Кара Дон Жуана - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/97
- Следующая
И стоило только подумать об этом, стоило заглянуть в черный омут ее зрачков, как Андрей прозрел!
Перед ним сидела ОНА.
Его судьба. Его любовь. Его пропавшая жена.
Его КАРА…
А он не узнал ее! Вот уже пять минут они находились в одном пространстве, их локти чуть ли не соприкасались, их взгляды блуждали по одному и тому же предмету — бутылке «Бейлиса» за спиной бармена, их биополя терлись друг об друга, а он не узнал… И не почувствовал ее присутствия! А ведь он всегда думал, что сердце не просто подскажет, оно предупредит его заранее… Ему казалось — перед тем как произойдет долгожданная встреча, ему приснится сон. В нем Кара скажет: «Сегодня мы непременно встретимся… Пришло время тебе меня найти!» Проснувшись, он выйдет на улицу и увидит знак — цыганят, танцующих на тротуаре под звуки бубна. Потом где-то далеко зазвучат «Незнакомцы в ночи» Синатры, и оттуда же, издалека, повеет ароматом цветущего жасмина — ЕЕ ароматом… Он пойдет на этот звук, на этот запах, блуждая по лабиринту улиц, то теряя «след», но находя, пока не окажется на старой площади, непременно с фонтаном, у которого и найдет Кару…
— Кара? — воскликнул он, неуклюже соскакивая с табурета. — Девочка моя, это ты?
— Андрей… — беззвучно выдохнула она. И только по движению ее размалеванных губ он понял, что именно она произнесла.
Он рванулся к ней, задев локтем чашку с недопитым кофе. Он хотел обнять ее, прижать к груди, чтобы хоть немного вознаградить свое упрямое, неверующее, исстрадавшееся, вспухшее от переполняющей его любви сердце…
— Не надо, не подходи! — выкрикнул она и, закрыв лицо руками, кинулась вон из бара.
— Кара, подожди! — Андрей бросился за ней.
А за ним ринулся бармен — он не собирался отпускать клиента, пока тот не оплатит счет. Нагнал он его только у двери, когда Андрей одной ногой уже стоял на мостовой. Не обернувшись, не затормозив, не взглянув на купюру, выуженную из кармана, он сунул ее в потный кулак бармена и выскочил на улицу…
Песец-мутант пламенел в десятке метров от бара. Андрей ринулся за его факельным свечением.
— Кара, Кара, подожди! — кричал он на бегу. — Постой, я все равно не отстану!
Но она не хотела останавливаться. Она неслась, покачиваясь на своих тонюсеньких каблучках, едва не падая. Белый парик сбился, длинный шифоновый шарф размотался и вился по ветру, сумка билась о спину, теряя свои бутафорские украшения: камни, блестки, пайетки…
— Кара! — выдохнул Андрей, нагнав ее и схватив за руку. — Да что с тобой такое?
Ответом были надрывные рыдания.
Андрей развернул Кару. Схватил за дрожащие плечи, притянул ее к себе, зажал в тиски своих рук, чтобы не вырвалась. Но она так и норовила выскользнуть, просочиться, испариться… Исчезнуть! Растаять, как дымок ее любимой сигареты «Вог»…
— Ну что случилось, девочка моя? — прошептал Андрей, все теснее прижимаясь к ней. — Разве ты не рада, что мы встретились?
Она затрясла головой, исхлестав себя синтетическими платиновыми патлами по щекам. Плач ее стал тише, но отчаяннее. Теперь он больше походил на поскуливание обреченного на смерть щеночка.
Андрей подхватил Кару на руки — она оказалась легкой, почти невесомой — и побежал к шоссе, где можно было поймать такси. Добежал, поймал. Аккуратно, как ценную фарфоровую куклу, уложил Кару на сиденье, сел рядом. Назвал водителю адрес своего отеля и посулил запредельную оплату, если тот поспеет к полуночи. Почему именно к полуночи — он сам не знал… Уж не потому ли, что боялся, как бы с боем курантов Кара не исчезла, оставив на лестнице (подножке автомобиля) вместо хрустального башмачка свой дешевый лаковый сапог?
Но шофер домчал их до места на три минуты раньше назначенного срока.
В 23.57 они были у гостиницы.
В 23.58 Андрей внес Кару в холл.
В 23.59 наорал на портье, который попытался остановить его воплем «С посетителями нельзя!».
В 00.00 они оказались в номере, отгородившись от всего мира плотно закрытой дверью и толстыми кирпичными стенами.
И Кара не исчезла. Только слилась своими волосами с темнотой — белокурый парик был сорван с головы беспощадной рукой Андрея. Оставшись без него, она вновь начала плакать и закрываться ладонями, как будто с нее сорвали не искусственные волосы, а маску, под которой она скрывалась…
Андрей раздел ее, рыдающую, трясущуюся, по-прежнему прикрывающую лицо (лицо, а не нагое тело!), втащил в ванную. Пустив тугую струю воды в джакузи, он затащил туда Кару. Когда она ввинтилась в угол ванны, он переключил кран и начал поливать ее из душа. Он лил на нее потоки теплой воды, надеясь смыть с Кары не только ужасный макияж, но и налет вульгарности, и печать трагизма на лице, и затаенную в уголках губ скорбь…
— Все, хватит! — выкрикнула она, захлебнувшись. — Я сама! Сама! — Откашлявшись, Кара уткнула лицо в согнутый локоть. По руке тут же потекли черные струи. — Дай мне пять минут…
Андрей передал ей душ, сунул в руку шампунь и вышел из ванной.
Прикрыв дверь, он прилип к ней ягодицами, спиной, затылком. Он выдохнул так сильно, что в легких не осталось воздуха…
Кара нашлась!
Голова тут же закружилась, сердце, больное, неверующее, заметалось в грудной клетке…
Кара нашлась!
Андрей оторвал свое тело от двери, прошел в комнату. Сорвав с плеч куртку, с шеи шарф, с ног ботинки, он опустился в кресло. Потянулся за бутылкой коньяка, стоящей на столике у кровати, но передумал пить. Он хотел запомнить этот момент до мелочей, а для сего надо оставаться трезвым…
— У тебя есть что выпить? — послышалось из коридора. А мгновением позже в дверном проеме показалась Кара. В казенном халате с ярлыком отеля на кармане, с тюрбаном из махрового полотенца на голове, босая, влажная, розовая…
Такая, как раньше.
— Есть коньяк. — Андрей махнул непослушной рукой в сторону столика. — Есть виски, джин, вино… В баре. Ты стоишь недалеко от него.
Кара, проигнорировав бар, прошла к столику, взяла бутылку коньяка, поднесла ко рту, сделала большой глоток прямо из горлышка, зажмурилась… Она никогда не любила крепкие напитки. Больше шампанское, вино и коктейли. Причем не видела разницы между первым, вторым и третьим, даже если первое стоило тысячу долларов за бутылку, второе две, а третий двадцать рублей и продавался во всех ларьках.
- Предыдущая
- 38/97
- Следующая
