Выбери любимый жанр

Бойтесь напуганных женщин - Кондрашова Лариса - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Глава третья

Эта ее шутка оказала странное действие: Надю будто ударили по лицу. Она вздрогнула и даже съежилась, жалобно улыбнувшись на удивленный взгляд подруги.

Тоня кивнула своим мыслям. Значит, Надя вышла из своих испытаний с куда большими потерями. Этот затравленный взгляд... Он вообще не вязался с характером Надежды. По крайней мере с тем характером, который Тоня знала. Как будто однажды она чему-то очень напугалась и с той поры так и пребывала в состоянии постоянной настороженности, чтобы при первом звуке опасности спрятаться под панцирь...

Да и Тоня, как нарочно, все время тычет в ее больное место. Хочет сказать, что не знала, будто больное?

Вроде раньше считалась чутким человеком, а сегодня уже второй раз когти в свежую рану запускает. По крайней мере явно делает подруге больно, хотя назвать ее американкой – что тут такого? Жена американца. А как еще называть ее?

Однако свою поездку – недалеко, всего три километра пути, – Тоня задумала недаром. Есть такие природные феномены, которые лечат одним своим видом. Вот и получается, что хочет она смягчить свою черствость. Потому что должна подруге сочувствовать, ведь и сама на том же обожглась. Вынуждена была враз изменить свою жизнь не потому, что очень хотела перемен, а потому, что к переменам ее вынудили обстоятельства.

Тоня ничего не говорила, пока машина поднималась на перевал, и не пыталась разрядить возникшее в салоне напряжение, а просто остановила свою «Нивушку» на небольшом участке дороги, на которую давний оползень обрушил когда-то огромный кусок скалы.

Дорогу от камней очистили, и образовалась довольно обширная площадка, на которой теперь шоферы-дальнобойщики порой отдыхают. От нее вниз уже появилась тропинка – там из скалы пробил себе дорогу родничок.

Его любовно обложили камнем. Для тех, у кого не было с собой кружки, здесь же имелась дежурная, цепью к скале не прикованная и даже странно, что так долго сохранившаяся.

Но повела Тоня подругу не к ручейку, а совсем в другую сторону, на край дороги, к казавшемуся хрупким ограждению.

– Смотри!

И даже рукой провела вокруг, словно в дар отдавала.

– О Господи!

У Нади невольно вырвался восторженный крик.

Вокруг, насколько хватало глаз, высились горы, а круто вниз обрывалась такая глубокая пропасть, что казалось, ей нет конца. Горы еще не обзавелись зеленым покровом, и потому те, что подальше, казались отчего-то фиолетовыми, а на тех, что поближе, картину все-таки разрежали зеленые сосны. Без них бы пейзаж вокруг показался декорацией к триллеру.

Зато горы, встающие далеко на горизонте, гордо несли свои белые шапки с вечными снегами. И казалось, что там, на их вершинах, живут ангелы, взирающие сверху на этот изломанный, непостоянный мир, в котором нет абсолютной гармонии, а есть места для взлетов и падений и где даже небо не устроено для того, чтобы можно было парить в нем вечно.

Нигде не замечалось никакого движения, точно молодые женщины были одни в этом диком, далеком от цивилизации мире.

Небо синело над ними не так высоко, как на равнине. И было почти доступно для желающих взлететь. Дело оставалось за малым – у женщин не было крыльев. Да и так ли уж хотелось им летать? Им хватало предчувствия полета.

Вечернее солнце, пройдя свой полуденный пик, лениво скатывалось к горизонту. А горы поднимались все выше и выше, словно пытались достичь недоступной им высоты или нанизать небесную синь на свои острые пики.

– И человек еще смеет называть себя царем природы! – прошептала Надя, потихоньку отходя от края. Пояснила рядом стоящей Антонине: – Даже голова закружилась от такого величия.

Тоне казалось, что этот пейзаж должен вызывать совсем другие чувства. Голова закружилась. А дальше? Ничего внутри не затрепетало, не появились мысли о вечном, о тщетности сиюминутного?..

– А я, глядя вокруг как раз с этого места, всегда прихожу к мысли, насколько ничтожны наши усилия как-то по-особому организовать свою жизнь в сравнении с окружающим миром...

– Эй, подруга, – затормошила ее Надя, – ты изобретаешь велосипед. Ведь именно от осознания собственной ничтожности всякие отшельники, пустынники, схимники удалялись от людей, чтобы лишний раз напомнить себе об этом. Вот ведь как просто: мы ничтожны, жизнь коротка, а Вселенная бесконечна – и так далее. Из этого следует только одно: сиди и не чирикай, не так ли?

Тоня смутилась:

– А разве и в самом деле наша жизнь не коротка, чтобы тратить ее на людей ничтожных?

– А вот это уже лучше. Правда, нельзя сказать, что такая мысль есть нечто возвышенное...

– Для меня – возвышенное, – буркнула Тоня. – До приезда в Раздольный я переживала о такой ерунде! Что подумает мой муж, что скажет, что сделает, не будет ли он недоволен? Я даже о себе забыла. О своих желаниях. О своих талантах, наконец!.. Может, мои деревянные скульптуры и уродливы, и несовершенны, но я делаю их, и мое сердце поет. Представь, раньше я не могла позволить себе мастерскую...

– Ты хочешь сказать, Михаил тебе не разрешал?

– Конечно же, нет, – сконфузилась Тоня, – я стеснялась ему об этом сказать. Боялась, что станет смеяться. Ведь мой муж считал, что не бывает талантливых женщин-художниц. Он всегда смеялся: назови мне хоть одно имя художницы, прославившейся в веках. Не можешь? То-то же! Вообще-то я и не думала о славе, но мне хотелось самовыражения, вот этого сладкого трепета в груди, который все-таки отличается от оргазма!..

– И теперь ты от всего суетного освободилась?

Не освободилась! Сегодня у Тони мысли были вовсе не возвышенные, как она говорила подруге. Чем больше она смотрела на суровый пейзаж, тем больше сжималось сердце. Она умрет, а эти горы как стояли, так и будут стоять. Им никакого дела нет до глазеющих на них людей. Стоит им лишь чуть-чуть пошевелиться, как этих двоих просто не станет на свете! Они рухнут вниз вместе с краем пропасти...

– Так говоря о людях ничтожных, кого ты имела в виду? – поинтересовалась Надя. – Уж не своего ли мужа? К Михаилу, конечно, много эпитетов можно придумать, но уж никак не ничтожный...

– Почему обязательно Михаила? – отчего-то рассердилась Тоня. – Я сказала просто так, вообще...

– Ну, если вообще, тогда о чем говорить? Знаешь, я думаю, для того чтобы человек мог философствовать, глядя на окружающую природу, ему надо быть свободным.

– От чего?

– От сиюминутного. Включая, кстати, воспоминания.

– Да я и не вспоминала вовсе, просто к слову пришлось. Ты сама начала говорить...

– Поехали домой, – схватила ее за руку Надя. – Мне хочется опять сесть в твое уютное кресло и выпить хваленого ликера. Видимо, как раз прошлое меня буквально распирает изнутри, и чтобы жить в этом природном величии, мне надо стравить воздух отмирающих воспоминаний. Пока они не взорвались у меня внутри.

– Странная реакция на красоту. Или, может, ты ее так и не увидела?

– Увидела. Но я же объясняю: мне некуда ее принимать. Понимаешь, моя духовная оболочка заполнена жидким взрывчатым веществом. Кажется, оно называется нитроглицерин. Все остальное, что происходит в моей жизни, не может проникнуть внутрь – некуда. Я смогу созерцать окружающий мир и на него реагировать, только когда солью эту гадость с души.

– Ты хочешь слить ее в мою душу? – усмехнулась Тоня, заводя мотор.

– Мы сольем ее в пустую бутылку из-под ликера, который выпьем, а потом бросим вниз, вот в эту пропасть.

– Хорошо, давай вернемся. Но природу засорять нехорошо.

В свое время, когда она только приехала, горы произвели на Тоню совсем другое впечатление. Она просто влюбилась в них. Правда, старалась вниз не смотреть. Пропасть тянула ее к себе так же, как и горы. Но если первые предлагали на них влезть, взглянуть на мир с высоты, то вторая змеиным языком шептала: «Вглядись в меня! Наклонись ниже, еще ниже, там, у меня в глубине, есть то, что тебе нужно!»

Наверное, Надя права: эти горы надо созерцать совсем в другом состоянии. Может, в том, каковое создают для себя йоги, занимаясь медитацией.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело