Виновник торжества - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая

– Веселая история, ничего не скажешь. – Галя насмешливо смотрела на Яковлева. – Сейчас умру от смеха!

– А я знаю еще веселее. – Гоголев после выпитого пива подобрел, на щеках появился здоровый румянец, морщины на лбу разгладились. – В Питере было дело, года два назад. На одной из улиц, которая разделяет два района. Ночью патруль обнаружил труп и, недолго думая, оттащил его метров на десять соседям. Те, в свою очередь, патрулируя свой район, увидели труп и перетащили его этим. Так и таскали они полночи, пока кто-то из жителей района не увидел это безобразие и не позвонил в 02.

– А можно на ночь глядя не про трупы? – взмолилась Галя, которой по молчаливому согласию мужчин достался последний пирожок и она его с аппетитом доедала.

– А про что ты хочешь? – c готовностью спросил Яковлев.

– Про что хочет дама? Конечно же про любовь! – усмехнулся Грязнов.

– Чур, я расскажу про любовь, – развеселился Турецкий. – Это моя любимая тема.

– И не только тема, – заржал Яковлев и заговорщически подмигнул Турецкому.

– А я не о той любви, о которой ты думаешь, поскольку не всем дано сие возвышенное чувство.

Я о любви к напиткам.

– Фу, как примитивно, – опять осталась недовольна Галя. – С вами даже о любви не поговоришь. Какие же вы черствые, не тонкие. Уйду от вас...

– Не уйдешь, – не испугался Турецкий. – Тебе без нас никак. Лучше послушай о любви, например, к пиву. Знаешь, к какому выводу пришли немецкие психологи? Поклонники пива отличаются хвастливостью, всезнайством и эгоизмом. В том числе и в интимных отношениях.

– В точку, – поддела Галя Турецкого. – Эгоисты, даже тему сменить не захотели!

– А насчет эгоизма в интимных отношениях еще можно поспорить, – обиделся за любителей пива Яковлев.

– Ой, только не надо уточнять про интимные отношения! – Галя испугалась, что мужчины пустятся в откровенные воспоминания. – Лучше расскажи про любителей красного вина. Хочу что-нибудь новенькое и про себя узнать.

– А вот таковые могут постоять за себя и довести задуманное до конца. Так что дерзай, подруга, надежда только на тебя!

– Сколько про меня сказано хорошего! – обрадовалась Галя. – А про любительниц кофе что там твои немцы заметили?

– Я тоже кофе люблю пить по утрам. – Гоголев с интересом слушал Турецкого.

– А кофеманы нерешительны, недоверчивы и подозрительны.

– Первое исключено, это не мы с Галей, а остальное нам по долгу службы положено!

– А кто пьет кока-колу? – поинтересовался Яковлев.

– Они, как правило, не отличаются верностью данному слову.

– Надо же, в точку! – удивился Яковлев. – Моя дочка врет на каждом шагу и никогда слово не держит. Каждый вечер обещает с утра постель свою застелить, но ни разу этого не сделала. В школу, видите ли, она опаздывает.

– А как насчет любителей минералки? – подключился к игре Грязнов.

– Тот, кто пьет минералку, по натуре одиночка, которого трудно завоевать.

– Вот это да! – восхитилась Галя. – Самые романтичные – любители минералки.

Турецкий, заметив, что Яковлев налил себе в стакан апельсиновый сок, встрепенулся:

– А к любителям соков нужно относиться с особой осторожностью, они склонны изрекать истины в последней инстанции.

Яковлев хотел возразить, но поперхнулся и закашлялся.

– Правда глаза колет! – ехидно заметила Галя, и все рассмеялись.

– В тебе, Валера, умер великий артист! – заметил его друг Корчинский, наблюдая, как тот готовится к ночной операции.

Крупнин ничего не ответил, только хмыкнул, с довольным видом рассматривая себя в зеркало.

– Представь себе, даже в школьном драмкружке никогда не играл. А тут вчера прогуливался в женском прикиде и заодно каблуки осваивал. Правда, так и не освоил. Так вот, гуляю по Озерной, а ко мне какой-то мужичонка стал клеиться. Если бы хоть крупный какой-нибудь, не так обидно было бы. А то совсем хиляк, к тому же едва на ногах держится, поддатый здорово. Так надоел, все время одно и то же долдонит: «Девушка, вам не страшно? Может, вас проводить?» А мне с ним в разговор никак не хотелось вступать, голос у меня больно грубый, но я не выдержал и взвыл: «Мужик, отвали, не мешай работать». Так он как бросится на меня: «Ах ты гад, так ты еще и трансвестит?!» Так что с виду совсем убогий, а такие оскорбительные слова знает. Я даже расстроился, врезал ему слегка, а он с копыт... Салтыков потом ругался. Говорит, что я раскрылся. Если бы маньяк увидел мой хук правой, сразу понял, что никакая я не девица. Пригрозил отстранить от операции. Едва уговорил дать мне еще шанс. Но потом подумал, хорошо, что мне этот придурок подвернулся, я теперь в себе уверен, раз он меня за девушку принял. Ладно, пока, мне пора! Хоть бы сегодня повезло! Так хочется этого маньяка скрутить!

– Удачи тебе, Валерик. Ты только вышагивай не таким широким шагом, и руками не размахивай, не на плацу. Иди изящно, можно немного бедрами повиливать. Ну, не так резко! Ой, Валера, что-то я погорячился насчет артиста. Зря ты не посещал драмкружок. Считай, молодость прошла зря.

С утра Турецкий не поехал в управление, а решил посидеть в номере, поработать над материалами, которые ему предоставил Гоголев. Он как раз знакомился с отчетами ночных патрулей, как в дверь кто-то поскребся.

– Не заперто! – пригласил Турецкий скромного посетителя. В комнату зашла Галя, с которой Турецкий не виделся со вчерашнего утра.

– О! – обрадовался он. – А я уже успел соскучиться. Ну, какие новости?

– Тебе сначала хорошую или плохую?

– Начни с плохой.

– А хорошей-то и нет... – грустно ответила Галя.

– Люблю я твой замечательный юмор, – рассмеялся Турецкий.

Галя тоже в ответ улыбнулась.

– Но если серьезно, от моих ночных прогулок никакой радости. Неделя, считай, прошла впустую. Маньяк как сквозь землю провалился.

– Подожди, – успокоил ее Турецкий. – Если он тебя приметил, за неделю мог решить, что ты живешь в его районе. Так что будь начеку. Парни тоже ноют, такие все нетерпеливые. Один даже умудрился подраться. Мы его в другой сектор перевели. Ты мне пока расскажи, попадался тебе хоть один человек высокого роста? Ну, чтобы походил на розыскной портрет маньяка...

– Человек пять видела. У меня каждый раз даже сердце екало.

– Пугалась, бедняжка? – участливо спросил Турецкий, хотя раньше что-то не замечал за ней боязливости. Галя была человеком очень решительным и бесстрашным.

– Да ты что? Не знаешь меня? Когда это я пугалась? У меня от радости сердце екало. Думала: вот сейчас зайду в условленную подворотню, мужик за мной, я к лифту – он следом. И только начнет в лифте приставать, я ему как дам промеж ног, а тут и наши ребята, и схватят его... Знаешь, как разочаровывалась каждый раз? – загрустила Галя.

– Я сам расстроен. Но у меня есть еще версии. Как раз сижу, обдумываю.

– Могу помочь. Я уже позавтракала и, пока пила кофе, как человек недоверчивый и подозрительный, решила тебе предложить кое-что перепроверить...

Турецкий поднялся на третий этаж дома № 18 по улице Некрасова. На его короткий звонок кто-то протопал из глубины квартиры к двери и детский голос спросил:

– Кто пришел?

– Позови, малыш, папу или маму, – попросил Турецкий, не разобрав, кому принадлежит звонкий голосок-колокольчик – девочке или мальчику.

– Мама на рынок ушла, а папа уже идет! – проинформировал с готовностью голосок, и дверь открылась. На пороге стоял симпатичный молодой мужчина такого высокого роста, что Турецкий удивился и при случае решил непременно поинтересоваться, какой же рост у хозяина квартиры.

– Вы к кому? – cпросил он, рассматривая Турецкого.

– Я из уголовного розыска, – открыл он удостоверение и показал мужчине.

– А я Ершов Николай. Но вы, наверное, и так знаете, раз пришли ко мне. Заходите, пожалуйста. – Мужчина посторонился, пропуская Турецкого вперед, и закрыл за ним дверь. Из комнаты с любопытством выглядывала черноглазая девчушка лет четырех. Она держала за лапу большого плюшевого медведя, которому по виду можно было дать лет сорок.

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая