Жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 58
- Предыдущая
- 58/87
- Следующая
— Чисто бабский прикол, — оскалился громила. — Выдавливать каблуками глаза у раненых и связанных. Не пробовала?
— Пока нет.
— Попробуешь, малышка…
—И баб моих не трожь! — Лютик повысил обороты. — А тебе сказано — убери от девки грабли! — бешено посмотрел он на Валентина.
— А то что? — заинтересовался тот.
Зойка тщетно пыталась усадить своего мужика.
— Люблю я тебя, — вздохнул Берия. — И жалею… Я вообще люблю простой народ ручного труда. Что касается якобы твоих баб… Зою Федоровну, друг дорогой, тоже очень я уважаю, люблю и жалею.
Лютик выпил еще. Один. Ни с кем не чокаясь и никому не предлагая.
— Да это она тебя жалеет! Ты глянуть на нее боишься! Куда тебе — бабу такую? Она ж тебя разорвет… Коли я не разорву…
Берия был просто в восторге:
— Да что вы говорите, подержите мой арбуз!
Глаза Лютика почернели.
— Завалю и в землю зарою!!! Зудец тебе, Лаврентий! — наклонившись вперед, он взял Берию за воротник, вытащил из-за стола и потянул на себя. Загремела посуда.
— Ну, так… — сказал Валентин, отрываясь от Марины. Он вскочил и толкнул Лютика. Гигант улетел на ту половину сарая, где была мастерская, свалив попутно все, что смог зацепить своим телом. Берия осел на пол, как мешок.
И тут в Зойке пробудилась волчица. Она тоже вскочила — со звериным рыком, — схватила нетвердой рукой горящую керосиновую лампу и замахнулась на Валентина. Ее шатало и кидало — с довольно большой амплитудой. Замах был вялым. Впрочем, и Валентина уносило прямо на глазах: сконцентрировавшись, он перехватил руку с лампой, и два бойца застыли в шатком равновесии.
Берия взобрался на стул и грянул:
— За очищающий огонь! За молнию зла!
Он успел налить себе и выпить.
Марина, пока про нее забыли, пыталась отодвинуть от себя стол или хотя бы просто сдвинуть его с места. Ничего не получалось.
— Не сметь, — погрозил ей Берия пальцем. — От меня не уйдешь… Будешь моей…
…Ее крутило все сильней. Надпочечники вбрасывали в кровь убойные дозы адреналина и норадреналина, помогая мозгу удержать реальность, а в результате рождались глюки… Картинки шли наплывами. На дощатом столе в грязном сарае Илья с Викушей занимались любовью — их искаженные сладострастием лица плясали прямо перед Мариной. Викуша орала, как недорезанная свинья… Александр яростно дрался с полковником Лебедевым за право заменить Илью. Полковник бросил Александра через голову, тот врезался в обогреватель; вспышка — и нет соперника… Вот полковник перекусывает Илье горло — садовым секатором. Хлещет кровь, тело валится под стол, Викуша хохочет… Вот из обогревателя, прямо их раскаленных спиралей, вылезает Александр — голый, багрово-красный, с копытами вместо ступней. Он обливает полковника самогоном из бутыли и поджигает… В дверь сарая, никем не замеченный, давно уже проник Федор Сергеевич. Пока мужчины разбираются друг с другом, он подкрадывается к столу и принимается серпом отпиливать Викуше голову; она извивается и визжит, а над ними, расправив кожистые крылья, парит багрово-красный Александр и смеется, смеется… Из глубины сарая, как зомби, надвигается Лютик с топором…
Стоп! А вот это уже была реальность. Мир вернулся. Лютик, выбравшись из-под остова иномарки, озирал помещение шальным взглядом, потом сделал несколько шатких шагов и остановился. Без топора. Топор — это были глюки…
— Ты — мне… о свободе?.. — изумился он.
Зойка все боролась с Валентином: кричала, разумеется, она, а вовсе не Викуша. Керосиновая лампа в руках взбесившейся бабы сдерживала мужчину, не позволяя ничего толком предпринять. Оно и понятно: случайно уронишь — беда. Зловещие тени прыгали по сараю… Банка с косорыловкой была уже разбита, в воздухе остро пахло сивухой. Берия тупо смотрел на пол, беззвучно шевеля губами…
— Ненавижу вас! — надсаживалась Зойка.
— Уймись, подстилка! — ревел Валентин.
При чем здесь Федор Сергеевич, отрешенно думала Марина. Разве он резал кому-нибудь головы серпом? А пилой?.. Глюки жили в ней собственной жизнью, переплетаясь с реальностью… И вдруг она очнулась.
Что же я сижу?
Безумие, смешанное с разумом в нужной пропорции, — сильное средство. Совершенно новый уровень возможностей. Завопив, отчаянно забившись в своем закутке, Марина наконец сообразила: зачем мне отодвигать этот проклятый стол?
Извиваясь, как стриптизерша на подиуме, она сползла по стулу вниз, под стол, упала на пол, проползла какой-то жалкий метр…
— Сидеть, сука! — обернулся Валентин.
Марина, распрямившись, подхватила свою сумочку. Берия собрал глаза к носу и царственно изрек:
— Не будешь моей — сотру тебя… в пыль лагерную…
Валентин сумел изловчиться и дал Марине пинка. Сволочь… Стены сарая рванулись ей навстречу — и обрушились, подмяв под собой.
Короткий провал в памяти.
…Попала она головой в поленицу. Хорошо, ничего не повредила. Встала на четвереньки… Лютик, изрыгая медвежий рык, уже занимал центр сарая и размахивал огромным колуном. Все-таки топор попал ему в руки, не соврали глюки! Зойка пряталась за его спиной. Валентин, двигаясь на полусогнутых, выбирал момент для броска. Куда дели лампу, Марина не видела. Обоих мужиков жутко шатало; собственно, какими силами они на ногах держались, было непонятно… Что-то сейчас будет, поняла она, и поползла — по стеночке, по стеночке, — к двери.
Могучий топор летал по сараю совершенно хаотически. Что за дух вселился в Лютика? Кричали все, включая Берию и козла на улице. Впрочем, все это было неважно, важна была только дверь… И вдруг крики удивительным образом синхронизировались, превратившись в один общий вопль. Марина на миг повернула голову. Валентин атаковал Лютика… Топор врезался в обогреватель, разнеся в крошку термостойкую керамику… Раскаленные спирали выпрыгнули… Лампа погасла, что-то загрохотало в темноте, и тут же — вспыхнул самогон на полу…
Морозный воздух ударил Марине в лицо.
Последнее, что она увидела в свете разгорающегося пожара, — как валится с поленьев разобранная иномарка…
Полоумный Эдик пытался подцепить ее рогами, но, к счастью, он был привязан. Хрястнуть бы тебя чем-нибудь, подумала беглянка. Нет, я не бью животных… Калитка, где здесь у них калитка?!
Выход на дорогу она нашла не иначе, как чудом. Сразу побежала в нужную сторону и ни разу — ни разу! — не упала и даже не споткнулась. Впрочем, побежала — громко сказано… Поспешила в меру своих возможностей, подстегиваемая тем, что творилось сзади.
А сзади были хрипы, крики и стоны. Чьи то силуэты выползали наружу, бессвязно матерясь. Плясали языки пламени. От сарая отваливались бревна, стены с треском шатались. С грохотом упала часть крыши… Марина в это время была уже далеко. Не осталось в ней ни страха, ни запредельной усталости, ни любви, ни ненависти. Одна мысль ее держала — не потерять бы сознание.
Дойти бы…
Куда?
Похоже, это Пальмовая улица. Значит — по ней. Целых двести метров — это, как до Луны. Хотя, Луна — вот же она, совсем рядом, только руку протяни… Огромный серебряный диск весело качался — вместе с Мариной… Э, нет, погрозила она Луне, не обманешь! Это меня кидает с одной сторону дороги на другую, а ты — на своем месте. Наши пути разошлись — отныне и навсегда.
Холод стоял совсем не осенний. А дорога была длинна… ох, длинна… После десятка виртуозно выполненных зигзагов, Марина схватилась за подвернувшуюся березку. Ее изнурительно и долго рвало. Казалось бы, должно стать легче… Однако тяжелым прессом наваливался сон, и почти не осталось стимулов ему сопротивляться. Психотропы плюс алкоголь. Адское сочетание. Багрово-красная постель, Александр с кожистыми крыльями, психиатр с окровавленным серпом… Марина застонала и оттолкнулась от дерева.
Каблук сломан… Земля ускользает из-под ног… Голова огромная, как аэростат, а воздух в нее все накачивают и накачивают… Небо скомкалось и сплющило остатки разума… Ужасно хочется в туалет… Далеко ли ты уйдешь, героиня?
- Предыдущая
- 58/87
- Следующая