Жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/87
• Следующая

— Приветствую, — сказал он в трубку. — Думаю, часиков в семь, в семь пятнадцать… Давай договоримся так… — он осмотрел компанию пустым взглядом, что-то решая, и вдруг встал. — Подожди минуту, я не могу говорить…

Быстро пошел в коридор, бормоча: «…сейчас… подожди…», и свернул в сторону лестницы.

— Не доверяет, — криво усмехнулся Илья. — То ли мне, то ли нам обоим.

Марина молча выудила из папки с документами несколько ксерокопий и принялась их просматривать.

— Что-то у Сашки на тебя зуб вырос, — продолжил Илья.

— С чего ты взял?

— Да так. Есть нюанс… У вас с ним что, в личном плане… это… кризисные дни?

— Даже у Анны Ахматовой бывали кризисные дни, как написано в школьном сочинении. Если тебе любопытно, то объяснения между нами пока не было. Но его прошмандовки, что характерно, в последнее время меня почему-то больше смешат, чем злят.

— Па-анятненько… Может, вправду из-за этого…

— Что из-за этого?

— Ничего, не бери в голову. Слушай, вопрос по делу. Ты собираешься писать о Львовском? Это меня как ответственного секретаря интересует. В каком номере оставлять место? И сколько?

Марина оторвала взгляд от бумаг, но ответила не сразу.

— Знаешь, Илюша… Я все спрашиваю, спрашиваю себя о том же. С самой ночи… У тебя так не бывало — готовишь бомбу, раскладываешь на столе детали, предвкушаешь, как полгорода разнесет… начинаешь придумывать первую фразу, и вдруг понимаешь — есть грань, которую тебе не хочется переходить. Или даже — нельзя переходить… (Илья слушал, подавшись вперед, и кивал каждому ее слову.) …Раньше я всегда переступала эту черту. Ломала себя. А теперь… Старею, что ли? Девочку эту вижу, дочь Алексея. Жену его ополоумевшую… Они же люди! Живые! А мы с ними поступаем, как с персонажами из комиксов…

Марина замолчала. Все, о чем она сейчас сказала, и в самом деле мучило ее. Но это была не вся правда. Если уж вспоминать о вчерашнем приключении, то куда больше ее занимал другой вопрос, совершенно конкретный.

Что находится в конверте, который передал ей Львовский?

Ночью, вернувшись домой, она почему-то не решилась это проверить. Только осмотрела трофей снаружи. Конверт был заклеен на совесть — чтобы залезть внутрь, пришлось бы рвать бумагу. Имелась странная надпись: «Старшо?му». Одно-единственное слово.

Понять бы, кто адресат…

Что там, внутри? Последняя воля разумного человека? Или очередная деталь бреда, рожденная безумцем — тем самым безумцем, который едва не утащил Марину на тот свет? Был ли Алексей в ясном уме, когда готовил конверт?.. Вовлечь себя в чужое безумие, стать игрушкой в руках мертвеца, — эта перспектива останавливала Марину надежнее любых моральных запретов.

«Все это меня решительно не касается», — говорила она себе, думая, что обуздывает свое любопытство, а на самом деле — оправдывала свой иррациональный страх.

Она так и не вскрыла конверт — ни ночью, ни сегодня утром. Спрятала в одной из книг — и на том успокоилась. Отложила принятие решения на вечер.

Возможность сдать трофей в милицию Марина даже не рассматривала. Да с какой стати?! Убийцы Алексея (трусы позорные!) не имели права ни на что, связанное с этим человеком, — тем более на то, чтобы вырвать из него, из мертвого, кусочек правды.

Еще и поэтому Марина не хотела писать ореховский репортаж…

— В этой истории есть одна заковыка, которая меня сильно цепляет, — заговорила она после долгой паузы. — Я не могу понять, зачем было ментам…

Вернулся Александр — бодрый и деловитый.

— О чем сплетничаем, господа офицеры?

— О покойном господине Львовском, командир, — сказал Илья с улыбочкой.

Александр метнул на него быстрый гневный взгляд. Тот еле заметно покачал головой.

— Зачем ментам было убивать Алексея? — спросила Марина непонятно у кого. — Когда я с ним разговаривала, он не представлял никакой опасности, это очевидно. Ни малейших проявлений агрессии. Они же слушали все наши разговоры, могли это понять! Но если уж им так хотелось крови — сто раз могли застрелить его еще днем, до того, как я приехала… Зачем меня искали, ждали? Бред!

— Бред, кстати, заразен, — вставил Илья. — Ты говоришь, менты слушали Львовского? Слушали, проникались…

— Шел бы ты со своими шутками, клоун! — крикнула Марина.

— И правда, пойду я, — сказал Илья и посмотрел на Александра. Тот кивнул.

Их осталось двое.

— Ты ведь был вчера со мной… — сказала Марина Александру. Голос ее стал ненормально звонким.

— Потише, потише, не заводись.

— Я не завожусь, я так разговариваю. Ты видел, сколько туда нагнали омоновцев? Я насчитала не меньше пятнадцати! Скорее всего, видела далеко не всех. Столько на банду высылают, вооруженную автоматами, а не на одного доцента с антикварным дробовиком! А кто руководил операцией? Начальник убойного отдела ГУВД! Если ты забыл, то эта должность — негласно — считается следующей после зама начальника Главка по Криминальной милиции! Хотя, обычно в таких случаях вполне хватает начальника районного управления… С чего вдруг такой уровень? Чем Львовский их так напугал?

— Маруся, я не знаю.

Александр закрыл дверь, попробовал привлечь ее к себе… Она отстранилась. Тогда он сел обратно за стол и сказал:

— Я тебя вчера спрашивал, что у вас общего с тем психом. Ты не соизволила объяснить. Какими-то сказками кормила — про «третьего», про трижды третьего…

— Ох, только не делай вид, что ревнуешь.

— Надоело вранье. Теперь, вот, устраиваешь со мной игру в «Что? Где? Когда?»

Марина потухла.

— Ты прав. Я расскажу… Ничего личного нас с Алексеем не связывало. Семь лет назад случилась одна история… я тогда работала в «Правде жизни», начинающей была, но подающей надежды… короче, в семье Львовских случилась трагедия. Родители Алексея, и мать, и отец, были выброшены из окна. На обоих — следы борьбы, ударов. Все это случилось 13 июня, после праздника. Ранним утром. В квартире в этот момент, кроме них, был только Алексей. Подозрение, естественно, пало на него. Отец был уже пожилой, а ему — лет тридцать, кажется. Львовский-старший, кстати, состоял на психиатрическом учете. Соответственно, сына тут же послали на психиатрическую экспертизу. Да там и не нужна была экспертиза: Алексей находился в состоянии бреда, говорил про открывшийся в квартире вход в рай, про то, что всем людям надо туда попасть… Следствие, естественно, решило, что сын сначала выбросил из окна свою мать, потом — отца, который до последнего защищал жену… Я об этой истории написала. Весь разворот заняла. Это был мой первый разворот.

— Да, жутковато, — согласился Александр. — Если хорошо представить, в подробностях… Понятно, почему ты не хотела вспоминать.

— А теперь я слышу, что Алексей Львовский не состоял на учете! Да как такое может быть?! Еще одна странность в копилку. Крыша от таких чудес поедет…

Александр был само терпение.

— Малыш, ты, главное, успокойся. Снова писать про Львовского тебя кто-нибудь заставляет? Не заставляет. Зато ты уж, маленькая, нашего маньячину-учителя обязательно добей. Даже если тебе так и не дадут его увидеть.

Марина встала, держа под мышкой папку с документами.

— Во-первых, я предельно спокойна, мон шер. Во-вторых, интервью с вампиром я тебе добуду. В-третьих, работать надо…

Уходя, она захватила джин-тоник.

• Предыдущая
• 16/87
• Следующая