Господин следователь. Книга 3 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 2

И что что тут у нас? У тут у нас, самое поганое — изнасилование. Из рапорта урядника 2 стана следует, что 'Крестьянин деревни Романда Дмитрий Бойцов, 19 лет, изнасиловал крестьянку оной же волости Дарью Мефодьеву, 18 лет. Родители Дарьи отвели девку в дом Дмитрия, передали с рук на руки его родителям. Сам Дмитрий обещал на девке жениться, но спустя две недели его родители привели бывшую девку обратно в родительский дом, сказав, что их сын жениться не станет. Мол — Дарья по хозяйству работать не желает, ничего не умеет.

Родители Дарьи Мефодьевой желают привлечь насильника к ответственности'.

М-да… Сомневаюсь, что даже в двадцать первом веке следователю удалось бы доказать по такой жалобе факт изнасилования. Примерно, как если бы жена накатала заявление на мужа — дескать, не хотела близости, тот настоял.

— Что скажете, Иван Александрович? — со смешком спросил Василий Яковлевич. — Станете дело открывать? Или, как вы любите говорить — нафиг?

— Конечно нафиг, — фыркнул я. — Дело-то открыть можно, только судебной перспективы не вижу. Замучаюсь доказывать, что изнасилование имело место. Еще ладно, если бы девка прибежала домой, растерзанная, в порванной одежде, а ее родители сразу к уряднику обратились. Так нет, она потом со своим насильником две недели жила. Как факт насилия доказать? Перешлите священнику, пусть разбирается. Парня пристыдит, на путь истинный направит, а еще лучше, если родители Дарьи дочери курсы по домоводству организуют, чтобы ее замуж взяли. Но унтеру из Романды накажите — пусть, на всякий случай, присматривает за Бойцевым. Кто знает, не захочет ли парень еще какую-нибудь девку снасильничать? Дескать — наказания не было, теперь все могу. Пусть предупредит — мол, если что, бумажку из-под сукна вытащим, припомним все, что от всемирного потопа случилось.

— Урядник там человек суровый, присмотрит. А заодно и за отцом Дарьи придется приглядывать, чтобы тот самосуд не учинил.

— Вот и славно, — одобрил я будущие действия урядника. Встал, отодвинул стул. — Не стану вас больше отвлекать. А копию рапорта, я на всякий случай прихвачу. Мало ли что.

— Иван Александрович, наслышан о вашем горе, — с сочувствием сказал Абрютин. Улыбнувшись, изрек. — Понимаю, что хозяйственные дела, штука сложная и мужчинам не всегда покоряются.

Ну вот, и он туда же.

Со позавчерашнего дня я живу один, уныло влача свое существование. В доме пусто. Нет ни одной живой души. Ни женщины, ни кота.

Наталья Никифоровна вдруг решила съездить к родственникам. Семь пятниц на неделе. Ведь говорила же — не поедет, спишется, пригласит на свадьбу, а тут, вон оно как. Есть, правда, у меня некое подозрение, что Наталья таким образом от грехов сбежала — типа, пока рядом со мной, удержаться не удастся, а если уехать, так можно и не грешить.

Впрочем, плотские утехи (прошу прощения за грубый оборот, но ничего другого не пришло в голову), это одно, это переживу, но осталась проблема, с которой не сумел справится самостоятельно. И проблемой стала русская печь.

Наталья Никифоровна женщина щепетильная до невозможности. Когда уезжала, пыталась вернуть мне часть платы за квартиру — дескать, раз во время ее отсутствия столоваться постоялец не будет, значит, и деньги она должна вернуть. Убедил, что этого делать не стоит. Все-таки, она и пирушку по случаю моего ордена устраивала, и в лавку иной раз для меня ходит, и всякие мелочные работы выполняет. Уговорил.

Еще Наталья переживала — как тут без нее проживу, как стану еду готовить, но я отмахнулся — дескать, сам с большими усами, управлюсь.

А вот убедить оставить при мне котенка не смог. Говорил, что без Тишки будет совсем тоскливо, дом заполнят мыши, сожрут все мои важные бумаги, а заодно картошку и хозяйские свечи. Да что там — нападут на меня ночью и ухи обгрызут. А ежели, останусь без ухов, так Леночка за меня замуж не пойдет. Куда малыша в дальнюю дорогу брать? Для кошек шок, если их из дома вытаскивают.

Нет, не сработало. Наталья заявила, что мышей приходит ловить соседская кошка, считает дом своей территорией, все дырочки знает. Леночка Бравлина — девочка очень достойная и своего жениха, из-за такой ерунды, как отсутствие ушей, не бросит. В крайнем случае, если откусят уши, можно отпустить волосы подлиннее — прикроют. Главное, чтобы мыши что другое не отгрызли. Нет, не то, что я вначале подумал — а мой язык.

А Тишка, если станет сидеть дома один-одинехонек с утра и до вечера, затоскует. И кормить я его вовремя не смогу — мало ли, что на службе стрясется? Дорога — совсем не страшно, возьмет для него корзинку, тряпками и соломой застелет. К новому дому котенку все равно скоро придется привыкать, пусть тренируется.

Что уж поделать, если Наталья не доверила Тишку? Остается смириться и вести домашнее хозяйство самому.

Пытаться готовить в огнедышащей русской печи, где впору выплавлять сталь или чугун, я даже не собирался. Припомнился мультик про Вовку в тридесятом царстве, который пек пироги. Подозреваю, что у меня вышло бы нечто похожее. Придется обходиться без хозяйской стряпни.

Я человек простой, без затей. С самоварами управляться научился — хоть с большим, хоть с «эгоистом», так что — позавтракаю чайком с бутербродами, могу даже с вечера вареных яиц приготовить — в том смысле, что заранее прикупить их в кухмистерской, потому что варить яйца в печке я тоже бы не рискнул. Говорят — имеется способ печь яйца в раскаленном песке, но за песком придется идти на речку, а где его потом раскалять?

С завтраком как-нибудь, а пообедать-поужинать могу хоть в трактире, хоть в ресторане.

Но кроме еды, русская печь должна согревать жилище. Все-таки, я не Фритьоф Нансен. Великий путешественник, если верить его биографам, обожал холод и не позволял топить в своем кабинете. Но я люблю, если в доме тепло и тренироваться к походу на Северный полюс не собираюсь. К тому же, как говорят бывалые люди, с которыми я совершенно согласен, к холоду привыкнуть невозможно.

Был абсолютно уверен, что с русской печкой как-нибудь да управлюсь. Не сложнее, чем с автомобилем или с компьютером. Видел, как Наталья укладывает дрова колодцем, открывает печную заслонку и поджигает.

Вчера утром, когда внутри дома температура приблизилась к той, что любил Нансен (почему в прошедшем времени говорю, если он еще жив?) решил протопить печь.

Все сделал как надо. Дрова заготовил с вечера, чтобы утром не мучиться, выдвинул заслонку, поджег. Но почему-то дым повалил не вверх, не в трубу, как ему и положено, а в кухню, а потом вылез на улицу.

В общем, позор джунглям. Оказывается, кроме заслонки, следовало открыть небольшую дверцу, что на кожухе (про кожух у пулемета слышал, про кожух у печки нет) и сдвинуть крышку, именуемую вьюшкой!

Конечно, нужно во всем искать положительные стороны. В данном случае я проверил взаимовыручку. Честь и хвала соседям, решившим, что в доме вдовы Селивановой случился пожар. Учуяли дым и сразу же прибежали на помощь. Что бы я без них делал?

Но отрицательного все-таки больше. Сегодня утром соседка — которая Мария Ивановна, пытавшаяся оттяпать аршин огорода Натальи, постучала в окно, разбудив меня в четыре утра, предлагая растопить печь. А в пять разбудил другой сосед — дескать, а почему дым из трубы не валит, не требуется ли помощь?

Вот так вот, блин. Пришлось вставать, растапливать печку, потом досыпать.

Череповец город маленький, слухи распространяются быстро. Сослуживцы с самого утра заглядывали в кабинет, предлагая свои услуги, готовы и сами научить, как растапливать печь или прислугу послать, чтобы организовать ликбез, на улице останавливают какие-то бабы — дескать, кухарка вам не нужна?

Кажется, повеселил я город Череповец.

Мне и так стыдно, что сел в лужу, а теперь еще и исправник подначивать принялся.

— Василий Яковлевич, хоть вы не подкалывайте! — едва не завыл я. — Я вас за своего друга считаю, а вы издеваетесь, как не знаю кто…

Абрютин, зараза такая, расхохотался в голос. Отхохотавшись, утер слезы и сказал: