Война (СИ) - Старый Денис - Страница 39

На третий день бойни в Праге все организованные очаги сопротивления в городе были сломлены, кроме вот этого, у Карлова моста. Защитникам, которых осталось в строю всего семьдесят восемь человек, предложили сдаться, но они отвергли предложение. После такого обилия пролитой крови с двух сторон, у сильных людей не может возникнуть идеи о сдачи.

Всего защитниками Карлова Моста были отбиты девять штурмов, дважды доходило до рукопашной. После такого героизма, стольких смертей братов или чешских друзей… Было принято решение умирать с честью. Мало того, прозвучал чёткий приказ: расстрелять весь запас пуль, дабы не досталось вражине. Когда имперцы прорвались, прозвучала ещё и серия взрывов, которая уносила души и штурмовиков, и остатки защитников.

Вопрос только: какие души возвысятся и полетят в небо, а чьи уйдут в землю в поисках Ада. Наверно, те души, что стояли за правду, достойны Рая. А за кем правда? Она у каждой стороны своя, и праведников тут, в битве за Карлов мост, не было. Так что… Ждёт их Ад, но они там будут лучшими!

И вот сейчас Фердинанд принимает поздравления, ему кричат восторженные глотки, а ведь только у Карлова Моста его войска потеряли до двух с половиной тысяч солдат. Мало того, той добычи, на которую рассчитывал сам император и его приближённые, не случилось. Горожане вывезли свои богатства, оставляя лишь то, что сложно забрать. Эвакуация города была организована за неделю до прихода имперских сил.

Люди уехали, Прага очищалась от обывателей даже с зачатками организованности. Но при этом система эвакуации сработала только в городе, но не за пределами оного. Хорошо, если у кого были родственники в дальних городах, эти люди устремились туда, но большинство растерялись, не зная, что делать. Южнее Праги был даже организован Табор — гуляй-поле, куда стекались некоторые люди в надежде защититься или на то, что имперские войска не придут к ним. Пришли… Мало женщин оказалось в городе, и вся кавалерия была привлечена к тому, чтобы привести в город матерей и дочерей богемцев. Предпочтения отдавались второй категории.

Но не везде была неорганизованность. Восточнее Праги люди, бегущие из города, нарвались на большой отряд русских наёмников, при этом с ними было немалое количество повозок. Сразу же последовало предложение получить защиту, но отправиться жить и трудиться в Российскую империю. Однако, русские брали под свою защиту не всех. Шёл циничный и даже нечеловечный отбор. Спасители, а все знали, что с русскими наёмниками воевать себе дороже, потому и не станут этот отряд подвергать атаке, отбирали людей по профессиям.

Повезло ремесленникам, особенно, если это стекольщики или люди, умеющие работать с металлом. Им сразу предоставили дополнительно крепкие телеги, еду, особое учтивое отношение.

Многие пытались доказать, что также ремесленники, стремясь обмануть во имя спасения. Вот только среди русских были люди, которые задавали вопросы. Кого-то вывели на чистую воду и прогнали, некоторым обман удался.

А после всех отобранных людей поведут в далёкую Россию. Ну, и пусть ведут. Сейчас главное, что кормить обещали и убивать не станут. Русские даже поленились поиздеваться и изнасиловать дочерей богемских мастеровых. Такие вот странные они, эти русские. Так солдаты, тем более наёмники, себя не ведут. Правда, если какая дамочка сочтёт себя обделённой мужской лаской со стороны стрелков, то она получит желаемое сполна. Главное, чтобы было по обоюдному согласию.

— Прекратите радоваться! — потребовал император Фердинанд, когда закончилась поездка по городу, и был созван Военный Совет.

На самом деле, не все военачальники излучали радость и веселье. Особо императору нравилась реакция Валленштейна. Этот командир большого отряда, который смог переломить ход сражения у Белой горы, всё больше импонировал монарху. Он был сдержан в оценках, подходил к ситуации критически и при этом обладал неким авантюризмом, который помогал действовать не шаблонно и побеждать. Была проблема: его не принимали за своего в обществе военачальников империи.

— Ваше мнение, герр Валленштейн, — потребовал Фердинанд, предполагая, что чех, вставший на его сторону, а не ушедший к бунтовщикам, сможет сразу же задать правильный вектор в работе Военного Совета.

— Ваше Величество, — Альбрехт фон Валленштейн поклонился, вставая со стула. — Мы проиграли первый этап войны. Нам следует не допустить удара с севера, но есть все шансы проиграть и второй этап.

Офицеры загомонили, стали возмущаться такой вот постановкой вопроса. Даже император слегка опешил. Таких категорических заявлений не ожидал и он.

— Это трусость или неверие в своего императора? — спросил граф Карл де Бюкуа.

Валленштейн посмотрел на графа усталыми глазами и сделал это, словно тот пустое место. Действия де Бюкуа Альбрехт Валленштейн считал преступными и мысленно обвинял именно его в том, что Прага далась большой кровью. Валленштейн считал, теперь уже считал, когда пообщался с русскими командирами, что в каждый город нужно входить организованно, и словно он максимально враждебный. Лучше ошибиться в выводах, перестраховаться, но быть готовым к любым неожиданностям. Тем более, когда это столица мятежного региона Священной Римской империи.

— Вы не ответите? — удивлённо спросил у Валленштейна другой военачальник императорской армии, командующий испанцами Амброзио Спинола-Дория. — Это вопрос чести.

— Я запрещаю дуэли! — встрял император, понявший, к чему ведёт этот спор.

— Ваше Величество, если вопрос чести зайдёт до того, что не будет иной возможности, как бросить вызов, я буду просить вас не препятствовать тому, — сказал Валленштайн, продолжая смотреть презрительным взглядом в сторону де Бюкуа.

Альберт давал шанс завершить спор миром, извиниться графу и после заняться более нужными делами, чем искать, на ком сорвать злость.

— Я подчиняюсь воле своего монарха, — сказал Бюкуа и склонился.

Драться с относительно молодым и явно умелым Валленштейном де Бюкуа явно не желал. Впрочем, кроме горячего испанца Синолы, никто не хотел такого развлечения, как дуэль. Да и Валленштейн был фигурой слишком странной. Почему всё-таки у него столько много русских и, тем более, стрелков?

— Исчерпано! — провозгласил император. — Теперь, герр Валленштейн, объясните свои слова. Я не хотел бы иметь панические настроения в войсках!

И чешский аристократ, поддержавший императора, обстоятельно стал изъяснять свои выводы. Это было не только мнение самого Валленштейна, ему предоставили информацию, которая круто меняет все расклады в начавшейся войне.

Да, победа достигнута, но Богемия словно стала разменной монетой, той землёй, что пожертвовали ради будущих побед. Огромное войско императора, с которым можно было бы даже замахнуться на войну с Османской империей, сильно сточилось. Фердинанд, если следовать логике, не может теперь активно наступать. Правда, был определённый просчёт у военачальников Евангелической Лиги. Не учли они столь быстрой реакции католиков и скорого создания Католической Лиги, которая готовит войска.

— Они решатся? — перебил император Альбрехта.

— Они уже решились, мой император, — припечатал Валленштейн.

Речь шла о Швеции и её короле, молодом и жаждущем воинской славы Густаве Адольфе. Шведы уже отозвали все свои корабли, призвали даже свободных капитанов из других стран, чтобы подсобили в переброске войска. Куда? И тут было более-менее понятно — Померания.

— Да, мне докладывают, что Густав Адольф готовится воевать, датчане также. Потому я и спрашиваю вас: что делать далее? — задал главный вопрос император.

— Проводить новый набор воинов, заключить договор с Францией, пусть и уступить им в чём-то, — решительно сказал Альбрехт фон Валленштейн.

— Вы ещё и политик? — с усмешкой произнёс Максимилиан Баварский.

— Лишь озвучил очевидное, — парировал Валленштейн, всё же теряя терпение.

На один выпад де Бюкуа у Альбрехта хватило смирения и выдержки, но если ещё кто-то начнёт задирать его, то будет вызов или даже больше того. И плевать, что сейчас с ним разговаривает целый герцог. Положа руку на сердце, не так чтобы Валленштейн и был предан императору. Он уже получил немало богатств за свой героизм, прежде всего земли, так что некоторые цели достигнуты [в РИ Валленштейн колебался и в конце своей жизни склонялся чуть ли не переметнуться в иной лагерь].