Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Токсик Саша - Страница 25

Глава 10

— Утро доброе, — сказал Кузьмич, хотя конкретно для него оно едва ли было добрым.

Ох уж эти неодарённые.

Ну явно ведь не для них алкоголь придуман, а всё равно лезут. Настырно причём. И так самоотверженно на эту амбразуру кидаются, будто их печень пуленепробиваема, почки бессмертны, а электролитам нет конца.

И что в итоге?

Ходят потом, треморными ручонками трясут, охают, ахают и воду хлебают, как не в себя.

Вот как Кузьмич прямо сейчас.

— О-о-о-о-ох, — с гримасой блаженства на лице, камердинер отлип от банки с рассолом и чуточку ожил, но тут же: — Василий Иванович! Завтрак же! — осанкой Вильгельм Куртович резко начал напоминать виноватую собаку и заметался по кухне.

— Не надо.

— Надо-надо, Василий Иванович! Прошу прощения, это непозволительный проступок с моей стороны! Я сейчас же всё исправлю!

— Да не надо же, говорю, — моя сытая довольная улыбка немного успокоила Кузьмича. — Я уже у баронессы позавтракал.

Да и ночевал, кстати, там же. И думается мне, что много кто из жителей Удалёнки сегодня остался спать вне дома. И думай вот теперь. То ли демография внезапно повысится, а то ли статистика разводов. А может быть, и то, и другое — надо бы потом шутки ради навести справки за этот год и проследить корреляцию.

Так вот…

Кабачковый Спас вышел из-под контроля. Разумеется, в хорошем смысле этого слова; в самом что ни на есть весёлом, душевном и разухабистом. Праздник развернулся и в длину, и в ширину, и вообще. Оно ведь редко когда с соседями удавалось посидеть, да так чтобы всей Удалёнкой — вообще никогда.

А закрутилось всё с того, что…

Так…

Стоп.

Сперва надо бы чайку бахнуть.

— Кузьмич, — сказал я. — Мне бергамотового чая, себе пивка, и пошли на улице посидим, воздухом подышим. Надо кой-чего порешать, и срочно.

— Ага, — кивнул Кузьмич.

Вильгельм Куртович услышал заветное «себе пивка» и ускорился в разы, ловким движением тут же воткнул чайник и пулей выстрелил своё тельце в сторону холодильника. Наблюдать за его мимикой в это утро было одно удовольствие, и вот конкретно сейчас лицом камердинер напоминал ребёнка, который бежит под ёлку и уже даже видит подарок, который по форме и размерам напоминает коробку от приставки.

Итак.

Зафиксировали.

Но вот Кузьмич открыл холодильник и пробежался взглядом по всем полкам. Уголки губ прибило к земле, щёки грустно повисли, а где-то в зрачках разверзлись две чёрные дыры, что вместо времени-пространства поглощают радость и сам вкус жизни.

— Нету? — спросил я.

— Нету, — вздохнул Кузьмич.

— А кто вчера шлифануть предложил?

— Я? — больше спросил, нежели ответил камердинер.

— Да ладно, не ссы. Я тебя в беде не брошу.

Специально, чтобы разыграть эту сценку, я взял у Юдиной бутылочку пива. Хорошего, нефильтрованного, с бугельной пробкой и писающим пацаном на этикетке, что лишний раз подчёркивает его годность и статусность в мире пива.

Так вот… помимо того, что я его взял, я ещё и потренировался пару раз, чтобы как можно эффектней было.

Ну и вот.

Протянул я руку в сторону, напряг энергоканалы, и она — бутылка то есть — выплыла из прихожей, будто опохмельный ангелок с небес. Помимо прочего я ещё и немножечко с температурой поигрался, так что налету бутылка обрастала инеем.

— Василий Иванович, — от внезапного счастья Кузьмич заслезоточил. — Спасибо вам, Василий Иванович…

* * *

Вроде бы, кроме даты в календаре, ничего не поменялось, а вроде бы и осень наступила. И ветерок какой-то вдруг подул прохладный, и преломление света неуловимо изменилось — он теперь какой-то меланхоличный, слабеющий — и мини-клин из пятерых журавлей в небе дополнял картину.

Природа приготовилась увядать.

Однако было всё ещё тепло. По моим ощущениям явно больше двадцати градусов, в футболке более чем комфортно.

Кузьмич заварил мне чай, а также из чувства вины сервировал вазу с печеньками, конфетами и прочими разными суфлехами, а затем притараканил садовый стол поближе к своему обожаемому саду камней.

Тут и сидели.

— Дела, — сказал Кузьмич, впервые со вчерашнего дня оглядев наш участок взглядом, млять, тверёзым.

— Дела, — согласно кивнул я.

Сад камней напоминал… хрен знает, что он напоминал, тут даже сравнения меткого не подыскать. Песочек, на котором Кузьмич специальными граблями выводил всякие кружки и линии, перемешан в чепуху. Камни, некогда каждый на своём месте, раскиданы как попало. И всюду между ними валяются кабачки.

Об остальном участке и говорить нечего.

Кабачки на газоне, кабачки на крыше, кабачки на крыльце и в бане, кабачки в гараже и в бочке для сбора воды. Целые горы кабачков разлеглись по кустам, кабачки тут, кабачки там.

Куда, блин, ни плюнь, обязательно в кабачок попадёшь.

За забором с изрядной периодичностью проезжали машины. Несмотря на тяжёлое утро, жителям Удалёнки некогда было валяться, жалеть себя и стонать от бодуна. На их участках тоже валялась целая гора провизии, которую нужно было срочно распределить по друзьям и знакомым. Ну потому что жалко!

Из локальной пьянки Кабачковый Спас перерастал в нечто глобальное и грандиозное. Скоро про овощ со вкусом мяса поползут слухи, и, как знать, возможно, в следующем году Удалёнка на пару дней станет туристическим центром.

Шатры на поле возведём, палатки всякие поставим с тиром, сладкой ватой и карамельными яблоками… а может, даже колесо обозрения в аренду возьмём. Надо помозговать на досуге с Макаром Матвеевичем. Продумать, как всё это получше провернуть; повыгодней. Всё-таки старик — акула бизнеса. И пускай зубы у него преимущественно золотые, зато острые. Своего не упустят.

Ну а кабачки…

Кабачки будут.

Во всяком случае, Лёха обещал повторить. Вот только уже не с такими рисками для мироздания, само собой, а под моим строгим контролем.

И кстати!

Возможно, не только кабачки станут символом Удалёнки, но и вискарь. И уже впору думать, как их обозвать. Виски у нас, стало быть, — это Шотландское пойло, скотч — Ирландское, а бурбон — Асашайская разновидность. Привязка к географии, ети его мать, и защищённые названия. Так что и нам надо бы выделиться, ибо нехрен.

Причём тут виски?

Да при том.

Чтобы понять, надо бы мне всё-таки вернуться чуть назад и рассказать, с чего вчера всё закрутилось. Итак… Как только стало понятно, что казнь Кузьмича отменяется, а мы уже собрались и расходиться вроде как глупо, вечер перестал быть томным. Под жареные — и что немаловажно бесплатные — вкусняхи люди начали… что? Ну, конечно же, прибухивать.

Сперва скромно.

Каждый приволок что-то из своих запасов и давай налегать потихонечку. Люди расслабились, разговорились и разбились на группки по интересам… кстати, мы с альтушками устроили круг почёта и поочерёдно успели потусоваться со всеми. Так что девки теперь официально вхожи в любой дом. Особенно Её Сиятельство Фонвизина и Шама. Первая как лекарь, а вторая просто как ходячий сборник приколюх и весёлая собеседница.

Кузьмич тоже не хрен собачий, а местный герой. Только ленивый в тот вечер не высказал ему своё гранмерси за обильное лакомство.

Общение, угощение, разговоры…

Но вот, начало темнеть.

Вильгельм Куртович расчехлил баян и начал петь о том, как с Альпийских гор спускается туман. Что-то про искристые ручьи, заливные луга и корову, которая некстати потеряла колокольчик, а в конце ещё и шокировал всех окружающих, замахнувшись на йодль.

Люди не оценили — всё же менталитет не тот — и чья-то светлая голова додумалась вытащить на улицу колонку.

Стало ещё веселее.

Однако тут начал заканчиваться алкоголь. Тракторист Витя самоотверженно вызвался ехать за догоном. Сперва его, конечно, попытались остановить по причине изрядной угашенности, но, когда узнали, что прав у него всё равно нет, благословили в путь и из последних запасов плеснули на ход ноги.