Жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 49
- Предыдущая
- 49/87
- Следующая
Среда, вечер. ТЯЖЕЛАЯ ПОСТУПЬ КОШМАРА
Не стала Марина убегать. Не пошла искать спасения за кордоном лесополосы. Переждала в лесочке, сколько смогла, сколько выдержала, и вернулась к бывшему магазину.
Никто ее, к счастью, больше не искал, не рыскал меж деревьями. Похоже, отступились горе-охотнички. Это и понятно: у них своих проблем хватало, все-таки она здорово двоим засадила… хорошо, если не убила…
Плохо, если не убила, ожесточенно подумала Марина. Есть твари, которых надо отстреливать и сжигать, потому что даже мясо их отравлено.
Сколько прошло времени, она не знала, часы после купания встали. Во всяком случае, уже стемнело. Сигареты тоже вымокли, но курить отчего-то не хотелось. И это было в высшей степени странно. Обычно как? Если есть в кармане курево, то может не хотеться сколь угодно долго, но если нету — хочется немедленно, причем, все сильнее с каждой минутой… Нет, не хотелось.
Потихоньку взошла Луна — отслеживала каждый ее шаг.
Прежде, чем выйти к магазину, Марина предварительно убедилась, что это безопасно. Постояла за деревом, наблюдая, прислушиваясь и принюхиваясь. Никто не перешептывался, не сморкался, не сплевывал, не смолил дешевку. Тогда — пригибаясь, короткими перебежками, — она добралась места, которое ее интересовало.
Дело в том, что, унося ноги от мальчика-монстрика и от его друзей-изуверов, она приметила на стене магазина кое-что важное. Потому и не ушла, потому и вернулась… Возле сбитой набок, морщинистой доски объявлений, которой неизвестно когда пользовались, висела карта. Полустертая, с осыпавшейся краской. То, что это именно карта — не вызывало сомнений; и озаглавлена она была: «Садоводство “Котовец”».
То самое садоводство, о котором упоминал Павел, когда пытался расспросить мальчишку на велосипеде про Банановую улицу…
Сетка улиц на плане сохранилась, даже названия можно было различить. Каких только изысков здесь не обнаружилось! От Фикусной и Орхидейной до Тропической и Муссонной, от Кофейной и Чайной до Миртовой и Эвкалиптовой. Очевидно, участки когда-то давно раздавали сельскохозяйственным и географическим учреждениям. «Банановая» в этой компании выглядела на редкость обыденно… Марина нашла эту улицу. Нашла магазин, возле которого сейчас стояла. Попробовала запомнить маршрут, которым ей предстояло идти. Запечатлела в памяти все улицы, соседствующие с Банановой. Закрыла глаза, проверяя картинку на прочность…
…Непонятные, пугающие звуки пришли со стороны дороги. Фырканье, металлическое звяканье. Цокот копыт. Еле уловимая вибрация… чья-то тяжелая поступь — неторопливая, уверенная, — передавалась земле. Что-то приближалось к магазину, что-то страшное, нечеловеческое… Марина, панически оглядевшись, ползком залезла под крыльцо. Сквозь ступеньки была видна площадь, на которую неторопливо и величаво вплывал всадник…
«Чудится? — колотилась одна только мысль. — Глюки?»
На крупном, огромном коне восседал человек — тоже огромный, со страшной черной головой без лица, похожей на конец обгоревшей спички. В руке человек держал обрез. У ног коня вышагивал мощный черный пес, сверкая по сторонам красными глазами.
Всадник Армагеддона.
Фантом, созданный чей-то больной фантазией.
Марина перестала дышать…
Конь вдруг остановился, повинуясь молчаливой команде всадника; их силуэт закрыл луну. Исполинская косая тень легла на магазин. Почуяли кого-то? Марину? Пес, ощеряясь, крутил головой, принюхивался. Из ноздрей коня шел пар. Ветер, думала Марина, в какую сторону дует ветер?! Кажется, от них — ко мне… Если бы не шумное дыхание животных, эта сцена была бы полностью лишена реальности. Ситуация застыла. Секунды тянулись, как года…
Грянул далекий выстрел — гулко разнесся над землей.
И неподвижность была поломана: всадник ожил, пришпорил коня, свистнул собаку. Свирепая троица умчалась во тьму. Видение растаяло…
Было все это или нет? — спрашивала себя Марина, с трудом преодолевая дрожь.
Она пробиралась к намеченной цели, не позволяя Луне светить себе в лицо.
А Луна неожиданно повела себя так, словно потеряла к Марине всякий интерес: не блуждала вокруг бывшей подруги, не поворачивала вместе с ней, даже не пыталась заглянуть к ней в глаза. И понимание этого факта принесло значительное облегчение.
Напрягало другое. Если каких-то четыре-пять часов назад фантастическая тишина стояла в садоводствах, как трясина, то сейчас настало время звуков. Иногда взрыкивал мотоцикл — вдалеке и в стороне; перебрехивались собаки, кричала какая-то птица, пару раз слышны были выстрелы. Периодически раздавались неопознанные звуки: стуки, трески, скрипы. Марина каждый раз вздрагивала, прислушиваясь и осматриваясь, но никаких признаков жизни вокруг так и не было — ни малейших. Отчего становится еще страшнее.
Она кралась по пустынным улицам, сжавшись в комок, — от забора к забору, от дерева к дереву.
Звук собственных шагов казался оглушительным.
Стемнело настолько, что детали пейзажа уже не угадывались; вокруг было беспорядочное движение темных пятен, игры теней, танцы призраков.
Одежда практически высохла. Но от холода колотило так, что ноги выскакивали из сапог, а руки — из рукавов курточки. Подступали обещанные заморозки…
…Она вышла к пруду. Лунная дорожка растелилась по водной поверхности, будто приглашая пойти напрямик, на ту сторону. Вначале Марине показалось, что это тот же пруд, где они с Павлом делали привал… где они столь беззаботно ребячились… смешно вспоминать — целовались!
Смешно вспоминать?
А ведь это были поцелуи Смерти…
Марина остановилась. Замерла, не решаясь выйти на открытое пространство. Водоем, разумеется, был другим: с маленьким пляжем, с просевшими кабинками для переодевания, с кучами мусора на песке. Она стояла, мучительно вспоминая карту… что же это за место? Кажется, если вернуться назад, до первого перекрестка, попадешь на Бобовую улицу, и прямо по ней — на Маковую… в общем, эта пауза, возможно, ее спасла.
Сквозь тьму, исчезая и появляясь, стремительно приближались два ослепительно-белых пятна. Фары! Шум автомобиля!
Спрятаться! — лишь подумала она, а рефлексы уже все сделали за нее. Вот здоровенный тополь, сваленный почти под корень ударом молнии; вот торчащий из земли огрызок, оставшийся от дерева… Прыгнуть, присесть на корточки, осторожно выглянуть…
Машина, заложив лихой вираж, влетела на берег пруда. Мерзко завизжали тормоза. С грохотом обрушилась одна из кабинок для переодевания, снесенная лобовым ударом. Водитель явно куражился.
Это был свадебный «Мерседес» — с кольцами, с ленточками, с непременной надписью на заднем стекле «Just married[16]». Из раскрывшихся дверей вырвалась оглушительная музыка — разудалый блатной рэп:
Вылезли двое. Высокий и средний.
— Ну чего, мудло, приобрел навык вождения? — спросил средний.
— Ты достебёшься… Давай, отправляем ее.
Средний довольно ухнул — засмеялся. И тут же посерьезнел:
— Музыку выруби. Терминатора приманим.
Певец успел продекламировать с надрывом:
И колонки заткнулись.
Водитель с пассажиром открыли багажник и выгрузили…
(Черт, подумала Марина. Опять видение? Ну не бывает так — за один день, за один вечер! Столько жути, столько бреда и абсурда…)
16
Только что поженившиеся, — (англ.)
17
«Кранты жигану», перевод на феню стихотворения М.Ю.Лермонтова «На смерть поэта». Автор — Фима Жиганец.
- Предыдущая
- 49/87
- Следующая