Я больше тебе не враг (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 10

— Сейчас гляну.

— И у Лехи спроси. Может, у него что-то завалялось.

Спустя пять минут на крыльце раздаются тяжелые шаги:

— Все, что нашли, — Марат протягивает мне замызганный блистер парацетамола. При этом смотрит подозрительно, будто думает, что это я заболеть решил и сейчас в обморок повалюсь.

А это ни черта не я!

И он это понимает. Ничего не спрашивает, только кивает и молча удаляется, а я иду на кухню, наливаю стакан воды и возвращаюсь в комнату.

Таська все так же спит, но ее сон нездоровый и измученный. Бледная, с густыми подглазинами, но в то же время с малиновыми, температурными щеками.

Я злюсь на нее за эту болезнь, а еще больше на себя из-за того, что не могу просто остаться в стороне и наблюдать за ее мучениями.

Выдавив на ладонь одну таблетку, присаживаюсь рядом с ней и совсем неласково встряхиваю за плечо:

— Подъем.

Она что-то мурлыкает себе под нос, не открывая глаз и не приходя в себя.

— Надо лечиться.

— Нет…

Ее дурацкий протест еще сильнее выводит из себя, поэтому я подхватываю ее и вынуждаю сесть.

— Таблетку!

— Не надо, — Тася отворачивается, непроизвольно утыкаясь носом мне в шею. И в ответ на это у меня по спине бегут толпы мурашек. Сердце ухает куда-то в пустоту.

Слабая, как кутенок, беспомощная. И пахнет так, что кишки сводит. Тот самый запах, родной и уютный, от которого я раньше был готов урчать словно большой сытый кот. Я помню, как засыпал, прижав ее к себе и зарывшись лицом в шелковистые волосы. Дышал ей. А сейчас задыхался!

— Надо! — снова встряхиваю, вынуждая ее отстранится, — пей.

Она открывает мутные глаза. Смотрит на меня, но кажется, не узнает и снова пытается провалиться в сон. Я не позволяю ей этого сделать, разворачиваю к себе:

— Открой рот.

Мотает головой.

— Не вынуждай меня применять силу, — если потребуется против воли вложу ей эту пилюлю и заставлю проглотить.

— Мне нельзя, — лопочет так тихо, что я с трудом разбираю отдельные слова.

— Можно! Пей!

— Нельзя, — вяло сопротивляется она, снова пытаясь отвернуться.

Снова не позволяю, сдавливаю ее, стараясь не замечать того, насколько податливо тело в моих руках:

— Да с чего это вдруг?

Тася сонно моргает и шепчет:

— Аллергия.

— Это все лишь парацетомол. Нет у тебя на него аллергии. — не взирая на ее протест, я запихиваю таблетку в рот и даю воду, чтобы запить.

Она сдается и проглатывает, тут же обессиленно привалившись к моему плечу, словно ища поддержки и защиты. Уверен, что она даже не осознает этого. Мягкая как желе, и такая же безвольная.

Я укладываю ее обратно и чувствую себя конченым дебилом.

Как так вышло, что из мстителя я превратился в медсестру? Не иначе Вселенная издевается, желая в очередной раз наказать за самоуверенность.

Бывшая жена моментально засыпает, а я сижу рядом, уперевшись ладонями в колени и смотрю в пол. В голове творится хрен пойми что, на душе тошно. И я не знаю, что с нами будет дальше.

— К черту, — выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.

Не могу находится рядом с ней. Мне нужен воздух и расстояние. Чем дальше от нее, тем лучше. Желательно на другой конец это мира, а еще лучше в какой-нибудь другой, а заодно и память почистить, чтобы раз за разом не гонять в голове все, что произошло.

На дворе еще ночь, а я уже с кофе. На сон не надеюсь, так что можно.

Он горький и крепкий, и с первого же глотка пробивает так, что в голове начинает шуметь, а сердце протестующе дергается, наращивая ритм.

Выпить литр этого пойла и сдохнуть от тахикардии. Почему бы и нет…

Может, подымить? Неохота.

Я вообще ничего не хочу. Разве что забыться, но кто же мне позволит. Совесть, стерва конченая, сидит спокойно минут десять, а потом начинает ворочаться, подкидывая неудобные вопросы.

Как там Тася?

Температура спала?

Уже легче?

Может, проверить?

Я не хочу ничего проверять, не хочу думать о том, что с ней, и тем не менее отставляю кружку в сторону и тащусь к лестнице, обзывая себя последними словами.

Какое мне дело до того, что будет с той, которая наизнанку меня вывернула, перетряхнула всю мою жизнь, камня на камне от нее не оставив?

В комнате сумрачно – уходя, я оставил только небольшой ночник у противоположной стены. И тихо.

Но подойдя к кровати, понимаю, что эти тишина и спокойствие обманчивы. Бывшая жена полыхает. Таблетка то ли не успела помочь, то ли не подходит, а жар и не думает отступать.

— Да чтоб тебя! — иду в ванную комнату, беру из стопки два чистых полотенца – маленькое для рук и другое побольше, мочу оба ледяной водой и возвращаюсь.

Одно сворачиваю валиком и кладу на потный лоб, а вторым начинаю обтирать бледные руки. Они тут же покрываются мурашками, и крохотные волосинки встают дыбом, а я молча вожу по коже, стараясь не думать о том, какая она мягкая наощупь.

Рук мало, поэтому подтягиваю выше подол халата и веду от пальцев до коленей. Пялюсь, как маньяк на стройные икры, и борюсь с внезапным желание поднять ткань еще выше.

Несмотря на ненависть, я все еще считаю ее самой привлекательной женщиной на свете. Хочу ее, невзирая на доводы разума и все произошедшее.

— Что же ты наделала? — горький вопрос сам срывается с губ.

Тася чуть приоткрывает мутные глаза, смотрит на меня, не узнавая, и снова проваливается.

То ли мои растирания помогают, то ли таблетка все-таки начинает действовать, но спустя полчаса температура спадает. Таська перестает хмуриться во сне и просто спит. А я снова выхожу на балкон и дышу дождем, не зная, как унять тоску.

Глава 6

Я с трудом разлепляю глаза и тут же снова жмурюсь. Дождь закончился, и в окно нагло лупит солнечный свет, рыжий оттого, что бликует на пожелтевших листах. Светло, но холодно. Хочется закутаться по самые уши, утонуть в одеялах и носа не высовывать наружу. Спать, спать, спать. Ведь в кровати так уютно.

А почему бы и нет? Мне вроде никуда не надо, можно отдохнуть, поэтому укладываюсь поудобнее, переворачиваю подушку и блаженно вдыхаю. Она пахнет так вкусно, что в груди расползается тепло и хочется улыбаться, поэтому прижимаю ее к себе еще сильнее и дальше спать.

Только сон не идет. Сначала просто дрейфую в вялых мыслях, неспешно перескакивая с одного на другое, потом начинаю испытывать тревогу, будто забыла что-то. Что-то очень-очень важное.

Такое неприятное ощущение, когда силишься вспомнить и никак. Вроде крутится на поверхности, еще немного и прояснится, но серая мгла не отступает, скрывая причину тревоги под серым навесом.

Безмятежное настроение, к сожалению, уходит, забирая с собой остатки сна. Я хмурюсь, но глаза не открываю, потому что свет сбивает. А мне надо вспомнить, очень надо. Это настолько важно, что словно моя жизнь висит на волоске.

Я лежу и мелко трясусь, отбивая дробь зубами. И это не от холода, а от волнения. Мне даже наоборот становится нестерпимо жарко, а тело покрывает густая испарина, и тем не менее стук становится все громче. А тревога…тревога медленно, но, верно, превращается в панику.

Уже и кровать не кажется уютной, и комната не такой светлой, как изначально.

Хуже того, я внезапно осознаю, что понятия не имею, что это за комната и как я в ней оказалась.

Где я вообще? Что случилось?

И тут же обухом по голове воспоминания: забег по старинной медине, перелет в частном самолете, дом среди сосен и машина на темная пустынная дорога.

Кирсанов!

Я аж подскакиваю от испуга. В виски тут же впиваются десятки острых игл и грудь сковывает спазмом.

Надо бежать, а я встать не могу! Такая слабость накатывает, что возможно перебороть.

Я кое-как сажусь, спускаю ноги с кровати и, едва коснувшись голыми пятками холодного пола, поджимаю пальцы. Опускаю взгляд в поисках тапок и замечаю, что на мне только халат, широкий и не запахнутый. Пуговиц нет, а пояс давным-давно развязался. Я фактически голая.