Заступник. Проклятье Дайкоку (СИ) - Аржанов Алексей - Страница 17

Сбросил он скорость только когда нам удалось отъехать на добрый десяток километров, петляя по улицам.

— Что за дерьмо вообще произошло? — спросил он, словно не веря в происходящее.

— Нас предали, — сказал я.

— Не поверишь! Я и сам догадался! Но зачем? Для чего?

Я покачал головой.

— Не знаю, Куросаки. Именно за этим я и погнался за Накамурой.

— А столкнул ты его зачем?

— Он сам спрыгнул. Не захотел мне ничего рассказывать. Решил уйти на своих правилах. Либо решил, что то, что с ним сделают, если он предаст еще и того, на кого согласился работать, то смерть будет самым легким выходом. Ручаюсь, если бы у него при себе был тот тонто, он бы на месте себе вскрыл шею.

— Не понимаю… — заключил Рюсэй.

— Я тоже. Ты не видел его двоих младших?

— Нет. Думаешь они могут настучать?

Я пожал плечами. Они могли сделать все что угодно. Как скрыться и залечь на дно, так и бежать быстрее ветра в кабинет к своему новому хозяину, чтобы выслужиться и тогда один из них может стать старшим для другого. А может их обоих прикончат прямо на месте. Этого я никогда не узнаю, пока не увижу их снова.

Через полчаса очередного петляния по переулкам мы выехали к порту, где оставили машину возле заброшенного хранилища, а ключи Куросаки выкинул в пенистые воды осакского залива.

— Придется пройтись пешком.

— Где ты вообще взял тачку? — спросил я у него.

Он лишь хмыкнул и постучал пальцем себя по виску.

— Где взял — уже нет. Идем. И это, Ахиро…

— М?

— Спасибо.

— За что? — спросил я с толикой удивления.

— Что спас мне жизнь.

В окнах Старейшего Дома горел свет. Нас пропустили без вопросов. Судя по всему лейтенант уже был в курсе, потому что двери в его кабинет были распахнуты.

— Скажите мне оба, — начал Йоши, когда мы пересекли порог, — почему я не должен прямо сейчас закатать ваши ноги в бетон и сбросить с края своей яхты в филиппинское море?

— Йоши-сама! Нас предали, — начал Куросаки, бурно жестикулируя руками. — Накамура и его два сятэя, они…

— Помолчи, Рюсэй. Тебя я еще выслушать успею. Мне интересно, что скажет твой младший. Знаешь почему?

— М-м… нет, Таканава-сама…

— Потому что по странному стечению обстоятельств всегда там, где появляется твой младший — возникают проблемы. Не находишь это странным?

Куросаки глянул на меня. Что-то блеснуло в его глазах. Как в тот день, когда мы уезжали от Андо.

— Нет.

— Объяснишь, Кэнтаро?

— Куросаки сказал правду. Нас действительно предали.

— Да что ты? И почему я должен тебе верить?

Кое-что я знал об этом мире. Пускай не все, но кое-какие знания это тело в себе хранило. И почему-то я буквально нутром чуял, что эта деталь, которую я сейчас озвучу Таканаве — очень важна. Пока что я не понимал почему, но ощущал внутреннюю потребность ее сказать.

— Вы можете мне не верить, Таканава-сама. Но, я думаю, вас очень удивит тот факт, что у всех людей, что работали в этот вечер у Хирохито Араки не было мизинцев.

Узкие глаза Йоши Таканавы распахнулись, как две створки ворот от услышанного.

— Что ты сейчас сказал?

— Вы правильно меня услышали, Таканава-сама.

Он рухнул на кресло и перекрестился, после чего подпер щеку одной рукой.

— Твою-то мать… неужели это снова они…

Кто «они» — пока что было не ясно. Лейтенант не торопился отвечать, а лишь задумчиво набил трубку с длинным мундштуком табаком и закурил. В молчании он находился, наверное, добрых полторы минуты, за которые ни я, ни Куросаки не осмелились его потревожить.

Наконец он вытрусил пепел, после чего поудобнее уселся в кресле и повернулся к нам.

— Вы оба знаете что такое юбицумэ, — начал он.

Наверное, совсем недавно я бы сказал, что понятия не имею о чем говорит Йоши Таканава, однако после недавних событий и моей поездки в поместье семьи Андо, я мог ночью спросонья рассказать, что такое юбицумэ. Жертвенное отрезание мизинца в качестве извинения; наказание за сильный проступок; желание якудзы выразить свою преданность, если ему не верят.

Но всех этих ребят отличало то, что мизинцев у них не было по самую кисть, а значит с вероятностью в девяносто девять процентов — их заставили отрезать себе пальцы и выгнали из семьи. Своеобразное клеймо.

— Изгнанные якудза, которые провинились так сильно, что их лица больше не собирались терпеть в клане. Каждая семья дорожит своей репутацией. Никто не захочет работать с кланом, который не чтит правил.

Он налил себе воды в стакан и сделал несколько глотков, смачивая горло. Я же слушал его внимательно, погружаясь все больше в местную культуру. Даже спустя полгода многие вещи для меня оставались тайной за семью печатями. И вот такие поучительные истории очень хорошо открывали глаза на происходящее.

И именно теперь я начинал понимать почему мне так хотелось акцентировать внимание на их пальцах. Может я и не знал этого, но прежний Ахиро Кэнтаро точно знал. И его тело мне об этом кричало.

Йоши Таканава рассказал, что примерно пять лет назад большая группа изгнанных якудз из разных семей объединилась под общим началом никому неизвестной личности. Он редко выходил на публику, а если и являлся, то его видели только в маске óни — клыкасто-рогатого краснокожего демона.

На него пытались вести охоту, но все попытки были тщетными. А за все время существования якудзы — таких вот изгнанников по всей Японии собралось просто невообразимое количество. Они не чтили ни закон, ни кодекс. Делали что хотели. Самые обычные бандиты.

— Мы объединились и объявили им войну. Много народу тогда погибло. Гражданские, полицейские, якудза. Всех. Но мы думали, что искоренили их. Надрубленная маска их главаря до сих пор хранится в Токио, как символ победы. Никто не знает действительно ли тот мужчина, на котором была эта маска в тот вечер, когда их накрыли и вырезали — являлся их предводителем. По слухам — это была подстава, но с тех пор не было ни единого прецедента с изгнанниками.

— До сегодня, — подал голос Куросаки.

— Именно.

Йоши Таканава помассировал веки и уперся тонкими пальцами в морщинистый лоб.

— Вы хорошо поработали. Главное, что остались живы. Насчет младших Накамуры не переживайте, я уже дал задачу, чтобы их нашли и устранили. Предателей мы терпеть не будем. Ресторан теперь будет нашим однозначно, правда после случившегося там сегодня вряд ли в ближайшее время Хирохито сможет похвастаться хорошим наплывом клиентов.

Он хмыкнул и встал с кресла, после чего подошел к открытому окну.

— Завтра утром я поговорю с Оябуном насчет произошедшего и подумаем как все уладить. Пока что вы оба свободны. Ступайте.

Мы встали со своих мест, коротко поклонились Йоши и вышли из кабинета. Через несколько минут мы уже сидели в ресторане, в котором завтракали днем ранее. Только сейчас мы находились во внутренней части, а не на внешней площадке.

Внутри играла приятная расслабляющая джазовая музыка, вокруг был приятный полумрак, а под потолком тихо шелестели вытяжки.

По иронии судьбы нас обслуживала официантка, с которой мне удалось договориться об отсрочке оплаты, когда я случайно впитал деньги. Она мило мне улыбнулась, опуская с подноса тарелку с горячим ужином: стейк из мраморной говядины со свежими овощами.

Куросаки заказал какой-то мисо-суп внутри хлебной лепешки и удон c острой курицей.

— Ваш ужин, господа, — сказала она.

Я вежливо кивнул ей в ответ, сложив ладони перед собой.

Благо, что она держала язык за зубами и ничего не сказала. Внутри себя я за это ее глубоко зауважал. В наше время, к сожалению, слишком мало людей, обладающих таким качеством.

— Где ты научился так драться, Ахиро? — спросил меня Куросаки с набитым ртом.

Внезапный вопрос. Как я уже говорил, мне всегда казалось, что внутри якудзы мужчина должен уметь делать два дела: драться и повиноваться. И я не думал, что кого-то могут удивить чужие навыки.