Позывной "Курсант" 4 - Барчук Павел - Страница 25

Все. Теперь никто не найдет. Мне все равно нужна новая тетрадь. А эту буду изредка доставать, чтоб прочесть все, что написано. Я должен помнить Берлин. Я вообще все должен помнить, кем являюсь и кто мои родители. Пусть эти придурки говорят, что угодно. Плевать.

— Алеша.

За спиной вдруг раздаётся до боли знакомый голос. Я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь. Там стоит папа. Но этого не может быть. Он одет в домашний костюм. Тот, который носил в Берлине.

— Алеша, это очень важно. — Говорит он и грозит мне пальцем. — Очень важно. Не смей забывать…не смей… Не смей…

Голос отдаляется и папа тоже. Его просто относит назад, как кораблю, плывущий по волнам…

— Реутов! Реутов, твою мать! Слышишь! Проснись!

Я открыл глаза и прямо нос к носу увидел физиономию Ивана. Это было так неожиданно, что меня подкинуло на месте. Подкинуло, естественно, вперёд. Конечно же, в итоге мы с Ванькой смачно долбанулись лбами. Звук вышел звонкий, будто и в его, и в моей башке нет ни черта.

— Ай, мляха муха! — Подкидыш, прижав ладонь ко лбу, сдал назад. — Ты че? Больной? Зачем кидаешься?

— Я не кидался. Ты еще бы вообще сверху лег. Чтоб я проснулся и просто мандюлей тебе навешал. Главное мордой лезешь, куда не надо, а другие потом виноваты. — Я сел в постели, заодно растирая место удара. Реально было больно.

— Ды ты опять бубнил во сне и метался. Я то че? Хотел разбудить. Видно же, человеку снятся кошмары. А ты… Ну и башка у тебя… Аж звезды посыпались. — Подкидыш встал с моей койки и прошлепал к своей. Сел на нее, свесив ноги. — То в ночи спать не давали. Трепались с Бернесом. Потом приперся уже под утро. Ты приперся. Лег. Думаю, ну хоть часик еще посплю. Хрен там! Только вырубился, давай трындеть на немецком. Че ты все время на буржуйском то во сне разговариваешь? Мне, между прочим, тоже интересно. А я половину слов не не понимаю.

— Да не переживай. Ничего там интересного. — Отмахнулся я. — Отец снова снился. И коммуна. И кое-что из прошлого, связанного с отцовскими секретами.

— О-о-о-о-о… — Подкидыш убрал руку ото лба и уставился на меня с выражением любопытства. — А говоришь, ничего интересного. И что там?

— Там… — Я встал с кровати, натянул обувь и подошел к окну, за которым уже было раннее утро. Замер, уставившись вдаль. Соображал. — Там появилась надежда, что я могу ухватиться за один пока ещё маленький, но полезный хвостик. Мне надо под Харьков попасть.

— Куда-а-а? — Подкидыш вытаращился на меня, как на психа. — Ты чего? Харьков… Это тебе не на выходную прогулку сходить. Бернес! Просыпайся! У нас Реутов с ума сошел. Бернес, ёпте мать! Вставай! Беда пришла, откуда не ждали.

— Да е-мое…– Марк оторвал голову от подушки, уставившись на нас сонным взглядом. — Чего вы? Еле заснул. О, Алексей. Ты чего? Надышался воздухом?

— Надышался. И с Шипко поговорил. Он мне кое-что занимательное сообщил. У нас сегодня задание будет. Практическое. Наружку будем устанавливать за объектом. Но это ладно. Другое важно. Я должен попасть в коммуну. Обязательно. Чем быстрее, тем лучше.

Оба товарища теперь смотрели на меня, как на психа. А я смотрел в окно. И думал. Во-первых, не факт, что заначка Алеши жива. Но надо в этом убедиться. Крохотный шанс все равно существует, им надо воспользоваться. Значит, я непременно должен поговорить с Бекетовым. Объяснить ему, почему нужно ехать в коммуну. В любом другом случае меня хрен, кто отпустит. Хотя…

Я вспомнил беседу с Шипко, которая состоялась буквально час назад. Товарищ сержант сильно меня, конечно, удивил своими предрассветными шатаниями по территории школы. Но еще больше удивил тем, что вдруг подошел и начал разговор.

— Сегодня будет сложный день. — Выдал он сходу.

— Можно подумать, вчера было лёгкий. — Усмехнулся я. — А вы чего не спите, Николай Панасыч?

— Да так… Не спится. — Туманно ответил Шипко.

Мы помолчали пару секунд, а потом он вдруг начал рассказывать о том, что нам предстоит сегодня изучить на практике. Наружное наблюдение. Только не в теории.

— Времени нет. Совсем. Сроки поджимают. Вас скоро отправят по месту назначения. А вы… — Панасыч покосился на меня многозначительно, намекая, что если куда и можно нас отправит, то к чёртовой бабушке. Потому что, ну какие из нас разведчики?

— Это дорога в один конец? — Спросил вдруг я Панасыча. Сказать честно, само офигел от своей смелости.

Шипко не ответил. И это как раз был его ответ. Никто не ждёт, что мы отлично выполним задания а потом, хотя бы в перспективе, вернёмся домой. Более того, наоборот ждут, что не вернемся. Но об этой части разговора лучше пацанам не рассказывать. Все равно изменить ситуацию невозможно.

— Что думаешь делать? — Спросил Бернес.

— Думаю… Думаю, мне нужно поговорить с товарищем Шармазанашвили. — Ответил я Марку. И это была правда. Директор — человек Берии. Это уже и дураку понятно. Поэтому, есть шанс решить вопрос без участия Игоря Ивановича.

— Граждане, следующая станция конечная, берем чемоданы и готовимся к выходу. — Крикнул нам с Панасычем один из парней, сидевших в салоне.

— Очень смешно, Лёня. Прямо обхохочешься. Тебе надо в цирке выступать. — Шипко приоткрыл один глаз и покосился в сторону веселого парня, который всю дорогу фонтанировал вот такими шуточками.

На протяжении полета Леонид предлагал нам чай, пирожки, постельное белье и Ансамбль Красноармейской Песни, как особо почетным пассажирам. Хотя, ясное дело, ничего этого не было и в помине. Впрочем как и чувства юмора у Лёни, который туповатыми приколами задолбал всех, даже своих товарищей. Видимо кто-то когда-то сказал этому парню, что у него отлично выходит шутить. Поглумился человек. А Леонид взял и поверил.

Он, в конце концов, так всем надоел, что один из его спутников пообещал, если Лёня не заткнется, выкинуть его где-то на подлёте к Харькову. До того, как произойдёт посадка.

Всего с нами в пассажирской кабине находились четверо мужиков, включая юмориста Леонида. Хотя, если прикинуть по количеству сидений, вместимость здесь явно больше. Восемь человек.

Самолет, конечно, выглядел для меня максимально непривычно. Еще непривычнее было очутиться внутри. Это тебе не в технически развитом будущем на комфортабельных джетах летать.

Впереди находился моторный отсек с универсальной моторамой. Я так понял, под разные модели двигателей. Затем шла закрытая часть для экипажа. За ней — пассажирская кабина с восемью мягкими пассажирскими креслами. По четыре кресла по бортам, между ними проход. Позади салона — туалет. Чисто технически, вроде бы все то же самое, но по факту — ни хрена подобного. Летели мы так, что у меня было полное ощущение, будто я в старой, раздолбаной тачке прыгаю по ухабам дороги какого-то богом забытого села. Только дорога эта в небе и мы того и гляди с очередного «ухаба» шмякнемся вниз, превратившись в кучку бесполезного дерьма.

— Николай Панасыч, ну я же шучу. — Слегка расстроился Леонид после того, как Шипко в очередной раз его юмора не оценил.

— Спасибо, Лень, что пояснил. Я то думал так, ерунду мелешь от небольшого ума. — Невозмутимо ответил мой воспитатель и снова прикрыл глаза, делая вид, будто дремлет.

Он все то время, которое мы провели за пределами школы, начиная с момента, как нас оттуда отвезли на аэродром, был крайне молчалив и внешне словно изменился. Опять. Не Шипко, а какой-то гений перевоплощения.

Во-первых, нарядился Панасыч в обычную, гражданскую одежду. Это уже слегка выбивало из колеи. Я привык видеть его совсем в другом образе. Во-вторых, окончательно исчезла та дурацкая деревенская простота, которой он «блистал» с первых дней моего пребывания в школе. Сейчас Шипко скорее напоминал настоящего чекиста в хорошем смысле слова. Сдержанный, собранный, абсолютно спокойный. Будто мы с ним не просто летели в коммуну, где провёл один год дед, а прямо на серьёзное задание.

— Башкой не верти. Сиди спокойно. Скоро прибудем на место. — Тихо выдал Панасыч, не открывая глаз.