелая ты, маменька. Мужу сыновей родишь. Двоих и сразу. Как Маричка и говорила, такое только у волкодавов бывает.

Пришибленно застыв с вытянутым лицом от услышанного, матушка робко накрыла свои ладоши поверх моих.

— И я скоро понесу, — призналась я в сокровенном. — Мальчика. Наследника черных. Приходил он ко мне во сне, мама, такой здоровенький. Кучерявый, и с глазеньками голубыми, как васельки.

Мама снова подавилась плачем.

— Как же так, солнышко мое? От насильника понести? За что на твою головку такие наказание, милая? За что?

— Тише-тише, — я сморгнула слезинки с ресниц. — Дите ни в чем не виновато. Ни мое, ни твои. Ни чужие, мама. Нельзя допустить войны.

— Пойдем со мной, Снеж. — меня крепко схватили за руку, целуя в макушку. Как в детстве. — Буран тебя защитит, он нас всех защитит. И мальчика твоего не обидит. Внука. Поднимем вместе. Он…

Покачала головой от отчаяния. Не стала говорить, что сынишка еще не прикрепился в моей утробе. И о словах странного парня по ту сторону яви тоже не стала.

— Матушка, я бы сказала, что сердце мое пылает от боли и ненависти. Но не могу сказать. Вырвал сердечко мое черный волкодав с корнем из груди. Не надо подливать масла в огнище. Не надо… Меня уже не спасти. Сломал он меня, мама, сломал.

— Не говори так, отрада души моей.

Матушка обхватила меня за плечи, заставив глянуть в ее зеркальные от слез глаза.

— Буран обрадуется внуку, вот увидишь! Поднимем мальчонка, я любить его буду. И с войной все уладим, милая, брат твоего отца пригрозит этому паршивцу. И он тебя ради мира отпустит.

— Не отпустит, мама, — вспомнилась его клятва на алтаре, тогда он призвал луну свидетельницей. — Жена я ему теперь.

Спрятала взгляд, дабы сморгнуть слезы.

— Да и дите мое отцовский клан не примет. Изгоем станет. Ненавидеть его будут. Следом моего позора нарекут. Можно смешать белый с черным, но не черный с белым.

— А черные-то примут⁈ — яростно вскрикнула она, и я сжала пальцы до хруста, пожав плечами.

— Не ведомо мне это, матушка. Не ведома.

— Сгубят они тебя, милая. Чую сердцем, сгубят. И так измучили голубушку мою, словно смертница передо мной сидит.

А я ею и была, родная моя. Но вслух говорю другое.

— Береги себя и детей в утробе. Молю тебя богами. А об остальном не волнуйся. Если… не вмоготу будет, сбегу. Обещаю. Найду как и убегу. А пока…

Прижалась лбом к ее лбу.

— Пока надо сохранить мир, любыми силами. Я устала от войны, матушка. Я знаю, что такое смерть, боль и реки крови. Этого стоит предотвратить.

— Как же мне тебя здесь оставить, кровинушка моя?

Всхлипнула мама.

С ответом я не нашлась, разве что…

— Просьба у меня к тебе будет, маменька.

— Говори, заря моя. Всё для тебя сделаю!

Решительно глянула она на меня, и я покосилась на узкое окошко в предбаннике.

— Возьми моих девок с собой. У твоего бока, знаю, в безопасности они будут. Волкодавы их обманом сюда притащили, трофеями назвали. Сказали, в жены возьмут, но нет мне веры в их словах после того, что пришлось проить на собственной шкуре. Забери их, матушка, за дочерей своих считай. Сироты они обе.

Мама глянула поверх моего плеча в окно и поджала губы.

— Будь по-твоему, душа моя. Только… В лодке еще одно свободное место. Только одну взять смогу.

Вот оно как.

Дверь скрипнула, мы обе вздрогнули, глянув на входящего, и облегченно вздохнули при виде Яринки.

Девчушка поджала губы и по-взрослому глянула на меня.

— Прощаться вам надобно, эта карга говорит, что скоро волкодавы заметят пропажу. — я благодарно ей кивнула, но девчушка не спешила уходить. — Я… Слышала, о чем вы беседовали. Заберите Стешку с собой, тетенька Любава. А я останусь тут со Снежкой. И лечением помогу.

— Ярин… Пробовала я возразить, но впервые эта тихая, словно мышонок, девонька мне возразила.

— Нет времени, чтобы всю мою историю рассказать. Только не дурная ты, Снеж, и так понимаешь, зачем волкодавы нас притащили сюда. А этот светловолосый Деян уже облизывается на Стешку. Погубит он ее, как тебя Горан. Только сестрица наша не так сильна, как ты, не оклемается.

И развернулась к моей матушке.

— Заберите ее, а не меня. Я девчина нескладная, и ростом не вымахала, и лицом не вышла. Одни кости да кожа, на меня не позариться. Марфа с недугом борется, второй день лихорадит. А Матришу и Наталку мы потеряли в лесу, когда от волкодавов сбежать пытались.

Переглянулись с матушкой, и та молча кивнула, крепко прижав меня к груди напоследок. Одарив лоб материнским прощальным поцелуем.

* * *

— Почему сюда ее приволокли⁈ Кто позволил? Всем бошки поотрываю! Русала! Куда глядела, девка непутевая⁈ Прямо у границы с белыми!

— Утихни свой гнев, альфа! Да не ори, девке и без тебя тошно.

Голос старой Янины мало того, что от страха не дрожал. Так еще и высказывал открыто пренебрежение.

— Опять ты, Янинка! — рявкнул Горан, не щадя легких. — Смерти захотела, старая⁈ Не живеться спокойно на свете!

— Если бы я была робкой да краткой, и ты бы уродился поспокойней, племяничек. — вздохнула с сожалением старуха. — А так, вот теперь пожинай плоды своего блудоства. Не смог хотелки в узде держать, вот и полюбуйся…

— Замолчи! И где Снежинка? Зачем ты сюда ее приволокла⁈ Смотри, надумаешь что-то ей худое сделать, не посмотрю, что внучатая бабка ты мне!

— Тфью на тебя, окоянный! — от души плюнула женщина. — Куда же мне после тебя к бедняжке со злым умыслом лезтьти? Пускай хоть оклемается чуток, а уж потом.

— Янина!!!

— Да будет тебе, Горан, злиться. Вода здесь ключевая, прямо из горного родника, целебная она. Искупали в ней твою жену, и бедняжка наконец уснула. Хоть немного боль ослабла.

Старушка безбожно врала, с трудом меня укачала на сон Яринка, лишившись сознания от того, сколько магии потеряла. Но сон оказался хрупким, как весенний лед, одного звука голоса Горана стало достаточно, чтобы я испуганно вздрогнула и пробудилась.