Меч Тамерлана (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 1

Разноцвет (июнь) 1382 года. Вщиж, граница Брянского княжества.

… — Эге-ге-гей!!!

Князь Дмитрий Ольгердович недовольно посмотрел на Кречета — старшего дружинника и опытного ловчего, сопровождавшего господина во всех военных походах. Хоть на Куликовом поле, хоть под Булгаром — везде верный, храбрый Кречет был подле князя, защищая того своим мечом, щитом… А бывало и собственным телом.

— Ну чего орёшь-то? Вон, птах небесных потревожил, зверье только пугаешь!

Кречет лишь белозубо улыбнулся:

— Княже! Так ведь родная земля — РОДНАЯ!!! Я эти сосенки и дубы как облупленные знаю, сколько раз здесь охотились! А просторы… Какая же красота!

Дмитрий Ольгердович, младший брат Андрея Полоцкого и верный союзник великого князя Московского невольно усмехнулся: это да, красота… По левую руку полноводная Десна, весело несущая свои воды в Днепр, по правую, чуть в стороне — набравшие сочной, роскошной малахитовой зелени леса, кишащие непуганной живностью. Обильна северская земля, обильна реками, лесами, плодородной землёй — а ещё храбрыми, стойкими в сече мужами и честными, красивыми девами…

И пусть третий сын Ольгерда от Марии Витебской здесь чужак — но за годы сидения на княжьем престоле в Брянске, Северскую землю он полюбил, как родную.

— Обожди, княже.

Невольно отвлекшийся на свои думы князь с удивлением посмотрел на Кречета — пугающе резко посерьезневшего, насторожившегося. Последний лёгким кивком указал вперёд:

— Посмотри, Дмитрий Ольгердович на птиц. Впереди кружат над лесом во множестве, не садятся. Потревожил их кто-то… И что-то больно много воронов.

Ворон — птица умная, птица-падальщик. Когда вороны видят скопление ратных мужей, чуят битву — а после неё и обильное пиршество…

Не на шутку встревожившийся Дмитрий Ольгердович резко, зычно приказал:

— Пересесть на боевых коней, в брони облачиться! Приготовить копья, мечи!

С Дмитрием Ольгердовичем в Брянск возвращается сильная дружина — не менее полутора тысяч справных бояр, считая уже исцелившихся от ран воев. Кто рискнет напасть на князя, возвращающегося в Брянск со всем своим войском⁈

Словно услышав мысли господина, Кречет коротко предложил:

— Княже, дозволь мне с малым отрядом разведать, что да как? Может, татары явились на нашу землю…

Дмитрий Ольгердович отрицательно махнул головой:

— Не дозволяю. Увидит ворог малый отряд, налетит всей силой — пока на помощь придём, вои и погибнут…

— Так может, хорошо же, вытащим поганых на себя — а там уж ты ударишь всей силой?

Но князь вновь отрицательно махнул головой:

— Ты не расслышал про «погибнут»? И нешто я на пороге своего княжества ворога убоюсь⁈ Али, думаешь, не узнали о нашем приближении поганые? Так ежели и устроили засаду за поворотом реки, все одно дозоры татарские нас издали заприметили… Облачаемся в брони!

…Изготовившись к сече, брянская дружина неспешным шагом проследовала за поворот реки. Пересевшие на боевых коней бояре и младшие дружинники с усмешкой поглядывают на лесную опушку, высматривая татей — крепко стиснув в руках копейные древка. Но когда враг показался, сердца ратников невольно захолодели от его многочисленности:

— Ляхи!!!

Дмитрий Ольгердович узнал стяги сандомирских панов — малопольские хоругви, некогда занявшие Волынь, явились теперь и на его землю. Однако среди польских орлов, львов и прочих зверей князь разглядел и отцовский герб со всадником, воздевшим меч — «Погоню»!

— Корибут…

Брянский князь осознал, кто привёл ворога на его землю — младший сводный брат Корибут от Иулиании Тверской, сподвижник предателя Ягайло! В крещении тёзка, Дмитрий… Но счастливая догадка сильно запоздала — осенив разум Дмитрия Ольгердовича в тот самый миг, когда взревел польский рог, призывая ляхов к атаке!

— Вперёд русичи, постоим за родную землю! Се-ве-е-е-ррр!!!

— СЕ-ВЕ-Е-Е-РРР!!!

— BYC GORA!!!

В лоб на русичей полетели польские щитовики — шляхтичи победней, защищённые кольчугами да открытыми, островерхими шлемами. Но каждый с крепким щитом и на ладном коне — а седло с высокими луками, специально изготовленное для таранного удара… Обе стороны успели взять разгон — и с грохотом сшиблись; хруст копейных древок и костей, крики увечных людей и животных слились в жуткую песню битвы.

Но у врага больше всадников — в два раза больше. Бросив на русичей рыцарей победнее, связав боем брянскую дружину, ляхи неспешно ввели в бой отборные хоругви панцирников! Хорошо защищённых бригантинами и шлемами-топфхельмами (или же новомодными хундсгугелями), отборных всадников на могучих дестриэ… И хоругви панцирников начали обтекать русичей с левого крыла, заходя в тыл дружине Дмитрия Ольгердовича.

— Княже, плохо дело! Окружают!!!

Оглушенный ударом булавы по шелому, брянский князь не сразу услышал Кречета. Третий сын Ольгерда — храбрый, умелый воин; одним из первых вступивший в сечу, он точным «рыцарским ударом» ссадил щитовика, угодив граненым острием в голову ворога. Мертвый лях вылетел из седла, словно снаряд из требушета; сила удара оказалось такова, что древко пики сломалось у самого наконечника… Схватившись за шестопер, Дмитрий принялся раздавать ляхам щедрые, тяжёлые удары — но в хаосе ближнего боя пропустил встречный удар булавы. От второго, добивающего удара спас Кречет — точным уколом зауженного к острию меча ловчий сразил польского пана. И тотчас отчаянно закричал, пытаясь дозваться до Дмитрия Ольгердовича:

— Прорубаемся назад, княже! Пока не поздно!

Брянский князь осоловело огляделся по сторонам — и только теперь заметил стяги панцирных хоругвей в тылу полуокруженной дружины. Проведя шершавым языком по мгновенно пересохшим губам, он хрипло повторил:

— Уходим…

После чего, возвысив голос, уже отчаянно закричал:

— Назад! Все назад!!! Отступаем!!!

Липень (июль) 1382 года от Рождества Христова. Сурожское (Азовское) море.

— Пять… Шесть… Семь. Точно, семь кораблей.

У хорошего стрелка Алексея глаз острый — но и я уже различаю косые паруса галер у самого горизонта, практически на границе видимости. Значит, наши невысокие ушкуи и струги с заваленными по боевому мачтами (их завалили ещё перед выходом в море) с галер пока не видно.

Вот только галеры ли это? Или фусте?

— Идут не в Азак, иначе уже заворачивали бы на восход. Следовательно, эти суда направляются в Порто-Пизано, опережая нас… Кормчий, Степан Никитич! Нужно зайти с солнечной стороны, чтобы фрязи и подавно нас не увидели — будем держаться на хвосте до наступления сумерек, а уж там начнем сближаться.

— Слушаю, княже! Братцы — влево уходим, выруливай!

Наше судно идет в голове «флотской колонны» из двадцати ушкуев и десяти казачьих стругов — не особо и велика судовая рать, но число моих «служивых» повольников заметно поредело после сечи под Ельцом и боя у Казани. Кто-то пал, кто-то был ранен — а, кроме того, тяжелое поражение вятским ушкуйникам нанес Тохтамыш, поймав их в засаду у Керменчука… Атаман Федор Косой и несколько его воев чудом спаслись в устроенной татарами резне! Так что не все уцелевшие ветераны Булгарского похода князя Дмитрий Иоанновича вернулись со мной под Елец с дальней целью пощипать фрязей в Сурожском море. Кому-то хватило захваченных в Булгаре трофеев, кто-то вернулся на Вятку вместе с Федором, твердо решившим вырвать власть из рук излишне лихих, но не шибко умных атаманов вроде Буслая. И по дошедшим до нас слухам, в настоящий момент Косой собирает силы для рейда по волжским татарским городам… Плюс я не мог оставить Елец и семью совсем уж без прикрытия опытной речной стражи! Так что взял с собой всего шесть сотен ротников — да по пути к нам присоединилось три сотни справных казаков, вдохновленных победой русичей над Тохтамышем…