Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 23

 Осознание было мгновенным.

 Моя мать – её зловещий талант – силуэты, которые видел дядя Рэйвен…

 – Валх! – подскочила я, разом леденея. – Простите, вы не осмотритесь вместе со мной в кофейне? Возможно, я сама себя пугаю и выдумываю лишнее…

 Но дядя Рэйвен даже не задал ни одного вопроса; он также поднялся, оставляя очки на столе, и сухо кивнул:

 – Конечно, идёмте.

 …полагаю, он, как и я, понятия не имел, что делать, если мы и впрямь столкнёмся с мёртвым колдуном.

 Что дела плохи, стало ясно почти сразу.

 На кухне было тихо – слишком тихо для места, где два увлечённых кулинара и гурмана ещё полчаса назад обсуждали рецепты. Признаться, я даже подумала поначалу, что Георг с Миреем и впрямь ушли в тёмную комнату, как и собирались. Но в плите по-прежнему горел огонь; драгоценная книга лежала на столе, раскрытая; Георг дремал, уткнувшись в столешницу лбом, а Мирей откинулся на спинку стула, и голова у него беспомощно запрокинулась, а горло подрагивало.

 Мне стало жутко.

 – Как будто угорели из-за газа, – негромко произнёс дядя Рэйвен. Быстро оглянулся на меня – и добавил: – Но это невозможно, у вас же тут нет газовых ламп… Хотя гарью пахнет.

 Он тронул за плечо сперва одного мужчину, затем другого. Георг просыпался долго, вязнул во сне, словно в болоте. Мирей же напротив подскочил сразу, чудовищно бледный, с испариной на висках, и выпалил что-то на марсовийском. Увидел меня, несколько раз моргнул и произнёс, с отвращением обтирая лицо рукавом:

 – Я… я задремал и увидел кошмар, опять коридор и… и… и я несу эту чашку, и…

 – Достаточно, – прервала я его, сообразив, о чём речь – о том случае, когда ему, ещё подмастерью, хозяйка дома велела отнести пожилому хозяину отравленный чай. Мирей вылил отраву, но кошмары преследовали его до сих пор. – Умойтесь холодной водой, право, вам тут же полегчает. Тут и впрямь душно.

 – Мистер Белкрафт? – тем временем окликнул Георга дядя Рэйвен, вновь притронувшись к его плечу. – Вы в порядке? Где мисс Рич?

 – Она не спускалась, – пробормотал Георг. – А меня вдруг сморило, и… – и он с непонятным ужасом обернулся на меня. – Вы в порядке? Что произошло?

 – Не знаю, – солгала я с напускным спокойствием, хотя прекрасно знала виновника: Валх. – Надо проверить, как там Мэдди.

 Не медля больше, я двинулась к лестнице на второй этаж, придерживая юбки, чтоб не мешались.

 – Пахнет гарью, – повторил задумчиво маркиз… и подхватил кувшин с водой, прежде чем направиться следом за мной.

 Мы успели вовремя.

 В комнатах у Мэдди было решительно нечему гореть. Освещение давно заменили на современное электрическое; тепло по большей части поступало от печей снизу, хотя имелся и отдельный камин. Но иногда – очень редко – она зажигала свечу, если писала письмо и хотела запечатать его сургучом. Собственную печать ей подарила ещё леди Милдред, поощрявшая грамотность и любовь к изящной переписке у маленькой – а тогда, увы, и немой – актрисы…

 Помнится, Мэдди говорила что-то о приглашениях на свадьбу.

 Кажется, она собиралась поупражняться заранее в каллиграфии.

 Возможно, одно из пробных писем ей захотелось запечатать сургучом…

 Но первое, что мы увидели, когда маркиз одним сильным и экономным ударом выбил запертую на щеколду дверь – это дым. Святые Небеса, клубы дыма!

 Горел ковёр, вернее, пока только тлел; юбки Мэдди тлели тоже, по счастью, слишком влажные по нынешней погоде, чтоб вспыхнуть сразу. Свеча упала со стола, словно скинутая нарочно, и успела уже прогореть полностью, на столе лежали конверты и небольшие листы бумаги, исписанные аккуратным, округлым почерком… А сама Мэдди спала.

 Хмурилась во сне; тяжело дышала…

 Но не просыпалась.

 Дядя Рэйвен, нисколько не изменившись в лице, сорвал с плеч Мэдди шаль и затолкал в кувшин с водой; хорошенько намочил – и накрыл тлеющие юбки, затем ковёр… Это было, без сомнения, намного более действенно, чем просто плескать воду на занимающийся пожар. Одновременно Мирей, белый, как полотно, бросился к окну и распахнул его, чтоб вышел едкий дым, а Георг потряс Мэдди за плечо, чтобы разбудить.

 Бесполезно.

 На миг мне померещилось, что за спиной у неё – зыбкий силуэт, зловещая тень, оживший фрагмент тумана. Я испугалась; потом разозлилась – и выдохнула-выкрикнула:

 – Убирайся отсюда немедленно, ты!..

 С губ у меня не слетело ни звука; в то же время я совершенно ясно слышала собственные слова, точно они звучали, нет, они грохотали.

 Маркиз отчётливо вздрогнул.

 Георг и Мирей не заметили, кажется, ничего…

 Но тень исчезла – а Мадлен, моя милая Мадлен наконец очнулась и из последних сил подалась ко мне, обнимая слабыми руками, такими холодными сейчас. По лицу у неё катились слёзы; она дрожала.

 «Я уничтожу Валха, – думала я, ощущая одновременно спокойствие и ярость. Снова и снова гладила Мэдди по плечам, по спине, отгоняя видение того давнего, жуткого пожара в театре, едва не погубившего её. – Я уничтожу Валха».

 Больше ни о чём в тот момент я думать не могла.

 Та ночь была чудовищно долгой.

 Я едва-едва запомнила, как мы закрыли кофейню и отправились в особняк на Спэрроу-плейс. Мадлен ехала, разумеется, с нами, в автомобиле дяди Рэйвена; вещи ей помог собрать Рене Мирей – сам перепуганный, измученный, ослабевший, он беспокоился о ней больше, чем о себе, и всё время повторял «сестрёнка» или «сестрица» – «соррет», «соррет».

 Меня он тоже назвал «сестрицей» один раз; маркиз заметил это, но ничего не сказал, напротив, взгляд у него смягчился.

 Хуже всего, пожалуй, пришлось Георгу – всё же он был уже немолод; руки у него тряслись, а грудь сдавило, как он признался. Ему приснилась миссис Хат, ещё из тех времён, когда она звалась Рози Фолк, а Большое Путешествие вокруг света только-только началось… Вроде бы даже не кошмар, но Георг выглядел совершенно сломленным. Я взяла с него обещание завтра же обратиться к врачу.

 – Всё повторяется, опять повторяется, как с леди Милдред, – пробормотал Георг, когда мы расставались; он выглядел постаревшим лет на двадцать разом. – Сны, исчезновения, необъяснимые происшествия… Всё это съело её, да. Заживо съело.

 Осознав, что последние слова также относятся к леди Милдред, я ощутила суеверный ужас.

 – Что бы ни произошло в прошлом, это не повторится, – ответила я твёрдо и ободряюще сжала руку Георга, сейчас побелевшую и холодную. – Вы не передумали? Может переночуете в особняке?

 Но он, увы, отказался; я же, по правде сказать, не имела сил, чтобы настаивать.

 Зато с нами остался маркиз.

 Это вышло как-то само собой. Наше прибытие – позднее, суматошное – взбаламутило весь особняк. Даже мальчики Андервуд-Черри, давно уже лежавшие в своих кроватях, проснулись и прибежали вниз – узнать, что происходит… А я не могла сказать правду.

 «В кофейню проник мёртвый, вернее, не вполне мёртвый колдун» – мало того что звучит странно, так ещё и ничего не объясняет.

 Но маркиз – дядя Рэйвен – сумел уладить всё буквально парой слов.

 – В «Старом гнезде» случился небольшой пожар, мистер Мирей и мистер Белкрафт пострадали из-за дыма, а мисс Рич едва не погибла. Ей сейчас необходима тишина, отдых и, вероятно, успокоительные капли, – произнёс он и обменялся взглядами с Паолой; та, считав понятные только ей, кажется, знаки, быстро увела детей обратно в спальни, хотя Лиама пришлось тащить едва ли не за ухо. – Хотя сомневаюсь, что леди Виржиния держит успокоительное.

 – У меня есть капли, – откликнулся тут же мистер Чемберс; судя по его виду, он не то что не ложился ещё спать, но даже и не помышлял об этом. – Есть от Смитсона, есть «Королевские», а ещё есть «Умиротворяющий Травяной Чай от миссис Грин»…

 – Похвальная предусмотрительность для дворецкого, – сдержанно улыбнулся дядя Рэйвен.

 – О, скорее, насущная необходимость, раз уж приходится работать на мою племянницу, – елейным голосом возразил Клэр, который до сих пор молчал, только разглядывал меня чересчур внимательно. – Мистер Чемберс, вы ещё здесь?