Псалмы Ирода - Фриснер Эстер М. - Страница 8

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая

— Том?

Голос Бекки в сумраке был подобен полету птенца, впервые пробующего силу своих крыльев. Солнечный свет снаружи высвечивал мастерскую каменную кладку пилонов, поддерживающих арку входа в Поминальный холм. Не каждая ферма могла похвалиться святилищем столь древним и столь хорошо обустроенным. Железо никогда не касалось этих камней в полном согласии с тем, что говорит Писание о строительстве алтарей. Камни служили лишь украшением, позднейшим добавлением к истинному фундаменту Поминального холма. Что действительно держало на себе возложенный человеком снаружи слой дерна, — так это костяки.

— Иди сюда, Бекка…

Голос родича теперь доносился до нее гораздо тише, чем когда он окликнул ее на дороге. То, что Бекка вошла в холм, явно успокоило Тома.

— Я стою прямо перед тобой, шагах, должно быть, в пятнадцати — двадцати. Протягиваю тебе руку. Иди, не бойся.

Бекка вытянула вперед руку, надеясь, что она коснется руки Тома, и сделала несколько неуверенных шагов туда, откуда доносился его голос. Если не считать просочившихся снаружи световых бликов, то в подземелье царила полная темнота. По тому, как звучал голос Тома, можно было подумать, будто он считает, что его отлично видно. Бекка же не видела ничего, как ни старалась. Единственно, на что она могла полагаться, так это на голос Тома и на его обещание защитить ее.

— Еще немного, Бекка, еще чуть-чуть… Да не сюда! Ты же чуть не дотронулась до стены!

Бекка содрогнулась и отскочила назад. Не было худшего предзнаменования, чем незамужней девушке прикоснуться к истинным стенам Поминального холма. Такое предвещало череду неудачных беременностей, будто кости погребенных проникали в женскую плоть и собирали дань с ее чрева. Они всегда чего-то вожделели, эти костяки! Все рожденное чего-то вожделеет — этот грех погубил извечно плодородные земли Рая, но некоторые души так и не обрели способности обуздывать свою страсть. Из таких душ и получаются особо могучие призраки.

Бекка замерла на месте, дрожа и начисто потеряв доверие к своему чувству направления. Любой шаг, который она сделает, они могут направить не туда. Они в состоянии заставить ее коснуться стены, и тогда она окажется в их полной власти. Ведь что-то в этом роде уже чуть не произошло с ней совсем недавно…

Нет! Только не думать о прошлом, только не это… и только не сейчас! Как много еще ее сил высосут из нее призраки ночи бдения, если она станет думать о них здесь? Бекка зажмурилась, и с ее уст сорвался тоненький стон подавленной непереносимым ужасом души.

— Постой, родная, подожди! — Теперь голос Тома звучал куда мягче. Она услышала приглушенный звук движения и тут же ощутила теплую сильную ладонь, сжавшую ее руку. — Замерзла! — сказал он, удивляясь тому, как холодна ее плоть. — Холоднее воды в роднике. Бедняжка моя, мне ужасно жаль… Я не стал бы окликать тебя, если б знал, что ты такая. Я-то всегда держал тебя за самую смелую из всех.

— У меня крепкий костяк, — пробормотала Бекка, медленно раскрывая глаза навстречу черной тьме, окружавшей их со всех сторон.

Том бешено дернул ее за руку:

— Совсем рехнулась, что ли! Да разве тут можно говорить такое!

Бекка услыхала слабое шуршание, будто какой-то мужчина потирает руки, чтоб выгнать из них засевший в ладонях холод. А затем раздалась россыпь веселого девичьего смеха.

— А почему у тебя тут нет света? — спросила Бекка, стараясь звуком собственного голоса заглушить этот второй жуткий звук. — Па послал тебя к костякам, а значит, полагается, чтоб у тебя горел свет и ты бы мог видеть…

— Без тебя знаю! — рявкнул Том. — Я просто погасил его, когда услыхал твои шаги, вот и все! А все остальное время, пока я тут был, огонь горел.

В голосе Тома звучало каменное спокойствие. В нем так много самоуверенности, что это противоречит истине, подумала Бекка. Тьма Поминального холма страшна, но, может быть, еще страшнее присутствовать тут и видеть то, что неотрывно следит за тобой. Да, верно, так и было на самом деле… Даже для мужчины… И тут же мелькнула другая мысль, заставившая Бекку ощутить непереносимое чувство стыда. Ты сомневаешься в его словах? Ты — женщина? Эта мысль не уходила, она шептала Бекке голосом Хэтти: «Ты посмела усомниться в словах мужчины?»

— Я знаю свои обязанности, — продолжал меж тем Том. — Думаешь, это так просто — освоить производство свечей и благодаря этому удостоиться чести служить тут? Свечи — все-таки товар для обмена с Коопом! Но так и быть, зажгу тебе свет, если это поможет тебе перестать дергаться и ты спокойно выслушаешь меня.

Бекка не сказала ему «не надо». Одна часть ее сознания корчилась в страхе оттого, что ей предстоит увидеть те ужасы, которые откроет ей свет; зато другая — крепкая и сильная — требовала, чтобы она открыла глаза и посмотрела, действительно ли так страшно то, что она привыкла считать страшным. Кремень ударился о сталь, и маленький кусочек деревянного трута принял искру. Огонек проплыл сквозь черноту и коснулся фитиля священной лампады.

Костяки внезапно как бы выпрыгнули из тьмы — ряд за рядом вдоль стен тянулись прямые высокие кости, ниша за нишей были битком набиты костями неправильных форм. Эти кучи костей, несмотря на всю неразбериху, производили сильное впечатление — они казались едиными загадочными блоками желтого, белого и коричневого цвета. Ряды каменных сосудов обегали внутренний периметр подземелья Поминального холма — глубокие широкогорлые урны, таящие в себе самые мелкие части скелетов — косточки крошечных ручек и маленьких ножек, а также пыль, которая их цементировала.

Гордостью этого места были черепа, украшавшие верхние поверхности стен там, где находились и священные лампады бдения. Здесь не было ни одного черепа, который был бы больше ладони Бекки. Обесцвеченные временем, одни крошились, другие были слегка обработаны штукатурной кистью, дабы продлить им жизнь. Поминальный холм хранил в себе ставшие священными реликвиями многие поколения детей Праведного Пути, некогда брошенных на склонах совсем другого холма.

— И тогда Господин наш Царь Ирод услышал, что в Вифлееме родилось Дитя, — исполненным благочестия голосом четко произнося слова, декламировала Бекка, как будто кости обладали слухом. — И раскаялся он в своей неправедной жизни, получив это известие. И обратился он к своим трем мудрецам, сказав им: «Отыщите Младенца, о котором оповестила звезда, и, когда найдете, известите меня, чтоб и я мог пойти поклониться ему».

Но эти три мудреца слишком возгордились мудростью своей, что часто является причиной несчастий людских. И порешили они наказать Господина нашего Царя, сказав ему: «Ты — сосуд зла, о Царь, и поклоняешься ты лишь мечу своему. И хотя в стране голод и множество ртов, нуждающихся в пище, а хлеба мало и кажется, что если уменьшить число голодающих хоть на одного, то и то будет благом, мы все равно не расскажем тебе, где находится Младенец». И тогда Господин наш Царь Ирод ответил им так: «Будь по-вашему. Но я со своим мечом буду чтить его и стану служить ему лучше, чем кто-либо другой».

— «Со своим мечом, — повторил Том, оглядывая бесконечные ряды детских черепов, — так, чтобы Младенец никогда не испытал чувства голода, чтобы всегда был у него хлеб и был бы хлеб у милосердной Марии и у Иосифа, и у всего их рода». — Том облегченно вздохнул. — Ты чудо, Бекка. Ты так ловко умеешь читать наизусть Писание! Хотел бы я уметь так! Меня бы это здорово выручило — сидишь тут один-одинешенек и вдруг обретаешь нечто, что дает тебе поддержку.

— Этой помощи ты и хотел от меня? Почитать Писание?

Том отрицательно качнул головой. Он был так же высок, как па, и почти так же силен, как тот, с выпуклой грудью и тяжелыми огромными ручищами, которые должны были здорово пригодиться ему, когда в недалеком будущем ему придется оторваться от родной земли и идти искать счастья где-то еще. Бекка чувствовала жестокость своих мыслей, и в то же время в глубине сердца она молилась, чтоб этой новой землей оказался хутор Миролюбие, а большие руки ее родича запятнала бы только кровь Захарии.

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая