Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 54

Мог сам подсмотреть в бумажках: в приглашении указаны и мой текущий адрес в Калифорнии, и домашний телефон, и даже телефон конторы промоутера на случай, если буду в отъезде.

Я не стал объяснять Стасу, что юридическая консультация того «адвоката» находится на площади Дзержинского и называется конторой глубинного бурения, в простонародье — КГБ.

— Что с ней произошло?

— Понятия не имею. Первый месяц суетилась, сама звонила, мол — как там? А всё по маслу. Обычно, сам знаешь, вызывают в твою бывшую фирму, устраивают форменный допрос, стращают: папа потеряет должность в ВИЗРУ. Ничего подобного! Ушлый тип тот твой знакомый.

Я постарался увести разговор в сторону. Господа из ФБР, если слушают стасов трёп, запросто заподозрят, что столь лояльное отношение к моей пока ещё супруге — неспроста.

— Гоша вокруг неё крутится?

— Да, видел раз, когда приезжал к вам в Ждановичи. Он там гостил. Не знаю подробностей, но его вроде комиссовали из армии по болезни. Не пьёт вообще! Закодировался что ли? Не, ты не думай, каких-то шашней у него с Викой не может быть, она уже с нормальным таким животом. Богатырь у вас растёт. Прости, у неё растёт.

Дальше можно мысль не развивать. Протрезвевший Гоша — он и есть тот добрый молодой человек, что примет Вику с двумя моими детьми.

— Валера!

— Да?

— Как там Ким поживает?

— Похоронил его в августе. Неоперабельный рак, метастазы по всему организму. Уже было не спасти.

— Йёпс-с-с…

— Такие дела, дружище. Все мы смертны. Даже мы с тобой, хоть пока ещё очень молодые. Не знаешь, у корейцев сорок дней отмечают как у православных?

— Понятия не имею. Ким вообще ни в каких богов не верил.

— Правильно делал. Стас! Я — не бог, и мне верить можно. Так вот, через пару-тройку лет поездка в Штаты не будет чем-то космическим. Как только откроют шлагбаум, я организую тебе вызов и визу, оплачу перелёт. Осмотришься. Понравится — останешься. Или вернёшься в Минск с полным чемоданом барахла и впечатлений.

— Ого! Ты уже и там — весь из себя?

— Нет. Через десять дней первый бой против профессионала. Полтора-два года уйдёт, чтоб отдубасить второй эшелон и выйти в претенденты на матч защиты чемпионского пояса. Ну, это когда дерёшься с чемпионом мира и если победишь — чемпионство твоё. Поэтому катаюсь на старом «форде» семьдесят девятого года и живу в съёмной квартире. Дом мне не нужен, раз без семьи.

— О! Да ты крепко на пессимизме. С таким настроем идти в бой нельзя.

— Тут ты прав. Если вымещу всю злость на том негритёнке, его унесут вперёд ногами в негритянский рай. А я — не расист, я — пацифист, за всё хорошее против всего плохого.

— Скажешь тоже…

— Скажу. Но каждое слово доллар стоит. Перезвоню как-нибудь из Европы, оттуда, говорят, дешевле. Чао!

— Чао…

Не выспался, но принял для себя несколько важных решений.

Отказаться от дома? Откажусь, но не в пользу неверной жены. Отдам его Машеньке. Значит, нужна доверенность… Знаю, на кого — на ма. В доверенности укажу, что в договоре дарения необходим запрет на отчуждение недвижимости законным представителем до достижения Марией Валерьевной возраста полной гражданской дееспособности, а сам дом до этого времени предназначается исключительно для проживания самой Маши, её брата/сестры и матери, без права вселения иных лиц. Это на случай, если Гоша за мой счёт захочет улучшить жилищные условия.

Не верю завязавшим алкоголикам. Либо у них сносит крышу на фоне нарушения обмена веществ, организм слишком привык к этиловому спирту, либо срываются и уходят в запой.

И такое чмо будет ошиваться около Вики, Маши, моего сына? Но ничего не могу поделать.

Следующий звонок был в Грузию, за эту ночь телефонная компания поднимет на мне десятки долларов. Плевать.

— Резо! Гамарджоба, генацвале!

— Вах, Валерий! Как ты там? В загнывающем капытализме?

— Не поверишь, до какой степени комфортно тут загнивать. Скоро границы откроют, а я уверен — так тому и быть, приглашаю, дорогой! Виза, оплата дороги, всё за мой счёт. Тут такие девушки-негритяночки, пальчики оближешь.

— Ты же женат, да? Её выпустыли?

— Выпустили. Но она не захотела ехать в США. Требует развод.

— Вай-вай-вай, какой глупый и избалованный женщин! На Кавказе нэ такые.

— Верю, дорогой. Наверно, это была ошибка, которую суждено совершить.

— Так пашли её к чорту!

— Уже. Но есть загвоздка. С ней осталась дочка Маша, два с половиной года. И скоро родится второй ребёнок. А переводить деньги из США…

— Палучат по смэшному афыцыальному курсу. Понял тебя, брат. Но мандарины — твои!

— Отлично. Могу я тебя попросить? Отправляй в Минск ежемесячно тысячу с припиской «алименты», весь урожай продай сам.

— Тебэ не выгодна!

— Верхушку оставь себе. Я буду обязан. Приедешь в гости в Штаты — отблагодарю!

— Карашо! Сэмья — это святое, генацвале, даже если она распалась. Нэ перэживай!

От семьи у меня осталась лишь фотография, снимала Ольга, Маше тогда стукнуло ровно два годика: она со мной и своей мамой в обнимку с Рексом, пёс серьёзный такой, понимает важность момента…

О грядущем разводе шепнул только Дону Дюку, моему промоутеру, попросив посоветовать юриста, что составит и оформит доверенность, её пошлю московскому адвокату с Лубянки — способствовали, что я остался без жены, так помогите. Больше не стоило знать никому, особенно журналистам. Для спортивных газет и телепередач я никто, пока не набрал побед в профессиональных боях, под полторы сотни выигранных на любительском ринге без единого поражения как бы не в счёт.

Именно это носилось в воздухе на предматчевой конференции. Я вышел коротко стриженный, чтоб дракон виднелся из-под волос, голый до пояса и в белых трусах. Афропротивник цвета тропической ночи, только белые зубы, наоборот, был в чёрных трусах. Чуть выше меня ростом, телосложение похожее — оба жилистые, рельефные, не набравшие лишнего жира. Имидж мой конкурент держал парня из уличной банды, намеревавшегося проучить беленького-чистенького. Эдакий сын матери-наркоманки, выросший без отца, бомбивший квартиры и тачки на районе, грабивший прохожих и толкающий дурь. Короче, типичный афроамериканец из бедного квартала.

— Майк — фаворит боя, — шепнул мне промоутер, очень несимпатичный седой негр где-то пятидесяти лет с репутацией лучшего специалиста своего дела, но на редкость нечистоплотного. — Про твои заслуги молчим. Пацан провёл одиннадцать боёв, все выиграл, семь досрочно. Ты как профи — ни одного. Поэтому такие условия.

Странные условия. Я, чемпион Олимпийских игр и всякого прочего, получу на руки двадцать пять тысяч, из которых придётся ещё уплатить подоходный, противник — пятьдесят. И ещё тридцон победителю. В общем-то, бой третьесортный, Дон Дюк взялся за меня лишь ради перспективы.

В силу его расовой принадлежности все вокруг меня были исключительно чёрные, включая тренера, секундантов и массажиста. Именно последний вызвал у меня не то чтобы доверие, скорее — наименьшее недоверие. Мой соперник — фаворит? Ну, хорошо.

— Патрик! Поставь на меня пять тысяч баксов — на победу в первом раунде.

Он даже плечи перестал мне мять. В большом зеркале напротив массажного кресла отразилась его пухлая физиономия, обуреваемая сомнениями.

— Не советую, мистер Вал. Я тоже ставил на вас. Но в первом раунде не уложите, поверьте старому Пату.

— Хорошо. Три тысячи на первый раунд и две — на победу. Половина прибыли — твоя. Оправдаешь доверие, будешь постоянно работать за хороший процент.

— О’кей, мистер Вал. Пат всегда рад хорошему бизнесу.

Мы готовились к бою в отеле во Фриско, перед началом вышли на публику. Корреспондентов было немного, матч «дикарь из КГБ» против «уличного бойца» вызвал лишь сдержанный интерес. К предстоящему взаимному унижению для разогрева я относился более чем спокойно, несмотря на увещевания Дона «задать жару». Допускается говорить всё, что угодно, оскорблять, опускать, макать в дерьмо. Не стоит лишь задевать национально-расовые чувства — прослывёшь расистом, а в боксе, где белые относятся к вымирающему меньшинству, такое клеймо закроет все двери. Но это только мне, если чёрный назовёт меня белым ублюдком, для него — норм.