Взлетная полоса - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/71
• Следующая

Умелым отточенным жестом профессор словно взял из воздуха ответ. Пете по-настоящему стало интересно, хотя, направляясь сюда, он не задумывался ни о Месмере, ни о магнетизме, ни о гипнозе. И даже сейчас не предполагал, что смерть Кирилла Легейдо может быть связана с этими сложными, непонятными, в чем-то заумными вещами…

– А на самом деле – еще до Месмера, в семнадцатом веке, был поставлен опыт, который исчерпывающе характеризует природу этой непостижимой, казалось бы, способности внушать свою волю другим людям. Это произошло в Англии, куда вместе с другими влияниями из Индии, казавшейся чудесной и загадочной, просочился и гипноз. Им впервые заинтересовался Уильям Гарвей, известный нам по своему открытию малого круга кровообращения. Так вот, собственно, что касается опыта… Гарвей разделил гипнотизера и гипнотизируемого железными пластинами, непроницаемыми ни для взгляда, ни для какого-либо известного вида энергии. Единственное, посредством чего они сообщались, было слово: гипнотизер говорил – гипнотизируемый слушал и постепенно впадал в то самое особое, управляемое состояние сознания. Так была открыта истина: гипноз – это внушение словесное. Исключительно словесное. Никаких невидимых волн. Никаких пристальных взглядов. Слово – самая сильная вещь на свете.

И, откинув голову, профессор Солодовников процитировал строки, которые Петя неоднократно слышал, еще когда учился в школе, вот только не удосужился узнать, кому они принадлежат:

Словом можно убить,

Словом можно спасти,

Словом можно полки за собою вести…

– Александр Иосифович, – некорректно перебил профессора Петя, которому изрядно надоела эта лекция, – я вообще-то всего лишь собирался вас спросить: как звали друга Кирилла Легейдо, который вместе с ним ушел в рекламный бизнес?

Решение перебить профессора потребовало изрядной смелости. Зато сразу после этого Пете стало легче, словно он перепрыгнул какой-то трудный барьер. Или разрушил чары гипноза… Пусть даже гипноз не волшебство, а всего лишь словесное внушение.

– А, ну да. – Если даже профессора Солодовникова ошеломил поступок Пети, то он ничем этого не выдал. – Да, конечно, простите, господин сыщик, я вас совсем заговорил. Разумеется, вы имеете право знать, и в этом нет никакого секрета… Его звали – впрочем, почему «звали»? – его зовут Сергей Иванов. Если мне не изменяет память, Сергей Андреевич Иванов, но в отчестве не уверен. Вам помогут эти сведения?

Петя поморщился, словно ледяная вода попала ему на больной зуб. Ничего себе задачка – найти в России, или хотя бы даже в одной Москве, конкретного Сергея Иванова! Если даже отмести известных тезок неудачливого рекламиста – таких, как министр обороны и автор книг о приключениях ежика и медвежонка, – все-таки сети «Глории» принесут буквально необозримый улов, и на то, чтобы отсеивать рыбину за рыбиной, уйдет слишком много времени.

– Александр Иосифович, – снова набрался храбрости Щеткин, – мне необходимо найти точные сведения об этом Сергее Иванове. Где у вас в институте хранятся данные о нем?

– Скорее всего, в ректорате или в отделе аспирантуры. Конечно, это исключительно ваше дело, господин Нат Пинкертон, но, на мой взгляд, если вы собираетесь обвинить в гибели Кирюши Сережу Иванова, вы на неправильном пути. Эти молодые люди были закадычными друзьями! У них было сходство темпераментов, одинаковые интересы… И даже променять науку на бизнес они решили одновременно, чему я как их наставник не радовался, но, спрашивается, что я мог поделать? Нет, Сережа неспособен был желать Кирюше смерти…

– А кто, по-вашему, способен?

– Никто, – твердо ответил профессор. – Кирюша Легейдо был веселым, обаятельным. Возможно, большие деньги меняют людей, а необходимость участвовать в ежедневной конкурентной борьбе отрицательно меняет характер, но что касается его прежнего окружения, искать среди него убийц – напрасный труд. У нас Кирюшу любили все.

Не особенно полагаясь на эту характеристику, вряд ли реалистичную (ох уж этот ветхий принцип «О мертвых либо хорошо, либо ничего»!), Петя Щеткин выдержал еще беседу с ректоратскими тетушками. Все они, как на подбор, были в летах, полные и громкоголосые; всем им почему-то казалось, что присутствие частного сыщика в стенах их драгоценного учебного заведения бросает тень на институт. «Что же это, по-вашему, мы здесь бандитов готовим? А может быть, диверсантов?» – и прочая бабская чушь. Ну не готовы у нас люди в массе своей помогать следствию!

Тем не менее данные Сергея Алексеевича (как обнаружилось) Иванова, покинувшего институт за месяц до защиты вполне готовой и заранее заслужившей хорошие отзывы кандидатской диссертации, Петя Щеткин у этих темпераментных женщин получил.

Широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с непрошибаемым лицом чиновника крупного звена, поднаторевшего в бюрократических играх, в костюме и при галстуке, с портфелем в руке, размашисто шагал от крыльца министерства к автостоянке. Звали его Виктор Иоганнович Петров. Несмотря на заковыристое отчество, в чиновнических жилах Петрова не текло ни капли немецкой крови. Просто дед Петрова в молодости крепко дружил с одним поволжским немцем, и друзья обменялись обещанием: каждый из них назовет сына в честь друга. Потомки того немца, по имеющимся данным, перебрались на историческую родину, так что вполне возможно, что сейчас по улицам Лейпцига или Ганновера расхаживает ровесник Виктора Иоганновича с русским отчеством Тимофеевич… Ах да, у немцев не приняты отчества. Что ж, тем лучше для них. Виктор Петров немало невзгод в жизни перенес из-за того случайного, казалось бы, обстоятельства, что его отца звали Иоганн. Зато в горниле невзгод закалился его характер, и теперь каждый знает: председателя авиакомиссии Петрова голыми руками не возьмешь.

За Виктором Иоганновичем, еле поспевая, торопился мужчина лет сорока пяти, который тоже был официально облачен в костюм и галстук, но под мышкой нес папку для бумаг, имевшую, по сравнению с солидным круглобоким портфелем Петрова, какой-то жалкий, тощий, мизерный вид. Виктор Иоганнович, до того не обращавший на него внимания, вдруг резко остановился, так что носитель папочки едва не столкнулся с ним.

• Предыдущая
• 21/71
• Следующая