Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/56
- Следующая
Он твердо пообещал ей подумать. О том, как разгрести самые срочные дела. Ну, а потом... Александр Борисович таким красноречивым взглядом уставился на девушку, что та зарделась. Но это совсем не означало, что он уже изъявил свое твердое согласие, вовсе нет... С озабоченным выражением на лице он делал вид, что усиленно размышляет над глобальными – ничуть не меньше – проблемами, в то время, как его шустрая мысль, словно мышь, металась в клетке неизбежности. И среди разных вопросов, возникавших перед его глазами, все более отчетливым становился самый простой: а хорошо ли это? Но тут же масса примеров из реальной жизни подсказала ему, что единственный выход для одинокого мужчины, которого все «бросили», это найти себе утешение в объятьях милой и нежной женщины, которая заранее, как замечено в хулиганских стихах покойного уже поэта из молодости Александра Борисовича, «была на все согласна, и даже на худой конец...».
Оставалось согласиться самому. Что Турецкий и сделал после «мучительных раздумий», но взамен потребовал обеспечить ему «бесперебойную связь» с сотрудниками «Глории», находящимися в командировке. Он имел в виду Филю и Колю. Затем должно было последовать новое посещение НЦБ Интерпола, необходимые беседы, и только потом можно рассчитывать на то, что... А, в общем:
– Пожрать-то у тебя хоть чего найдется? – С прежним сомнением спросил он, и на возмущенную гримасу Альки добавил в том же тоне: – Ну, а тяпнуть там чего-нибудь?
Женщина – не мужчина, она твердо знает, что духовно-физическое состояние желанного друга твоего «сердца и тела» необходимо поддерживать реальными, а не мифическими витаминами. У Альки же, словно специально, все заранее имелось в холодильнике, и в большом достатке. Ну, конечно, генеральская же семья! Ох, Турецкий, не доведет тебя до добра твое мягкосердечие и неумелые возражения против настойчивых женских капризов...
Если бы Александр Борисович знал, насколько был не прав в своих сомнениях, ему бы и в голову не пришло «сверлить» многозначительным испытующим взглядом восхищенное лицо Алевтины Григорьевны Дудкиной, жаждущей не абстрактно-заоблачной, а вполне логичной и конкретной любви. Он должен был, не раздумывая и в полном соответствии со словами великого русского поэта, «задрав штаны, бежать за комсомолом».
Но, увы, как однажды высказал вслух и свое прозрение другой великий поэт, «нам не дано предугадать...».
Когда его решение почти созрело, зазвонил служебный телефон. Турецкий взглянул на определитель номеров и вздернул брови, узнав телефон Марии Васильевны, соседки по дому, которая с любыми сложными житейскими вопросами постоянно обращалась к нему. Считала, что он все знает, все может и обязательно окажет помощь. Обычно, уезжая надолго, Турецкие просили ее приглядывать за квартирой, нередко даже ключи от входной двери оставляли. Интересно, что ей теперь понадобилось?
– Слушаю, теть Маша, – сказал Турецкий и сделал Але, вмиг навострившей ушки, знак молчать.
– Ой, Сашенька! – запричитала соседка. – Здесь такое! Такое! Умоляю, приезжай скорей!
– Да что случилось? – нетерпеливо перебил он, зная, что причитания – это одна из любимых форм проявления Марией Васильевной своего доброго к нему отношения.
– Не у меня, – у вас! Ой, тут такое!.. Дверь без ключей открыта! Мамай прошел! Я жду, скорей! – и она отключилась.
Перезванивать, чтобы выяснять, что случилось, было бессмысленно: тетка зациклилась на слове «такое». Надо ехать. И на подозрительный и вопросительный одновременно взгляд Али ответил:
– Очевидно, что-то серьезное дома произошло... – Он задумался, огорченно уставившись на девушку и понимая, что скорого «счастья» у нее опять не получится, рухнула ее надежда и в этот раз. А может, так оно и к лучшему? – Это соседка звонит, Ирка, наверное, попросила ее, как обычно, следить за нашей квартирой. Не понимаю... Ну, может, посидишь еще немного, а я смотаюсь и посмотрю, в чем дело? И перезвоню попозже... А тебя очень прошу проследить, чтоб «ребятки» обязательно передали сюда фотографии Краева. И вообще, что у них еще появилось на него. И пусть не отключаются в связи с возможными новыми заданиями... Нет, не понимаю, что там могло случиться? Я ведь точно закрыл дверь на два замка... И оба – с секретом. Не понимаю...
А мог бы понять, ибо его вдруг словно обожгла мысль о том, о чем он старался меньше всего думать. Вероятно, чувства его слишком уж явственно отразились на лице, потому что Алевтина спросила с тревогой:
– Сашенька, а это не может быть оттуда?.. – она качнула головой в сторону и показала пальцем. Турецкий понял, о чем она подумала, и даже восхитился:
– Молодец, Алька, у меня только что мелькнула такая мысль. Но если это произошло не у меня одного, значит, тут, в самом деле, что-то есть. И мы очень вовремя сообразили и подсуетились с прибалтийским побережьем... А ты-то как догадалась?
– Это потому что я все время о тебе думаю. И о твоем деле, – бесхитростно ответила она.
В который уже раз за последнее время в голове у Турецкого метнулась, порядком уже осточертевшая ему своей навязчивостью, фраза: «Ну, не можешь ты сделать всех своих женщин, которых любишь, с которыми спишь, или которые тебе просто нравятся, – счастливыми! Даже и не пытайся!» Но врожденное упрямство немедленно возразило: «От хорошей попытки еще никому плохо не стало!» И это была его правда.
– Я помчался, жди звонка...
Мария Васильевна, что называется, убитая увиденным в квартире Турецких, дверь в которую была попросту открыта, хотя оба замка считались «секретными». Оно и правильно: сделанное одним человеком, обязательно будет повторено другим. Какие там тайны!
А в квартире, как с ходу выразилась соседка, царил бардак. Нет, поломано или перебито ничего не было, видно, «работали „профи“, а не отморозки-бандиты, которые, в первую очередь, стали бы крушить мебель и бить посуду. Или они шума боялись? Но зато знали твердо, что в квартире никого нет, и в скором времени не будет. Оттого, видимо, и не торопились. Потому что все ящики столов на кухне и в кабинете, как и полки в шкафах, были пусты, а хранящиеся в них бумаги, вилки, ножи, кухонные предметы, одежда и белье были разбросаны по полу, будто ветер пронесся и распахнул, выпотрошил все столы и шкафы. Действительно, Мамай прошел!
Все это Турецкий увидел, заглядывая в комнаты, но, не заходя в них, чтобы не «затаптывать» чужих следов, если таковые тут окажутся. В чем особой уверенности у него не было. Профессионалы просто так их не оставляют, а если и оставляют, то целенаправленно, как предупреждение. Ясно пока одно: произошло проникновение недавно, возможно, они даже следили и ожидали, когда он уедет на работу, чтобы затем «поработать».
Другой вопрос: кто здесь работал? Были варианты. Первоначальные предположения Александра Борисовича касались приезжих с юга. То есть, братва Краева, которая имела задание «прижать» Турецкого, показать ему, что он запросто досягаем, как бы ни финтил, куда бы ни бегал и где бы ни прятался.
Далее, Корней Петрович, как бы он ни был уверен в себе и прочности своих позиций, вполне мог испугаться. Ему вряд ли пришло бы в голову, что московский следователь выкинул перед ним «фуфло». Он же знает Турецкого, по словам адвоката Воропаева, как серьезного и опытного человека, и даже вроде бы, по-своему, уважает. Сотня тысяч «баксов» – тому реальное подтверждение. Однако публичный, перед телекамерой, отказ Александра Борисовича от этой взятки, с которым он ловко опередил Краева, определенно, указывал тому на полнейшую независимость «наглого следака», не нуждающегося в «таких!» деньгах. По-своему, кстати, фальшивых, о чем не мог не знать бывший начальник УБОПа. Из чего мог последовать и вывод Корнея Петровича, что опасные документы покойного Ванюшина все-таки существуют. И они где-то спрятаны...
Значит, подобная акция вполне может быть уже проведена и в квартире Ванюшиных, поскольку там никого нет со вчерашнего вечера. К счастью. Если здесь старательно искали, но не нашли компромата против Краева, бывший полковник вполне мог предположить, что следователь спрятал их не у себя дома, а у той же Валентины. Это предположение надо срочно проверить.
- Предыдущая
- 45/56
- Следующая
