Пробить камень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/46
- Следующая
Веня. – Занято! Не успеем. А жаль. Очень уж я хотел бы... О! О!!! Будьте любезны, – елейным голосом пропел он в трубку, – если, конечно, вас не сильно затруднит, пригласить к телефону Александра Шмуца. Вот именно, Шмуца... Это вы?! – Он протянул телефон Косте.
Как назло, в это мгновение Шмуца на экране не было, показывали зрителей-болельщиков-экспертов, всяких знаменитостей – адвоката Борща-говского, какого-то коньячного магната, как заметил ведущий, надеемся, не последнего. Время уже действительно истекло, и ведущий допытывался у капитана команды, кто будет отвечать. Капитан делал вид, что думает над этим, чтобы дать Шмуцу дополнительные секунды, дабы последний мог сформулировать капитуляцию не самым позорным слогом.
Тем временем Костя взял трубку и речитативом сказал:
– Шура, рад тебя слышать. Значит, так, время дорого. Это Стивен Дж. Мэдисон. Фух, кажется, успел. – Последняя фраза последовала уже не в телефон.
– Какой Мэдисон? – завопил Веня. – Ты с дуба, что ли, упал?
Костя только отмахнулся.
Клементьев подумал и налил Косте водки.
– Ты не очень-то спаивай ребенка, – заметила Кира.
– Ему сейчас нужно много мужества, – объяснил Клементьев. – А где его взять?
Березкин поглядел на Костю саркастически, Кира – с сочувствием. Остальные неотрывно смотрели в телевизор.
Шмуц открыл рот и сказал: «Вообще-то... у нас было много разных версий...» На этом месте он запнулся, в глазах что-то промелькнуло.
– Раздевайся, – предложил Березкин Косте. Тот пожал плечами: никаких проблем, мол.
Шмуц продолжил: «...и все малоперспективные».
– Раздевайся, ну? – повторил Березкин.
– Венька, заткнись, – не выдержала Алина.
Костя уже выпил клементьевскую водку и тыкал вилкой в идеальной формы маринованный грибок, грибок неизменно ускользал.
Шмуц опять помолчал, и снова во взгляде его что-то промелькнуло, но через две секунды он сказал, все увеличивая темп и тембр голоса, как часто это делает человек, вслух добирающийся до истины: «Все это ерунда... Я, конечно, ни в чем не уверен, но пусть будет Мэдисон».
– Качать мерзавца! – завопил Клементьев и, схватив Костю на руки, швырнул его к потолку.
Тут в дверь постучали, и вслед за этим заглянула большая кудрявая голова лет двадцати пяти от роду. Она внимательно всех оглядела и спросила:
– Ну и что это за хренотень про Мэдисона?
– О, Шура, – обрадовался Костя, поднимаясь с пола, – заходи, будешь гостем!
Обладатель кудрявой головы не заставил себя упрашивать.
– Знакомьтесь, будущий киномагнат, нынешний киновед – Александр Шмуц, собственной персоной.
Молодого человека действительно звали именно так, он учился на четвертом курсе киноведческого отделения, работал на телевидении и, помимо тотального совпадения именем-фамилией со знаменитым телеигроком, был известен тем, что любил периодически переводиться с киноведческого на экономический и обратно. Когда эти сведения прояснились и Шмуца даже вынудили предъявить какой-нибудь документ, удостоверяющий личность, поднялся шум. Одна часть присутствующих считала, что Костя спор выиграл, вторая, соответственно, что проиграл. Вторую часть присутствующих составлял один Березкин. Шмуц же вообще ничего не понимал. Он налил себе водки, потом передумал пить и принялся за бутерброды с красной рыбой, с которыми не справилась Алина.
– Но откуда ты знал, что он так ответит? – спросил Ермилов, не принимавший участия в разноголосице. Этот момент экспромта его действительно занимал.
– Вообще-то я не знал, просто надеялся. Риск был, конечно, – покачав головой на манер китайского болванчика, ответил Костя, – но Шмуц – сильный игрок. Я в него верил.
Препирательства относительно недавнего пари между тем разгорелись снова. Шумахер, Алина и примкнувший к ним Шмуц доказывали Березкину, что он проиграл.
– Внимание! – завопила Кира. – Хватит спорить, никто никому ничего не докажет. Хватит! Я теперь буду жюри! Это мой день рождения, и я решу, кто выиграл, а кто проиграл!
– Ну и кто же проиграл? – спросил Клементьев, снова завладевая бутылкой.
– А оба проиграли! И я разрешаю им надеть лыжные шапочки.
– Мне – с помпончиком, – угрюмо потребовал Березкин.
Нашлась только одна пара лыж, так что пришлось Вене и Косте надеть по одной лыже. Перед самой лестницей они разделись. Веня сперва нервно посмеивался, а потом заразился общим настроением, Костя тоже недолго был невозмутим. Десять этажей с лыжей, пусть и одной, преодолеть оказалось непросто. А чтобы спортсмены не схалтурили по дороге, не свернули к лифту, сопровождать их отрядили Клементьева. Вся остальная компания поехала вниз встречать гонщиков на финише. У Клементьева были командирские часы с секундомером, он то и дело забегал вперед и орал:
– Поднажми, Венька!!! Отстаешь, Константин, переходи на коньковый ход!!! Вдох носом, выдох ртом!!! Палками работать, палками!!!
Шума все трое производили столько, что на каждые два лестничных пролета добавлялись все новые болельщики, которые сопровождали лыжников до самого низа. К четвертому этажу гонка обросла музыкальным оформлением: несколько гитар, флейта, кухонная утварь в качестве ударных. Когда через полчаса они наконец спустились и завернули с лестницы направо – к площадке перед лифтами, первой, кто попался навстречу, была Марта Юркевич с черным кожаным кофром за плечом. Марта остановилась, не задавая лишних вопросов, сделала пару шагов назад, выбирая точку поудобнее, вытащила видеокамеру и стала снимать, пока обессилевшие Веня и Костя ждали единственный работающий лифт. Шум был сильный. Вахтерша, забыв про чай, тщетно пыталась разглядеть сквозь собравшуюся толпу, что, собственно, происходит.
Ермилов посмотрел на плачущую от изнеможения Киру и подумал, что лучше ему не знать, чем закончится сегодняшняя ночь. Хотя чего же там не знать, все уже заранее понятно. Без этого дела она не может.
– Не знаю, как тебе, – сказал Костя своему сопернику-напарнику, – а мне все еще чего-то не хватает.
Веня, принимавший перед объективом карикатурные позы культуриста, хотел ответить, чего, а вернее, кого, по его мнению, здесь не хватает, но не успел, потому что тут они и появились – физрук дядя Коля, проректор Коломиец и Стивен Дж. Мэдисон во плоти. Прихрамывающий Мэдисон был без своей разноцветной подруги, что немного огорчило Веню. Американца привезли в общежитие, чтобы окунулся в атмосферу легендарного общежития русских киношников. А в следующую минуту он увидел коменданта Богосяна.
– Шит! – закричал Мэдисон, прячась за спину дяди Коли. – А он что тут делает?!
Богосян разматывал ногой рулон обоев по всему коридору. Немалых трудов стоило убедить «независимого нью-йоркца», что перед ним не тезка – голливудский комик Стив Мартин, с которым у него, как выяснилось, связаны нехорошие голливудские воспоминания.
Немая сцена с участием проректора, физрука и американца возле лифта длилась недолго. Коломи-ец уставился на Веню, на Костю, на Марту, мельком обвел взглядом десятки зрителей и болельщиков, снова посмотрел на Веню, на его лыжу и сказал дяде Коле укоризненно:
– Ну вот! А вы все жалуетесь, что к спорту никакого интереса!
...Проснувшись после полудня, уже одна, Кира за полчаса раскачалась настолько, что живо дотащила себя до института. Чуть-чуть накрапывало, как раз настолько, как ей того хотелось, она шла, как плыла, улыбаясь и просыпаясь. И напрасно, как выяснилось, потому что сразу же при входе в институт встретила Костю, и вряд ли случайно, Костя наверняка ее ждал. Едва взглянув на его бледную детскую физиономию, она пожалела. Не о том, что сделала, а о том только, что пришла сюда. Жалеть о вчерашнем было глупо, вечер, начавшийся так скучно и выглядевший обреченным, закончился феерически. Кира даже прикрыла глаза, вспомнив о нем: удовольствие вечера и наслаждение ночи необратимо слились с предыдущей ее жизнью и уже стали историей, а она была так нежна – и эта ночь на троих, и она, и оба «лыжника», о чем же тут жалеть... Но если от Веньки ждать проблем не приходилось, то с мальчиком они могли сейчас начаться. Кира почувствовала досаду, она вовсе не хотела что-то обсуждать. Она хотела сейчас думать о Георгии, а приходилось – об этих мальчишках. Она довольно грубо его отшила, а вечером, когда она вернулась, в общежитии его еще не было. Ермилов сказал, что, может быть, Костя торчит на каком-нибудь продвинутом сеансе в Музее кино, на какие ходят восемь с половиной человек.
- Предыдущая
- 32/46
- Следующая
