Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 50

Виктория молчала с минуту.

— Не знаю. Давай исходить из того, что мы не там. И в ближайшее время не будем.

— Зависит лишь от желания. Деньги на переезд, покупку дома и на несколько лет жизни припасены.

— Зачем там наши рубли?

— Ты меня шокируешь. Неужели ты думаешь, что накануне обвала я храню сбережения в рублях⁈ Доллары, марочки. Самые надёжные банки на свете — трёхлитровые, хорошо прикопанные. Поверь, я даже сберкнижку не заводил.

— Смеёшься… А ведь взял на себя сам все материальные проблемы семьи. Я даже не знаю, что сколько стоит, что откуда берётся. Ты всемогущ! Но вдруг получишь травму, везение закончится, как и заработки со спорта? Из Ташкента прилетел кривой, страшно было смотреть.

— А сейчас?

— Лицо выправилось. Не представляю, как это возможно без операции. В общем, я порой боюсь. Ты — опора моего мира в настолько большой степени, что не представляю, что мне делать с детьми, если опора исчезнет.

Я едва руль не выпустил.

— Детьми? Во множественном числе?

— А ты не заметил, что я не отказываю тебе из-за месячных? Нет месячных! Восемь дней задержка.

Мы ещё не выехали за МКАД и катились по Можайке, я принял вправо, под знак «остановка запрещена», и, остановив машину, крепко обнял жену.

— Лучшая новость года! Спасибо, родная. Теперь утрою усилия по получению разрешения на выезд. Там не налетаешься.

— Да. Не самое лучшее время для переезда. Не говори мне, что оставаться страшнее. Пока ничего особого не происходит.

— Пока — да. Знаешь, что такое «стоп-слово»? В истории СССР таким будет «перестройка». Ах да, ещё «Чернобыль». Как только услышишь их по телеку, неважно, будешь находиться здесь или там, значит, всадники апокалипсиса нарисовались на горизонте.

— Странно. А что такое «перестройка»?

— Политика по улучшению Советского Союза. Хотели как лучше, получится как всегда.

— То есть тебе известно через КГБ, что готовится нечто необычное…

— А вот тут, дорогая, начинаются минные поля, по которым тебе лучше не ходить. Просто прими как есть. Информация достоверная. Думаешь, мне свербит отсюда слинять? Знаешь же какую часть души вложил в дом, вообще — в Белоруссию, в своё место на этой земле. Но очень скоро…

— Мы станем перед выбором?

— Хуже. Обстоятельства сделают выбор за нас. А мы не имеем права ошибиться, потому что отвечаем не только за себя, но и за наших детей. Когда в конце апреля восемьдесят шестого взорвётся Чернобыль, часть Белоруссии вообще перестанет быть пригодной для жизни. С остальной лучше съехать на пару-тройку лет, пока радиация не расползётся ровным тонким слоем. Чернобыль — это атомная электростанция на севере Украины. Её строили спешно, к какому-то там юбилею Великого Октября. Наши специалисты довольно точно рассчитали, когда произойдёт бабах. Но вооружённые единственно правильным марксистско-ленинским учением, распространяющимся и на ядерную энергетику, советские руководители даже не подумают изменить курс. А первого мая после взрыва всех погонят на демонстрацию — под радиоактивное излучение, это я как специалист по советскому менталитету пророчу.

Разумеется, никто и никаких прогнозов по поводу катастрофы на ЧАЭС не делал, я опирался на послезнание и предполагал, что все растоптанные мной бабочки никак не повлияют на мирный советский атом, изготовившийся к нападению и на СССР, и на Восточную Европу.

Треклятую характеристику удалось исправить и притащить в Москву вовремя. Мытьём и катанием мы получили документы на Вику и Машу, я оплатил им самолёт до Москвы и оттуда до Белграда, обратно, разумеется, тоже, чтоб не вызывать подозрений, ещё и гостиницу в югославской столице, причём советскими рублями через «Интурист», вышло недорого. Конечно, стоило подбить дела, распродать лишнее имущество… Но кураторы из ПГУ настойчиво предупреждали не совершать никаких телодвижений подобного рода, чтоб не привлекать внимания у непосвящённых в операцию. Тем более я не желал заранее напрягать тёщу, тестя и родителей тела. Съездил лишь на Чижовское кладбище, где упокоились бабушка с дедушкой, ушедшие из мира под солнцем с интервалом в месяц.

А за три дня до вылета в Москву у Маши поднялась температура до тридцать восемь и семь. Банальная ангина, пик заболевания быстро прошёл, но Вика и слышать не желала о поездке.

Что делать мне?

Самое простое — сломать руку или ногу. Ни КГБ, ни «Вышний» не знают, что перелом сращу с большего за несколько минут, окончательно — за час-два. Отмазка на все сто.

Но что-то внутри твердило: коль решился — вперёд. При всей бесчеловечности советского режима жён за мужьями выпускают на воссоединение семьи.

Набрал московский номер, обрисовал ситуацию.

— Задержка крайне нежелательна, — немедленно отреагировал собеседник. — Ситуация меняется, вы сами знаете почему. Могу гарантировать, что Виктория Львовна отправится куда нужно без всяких проволочек. Месяц, от силы два на оформление новых документов, мы всё сделаем сами. Ей останется только поставить подписи и сесть в самолёт.

Последний аргумент: папаша Ким. Признался, что ему поставили рак простаты, и метастазы оттуда начали победное шествие по организму. Через два-три месяца начнётся ухудшение самочувствия, не позже следующего года сыграет в ящик. Потому и нервничал по поводу отъезда, понадеявшись, что продвинутая медицина США сделает нечто, советским врачам неподвластное.

Прощание с женой было тревожным.

— Ты вернёшься? — в лоб спросила она.

— Мы всегда будем вместе. Вчетвером!

На большее не хватило времени, у ворот ждало такси.

Словно заблудившись в собственном дворе, заглянул на могилку к Рексу. Семью рано или поздно, скорее — рано, обязательно вывезу. Дом отойдёт государству, появятся новые владельцы, возможно — перекопают участок, найдут и брезгливо выбросят собачьи кости… Надо было кремировать парня и по весне развеять над водохранилищем, по берегу которого он так любил носиться. Поздно. Теперь всё — поздно.

Я поцеловал Вику, а также Машу, выбежавшую босиком на крыльцо провожать папку, несмотря на постельный режим. Кинул в багажник «волги» увесистую спортивную сумку, забитую множеством боксёрских перчаток с ценным содержимым.

Но самое ценное оставил в Ждановичах.

Ещё долго в ушах звучало: «папотька, не уезжай».

18

Забугорье

Последний день соревнований выдался свободный, второй финалист снялся, никого не удивив, и мне не привыкать. Югославы отказались бойкотировать Олимпиаду в Лос-Анджелесе, боксёры сборной в турнире не участвовали, против нас вышел второй состав, и сербский супертяж предпочёл не искушать судьбу, встречаясь с «костоломом», то есть мной, сломавшим челюсть болгарину в полуфинале. Получилось случайно, но для будущей профессиональной карьеры полезно, там зрители любят кровь, пот и слёзы.

Домой звонил каждый день, иногда по два раза, убедился, что Машенька поправилась. Она брала трубку и спрашивала, какой подарок ей привезу, я обещал большой подарок, а сердце щемило. Когда-нибудь узнает, что «папотька» наврал!

И вот день «икс». Мы с Кимом оставили вещи в отеле, взяли только большие спортивные сумки с белыми полосками и надписями «Адидас», гружёные теми же боксёрскими перчатками в количестве, словно обокрали всю советскую сборную. За нами топал неприметный мужчина в светлых брюках и тенниске, лицо укрыли солнцезащитные очки. Нацепи он бейджик «кровавая гэбня», и то его профессия не считывалась бы столь откровенно. Впрочем, держался тот далеко, на пределе видимости.

До бульвара князя Александра Караджорджевича шлёпали пешком под палящим балканским солнцем, чтоб случайно не стряхнуть хвост. Я искоса поглядывал на корейца, тот пока держался молодцом.

— Начинаем?

— Давай, Валера.

Телефонных будок было много, впору «Матрицу» снимать — из каждой переход на корабль повстанцев. Наш желанный корабль никуда не плыл, замерев на вечной стоянке под звёздно-полосатым флагом над крышей.