Новая фантастика 2024. Антология № 8 - Завойчинская Милена - Страница 16

Задыхаясь, она взбежала на крутой склон. На последнем шаге нога скользнула по мокрой траве, и Анна растянулась ничком, едва успев подставить руки. Шум внизу нарастал, свет вспыхнул ярче; закусив губы, она подалась вперёд и взглянула туда, в пронизанный жёлтыми сполохами туман за седловиной холма.

Три злых огненных глаза сверкнули ей навстречу.

Исполинский змей вытягивал из-за холма свою тяжёлую, изгибающуюся в сочленениях тушу. Пламя окаймляло его бока и отражалось бликами в гладкой чёрной броне. Он тёк, как железная река, гремящая на перекатах, устремив вперёд узкую щучью морду, и ветер, поднятый его стремительным бегом, срывал траву и песок с откосов.

Анна закричала, не слыша собственного крика. Прижала ладони к ушам – но грохот прорвался сквозь хрупкую преграду и рухнул сверху, погребая ее под лавиной звука.

Проносясь мимо, железный дракон взревел снова; теперь в его голосе уже не было ничего человеческого. Пронзительный вой, как бичом, распорол небеса, и Анне показалось, что она отрывается от земли и летит туда – в чёрную прореху между облаками.

…Здесь, на холме, Альбин и нашёл её – лежащей без движения на холодной земле, с пучками вырванной травы в закостеневших стиснутых кулачках.

Тик-так, сказали часы на стене. Тик-так. Тик-так.

С медлительным железным лязгом сдвинулась минутная стрелка, отсекая еще один кусочек времени. Анна почти увидела его – он упал на пол, прозрачный, будто сосулька, разлетелся сверкающим крошевом и растаял без следа.

– Прости меня.

С каких пор голос Альбина стал таким же хриплым, отрывистым и железным, как лязг старых часов?

– Я виноват. Я так виноват перед тобой.

Она комкала в пальцах смятую на коленях ткань штанов. Ей хотелось зажать уши, заградить путь его словам – еще не произнесённым, висящим грозовой тучей над её головой. Хотелось вскочить и закричать: молчи, молчи, я не желаю этого слышать… Она стиснула пальцы сильнее и осталась сидеть.

– Я не знал, как мне быть… Нет, неправда. Я точно знал, что должен сделать, и впервые в жизни не сомневался, что смогу. Что справлюсь. Я шёл напролом сквозь лес, натыкался в темноте на деревья, а ты лежала у меня в руках, твоё сердце молчало рядом с моим, и я знал, что верну тебя, хотя бы мне пришлось опрокинуть небо и опустошить землю.

Он не смотрел на неё. Стоял у окна, упираясь ладонью в тонкое – сам резал – деревянное кружево рамы. Вторая рука медленно, бездумно наматывала на кулак край занавески.

– Так странно… Знаешь, прежде я думал только об эликсире бессмертия. Бредил им, посвящал ему все свои труды. Но оказалось, что эта задача – детская игра по сравнению с тем, что мне предстояло совершить. Потому что не подпускать смерть к порогу не так уж трудно, а вот выгнать её оттуда, где она уже поселилась… Я понял это, когда мой эликсир не смог оживить тебя.

– Когда? – беззвучно повторила Анна. Он услышал.

– Через три года после той ночи. И гораздо больше времени ушло на то, чтобы создать вот это. – Он обернулся, поднял руку, но не дотронулся – только указал.

Анна схватилась за шею. Кристалл, никогда не нагревающийся от тепла ее кожи, обжёг ладонь, как льдинка.

– Помнишь, я говорил, что никакая беда не коснётся тебя, пока он с тобой? Это правда. Пока в кристалле горит огонь, даже смерть не смеет подойти близко.

Она стиснула кулак – цепочка натянулась, удавкой врезаясь в шею.

– Альбин. Я умерла?

Он отвёл взгляд.

– Ты жива.

– Так не бывает.

– Бывает. Я волшебник.

– А я? Кто я, Альбин? Мертвячка? Упырица? Оживший труп, который ты клал с собой в постель? Кто? – Она рванула цепочку, обдирая пальцы о тонкие извивы серебряных звеньев. От боли на глаза навернулись слёзы – от боли, от обиды и оттого, что это всё-таки оказался не сон.

– Анна!

Альбин перехватил её руки. Выпутал цепочку из порезанных пальцев.

– Это ты. – Он привлек её к себе и обнял, окружая своим надёжным теплом; его дыхание взметнуло тонкие прядки волос у нее на виске. – Твоё тело, память, разум и душа. Верь мне, я никогда не принудил бы тебя стать чудовищем. Это ты, настоящая ты. Единственная.

Она всхлипнула и уткнулась ладонями ему в грудь, противясь мягкой силе его объятий.

– Тогда почему ты молчал? – шепнула она в ответ. Ты не стал бы обманывать меня просто так.

Его руки обмякли. Упираясь ему в плечи, она откинула голову, пытливо вглядываясь в больные серые глаза.

– Что ты скрывал от меня, Альбин? Скажи мне правду!

Он опустил ресницы.

– Только одно. Кристалл постоянно разряжается… ну, теряет свою силу от использования. Твои первые дни после оживления – помнишь?..

Анна с трудом кивнула.

– Я была как в тумане. Едва открывала глаза и снова засыпала. Ты говорил, что я болела.

– Тогда я ещё не мог удержать заряд в кристалле надолго. Пришлось потрудиться, чтобы увеличить запас энергии… волшебной силы. Теперь его хватает почти на сутки. Больше не получается – это предел энергетической ёмкости кристалла. Понимаешь?

Она кивнула снова. При слове «ёмкость» ей представилась чашка – крошечная, на один глоток. Налить, выпить, повторить. Один глоток жизни за другим.

– Одни сутки, – тихо проговорил Альбин. – И потом силу надо снова накопить. Это требует времени.

Тик-так. Тик-так. Щелчок стрелки прозвучал неожиданно громко; Анна вздрогнула – и почувствовала, как руки мужа сильнее сжались на её плечах.

– Сколько?

– Год.

Тик-так. Тик-так.

– Но как же… – Она смотрела ему в лицо, ища хоть тень неуверенности, неискренности – любое свидетельство его неправоты. – Целый год? Всего… на один день?

И Альбин наконец-то посмотрел на неё.

…Всего раз в жизни Анна встречала такой взгляд: когда в детстве сдуру увязалась за соседскими мальчишками… думала, что в балаган, а оказалось – на казнь. И потом много ночей просыпалась с криком, видя перед собой в темноте глаза человека, приговорённого к колесованию.

– А вчера? – У неё тоже что-то сделалось с голосом, он стал высоким и жалобным, точно дребезг перетянутой струны. Значит, вчера на самом деле было…

– Год назад. Прошлым летом.

Она отшатнулась, вырываясь из его рук. Обвела взглядом знакомые стены, печь, окно. Бросилась к столу, разворошила прикрытую полотенцем корзину.

Половинка испечённого накануне пирога была ещё мягкой. Корочка слегка размокла, пропитавшись малиновым сиропом.

– Неправда! – Она обернулась к нему с пятнами красного сока на пальцах, точно обвинитель над окровавленным телом жертвы. – Он ещё свежий! Видишь, даже не зачерствел!..

– Я волшебник, Анна.

У неё опустились руки.

– Каждый год я накладываю чары на это место. Каждый год – ровно на год. Твой хлеб не плесневеет, грядки не зарастают сорняками, цыплята не оперяются, а кот не стареет. Всё в этом доме и вокруг него живёт только вместе с тобой, а без тебя – замирает.

– А… ты? – Анна смотрела на волосы мужа. В светло-пшеничной гриве не блестело ни одной ниточки седины.

Его рот дёрнулся в кривой усмешке.

– Эликсир бессмертия. Я знал, что мне понадобится время. Много, очень много времени.

– Триста шестьдесят пять дней. – Ей казалось, что слова ворочаются во рту тяжелыми булыжниками. – Триста шестьдесят пять… лет?

– Больше. – Он всё не отводил глаз, и в них снова стыло то самое выражение – взгляд приговорённого в ожидании дробящего кости удара. – Я ведь говорил, у меня не сразу получилось.

Анна отшатнулась. Как слепая, касаясь руками стены, прошла мимо замершего Альбина и захлопнула за собой дверь спальни. С лязгом задвинула засов.

И только потом привалилась к запертой двери и сползла по ней на пол, кусая пальцы, чтобы не завыть от безнадёжного ужаса.

…На смену слезам пришло странное оцепенение. Сидя на полу, она следила, как движется по полу краешек солнечного пятна. Слышала, как во дворе шумят куры, – но мысли о домашних делах гасли, едва пробудившись. Открывшаяся правда перевернула всё с ног на голову – и то, что ещё вчера казалось таким важным и необходимым, в одночасье утратило смысл.