Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/56
• Следующая

Незадолго до своей гибели Неделин узнал из каких-то своих источников, – Нелли не могла их назвать, – что все захваченное добро оказалось необходимо мародеру от бизнеса Краеву, главным образом, для прикрытия основной сферы его деятельности – наркоторговли. И это было очень серьезно. Несколько лиц, знакомых семье Неделиных, просто исчезли, видимо, по причине того, что вольно или невольно проникли в тайну «страшного зверя», как некоторые называли Корнея Петровича. Вероятно, именно эти опасные «знания» и послужили, по мнению Филиппа, истинной причиной гибели Неделина. А его «пивной бизнес» – это уже так, по ходу дела, прибрал Краев по привычке ничего не упускать из своих рук.

По признанию Нелли, раньше она предпочитала отдыхать в Таиланде, нередко ее сопровождал муж, где они встречались и с Краевым. Тот тоже полюбил это сказочную во всех отношениях страну. Не оттуда ли протянулись и связи господина бывшего уже к тому времени полковника милиции в этом преступном бизнесе? Стоило бы посмотреть. Тем более что в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков наверняка что-нибудь, да известно о краснопольском дельце, который, по убеждению Неделина, держал в своих руках весь юг страны. И бесцеремонно расправлялся с любым, кто становился помехой в его бизнесе.

Правда, жестокий хищник все же оставлял родственникам своих покойных конкурентов достаточно, по его мнению, средств для дальнейшего существования, забирая лишь сам бизнес, а далеко не все счета в банке. Но делал это вовсе не из альтруистических побуждений. Напротив, за его «доброту» облагодетельствованные им вдовушки обязаны были расплачиваться «натурой». И самой Нелли также пришлось вытерпеть его извращенные «ласки», он просто заставил ее пройти это отвратительное испытание, потому что в соседней комнате находились мордовороты – охранники Корнея, готовые прийти на помощь хозяину и вмиг «утихомирить» строптивую вдову.

Он, по словам заново пережившей со слезами на глазах свой позор Нелли, явился к ней домой, когда она вернулась с кладбища и даже не успела еще снять траурную одежду. Цинично заявил, что эта одежда ее очень красит и, так и не позволив ее снять, лишь задрав до груди, «качался» на женщине до полуночи. А потом вошли оба мордоворота, которым он «уступил» в их желании тоже пообщаться с ней, после чего те на глазах отдыхающего хозяина насиловали бедную вдову до самого утра. А «лучший друг» ее покойного мужа тем временем объяснял теряющей сознание, несчастной женщине, что она, оказывается, таким образом, «отрабатывала» свои средства для дальнейшей безбедной жизни, которую ей «разрешал» отныне вести Краев. Утром они ушли, обещая вернуться, если она попытается хоть кому-нибудь «вякнуть» про эти ночные увеселения. И она точно так же, как и все подобные ей, вынуждена была униженно благодарить «бывшего друга» за то, что тот не пустил ее по миру.

Ласковая настойчивость и нежность Фили теперь словно бы вернули ее к нормальной жизни, потому что она после такого насилия два месяца не выходила из дома, сидела взаперти, ибо физически не могла видеть мужчин – любых. А вот Филя сумел найти к ее разоренной душе ключик, и она оттаяла. Но продолжала жаловаться на то, как этот поганый Корней, время от времени, присылал ей издевательские приглашения посетить его загородную виллу, мол, его мальчики по ней соскучились. Нелли с ужасом боялась повторения и не отвечала, впрочем, Краев и не настаивал. Видимо, его вполне устраивала тактика постоянного напоминания несчастной женщине о пережитом ею кошмаре.

Александр Борисович представлял себе, о чем думал Филипп. И собственные мысли крутились вокруг того, что возможно на очереди у Краева была и Валя Ванюшина, также получившая «компенсацию» за смерть мужа. О чем он и сказал ей, но позже, когда закончил разговор с сыщиками.

Валя пришла в ужас от услышанного, но на губах ее почему-то плавала улыбка. И Александр вдруг понял, в чем дело: это она так, пытаясь смеяться, защищала себя от страха. Но Турецкий не собирался мучить ее «непечатными» подробностями издевательств, просто сказал об этом. И объяснил, что в принципе только встречный его демарш остановил Краевских бандитов, готовых увезти ее к хозяину. Ну а дальнейшие угрозы Краева отдать вдову на растерзание братве наверняка вполне реальны, и должны были изначально устрашить женщину, обеспечив тем самым условия ее молчания. Но рассчитаны они были, как объяснил Вале Турецкий, конечно же, и на то, что он тоже заткнется, резонно опасаясь за жизнь близкой и приятной ему женщины. Именно поэтому Валя и должна быть все это время крайне осторожной и никому не открывать дверей, хотя и они – защита слабая. Но все же лишнего шума никто не любит, даже местные бандиты...

Рассказывая о своих злоключениях, Нелли взяла с Фили честное слово, что он ни словом, ни духом, и ни при каких обстоятельствах не выдаст ее. Филя умел все-таки производить достойное впечатление на женщин, это – безусловно. А между тем месть Краева грозила реальным и нешуточным наказанием, это знали жены и другие родственники всех, без исключения, его жертв. И молчали. А что им оставалось делать? Лезть под топор, который так и оставался вечно нависать над их головами?..

Все это Филя рассказал Турецкому, понимая, что рисковать и жизнью Нелли Александр Борисович тоже, конечно же, не станет, зато атмосфера вокруг дела некоторым образом прояснится.

И в качестве трофея, которым завладел Филипп, помимо устной информации, был блокнот с записями Неделина, типа краткого дневника. В нем муж Нелли помечал свои мысли, интересы, перспективные планы и комментарии к отдельным событиям, среди которых, как заметил Филя, лишь бегло пролистав исписанные странички, были сведения и о погибших коммерсантах. Этот блокнот, вероятно, зная, или догадываясь о его существовании, разыскивал сам Краев с подручными, посетивший после похорон Неделина его дом. Приехали, чтобы высказать вдове свои соболезнования и попутно решить ее финансовые вопросы. Но пока Корней Петрович вкушал «сладкую благодарность» несчастной вдовы, его бандиты в буквальном смысле перевернули вверх ногами весь дом в поисках возможного компромата. Однако так ничего и не нашли, кроме отдельных финансовых документов, которые и забрали с собой. А блокнот Нелли нашла позже и не где-нибудь, а в собственной спальне, под кроватью, куда никто, естественно, не заглядывал. И Краеву, понятное дело, было не до того.

Как там оказался блокнот, Нелли не знала, возможно, муж просто сунул его под подушку, а тот выпал. Но, прочитав несколько страничек, исписанных знакомым, круглым почерком мужа, Нелли пришла в ужас. Там про Корнея такое написано! Узнает, что она смотрела, убьет на месте! Растерзает! Бандитам своим отдаст, как заявил сразу, когда она только сделала попытку сопротивляться, когда он потащил ее в спальню.

Отдавая блокнот Филе, который настоящей, искренней лаской и теплом сердечным обогрел ее озябшую душу, а сильными руками ее скорбящее тело, – ведь несчастные женщины это особо тонко чувствуют, – вдова, в первую очередь, избавлялась от своего постоянного, леденящего душу страха. Она по-прежнему смертельно боялась, что Корней снова явится к ней, а она не выдержит, сознается, и что тогда будет – одному богу известно...

Но Филя поклялся наивной все-таки вдовушке, что никогда и ни при каких обстоятельствах не употребит эти записи во зло прекрасной, хотя и временно несчастной, одинокой, женщине. А потом до самого утра, успокаивал и успокаивал Нелли, чтобы внушить ей твердую уверенность в том, что в ее жизни все еще образуется...

Затем трубку взял Николай. Он, в свою очередь, прочитал написанное, как сам прокомментировал, дрожащей рукой, некое подобие «явки с повинной» или «чистосердечного признания», которое просто не мог не написать под влиянием его настойчивой просьбы Никифор Иванович Шевлаков, нотариус 52-й нотариальной конторы, пожилой и трусливый человечек, имевший семью и небольшую дачку в пригороде. Наверное, еще и небольшой счет в банке – за особые заслуги. Нотариус все темнил, ссылался на плохую память, на несчастную семью, в которой он – единственный кормилец. Но безжалостный, холодный и противный, как осьминог, Щербак не хотел принимать такие объяснения. И тогда у Шевлакова, неожиданно даже для него самого, проснулась совесть. И он заторопился изложить то немногое, что успел вспомнить. А, возможно, у него настал момент истины, то есть экстренного выбора, который и вынудил его поделиться своими фактами и наблюдениями. Но при этом он не забыл предварительно взять с Николая, как и вдова – с Фили, честное слово о «неразглашении» только одному ему ведомых данных об интересующем господина сыщика субъекте. Впрочем, Николай, как и Филипп, охотно дал такое слово, ибо тоже не собирался использовать информацию во зло «источнику» и его семье.

• Предыдущая
• 39/56
• Следующая