Великий князь Русский (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 40

— И куда их девать? Языка не знают, приехали своим ходом, я их не звал, — только и буркнул, когда Никула обрисовал проблему.

— То наша материнская церковь, — свел поседевшие брови митрополит.

— Синекуры им создавать? Корма и ругу давать просто за то, что соизволили к нам, а не к фрягам? — мне никак не улыбались непроизводительные расходы.

— А хоть бы и корма, люди знающие, ученые…

— Так и запишем, — пододвинул к себе вощаницу со стилом, — митрополия настолько забогатела, что может кормить бездельных людей, значит, руга великокняжеская ей не нужна.

— Нелепо глаголишь! — пристукнул Никула посохом.

Забавно, как стал митрополитом, так появилась эта привычка — то просто стукнет, то троекратно, то дробью… Целый свод сигналов.

— А что не так? — сделал я невинные глаза.

Никула зыркнул на служку, который мгновенно и бесшумно скрылся за дверью. Митрополит начал набирать воздуха, чтобы дать мне приличествующую отповедь, но вдруг засекся, несколько раз меленько выдохнул, побледнел, отставил посох и принялся растирать грудь, сдвинув палисандровый наперсный крест.

— Авва! — я кинулся к нему.

— Ништо, сыне, сейчас пройдет…

Твою мать, сколько ему? Шестьдесят пять? Да еще все эти треволнения, да вся митрополия на плечах — хватит кондратий и привет, нет у меня Никулы.

— Ты вот что, коли что со мной… — он откинулся на спинку креслица, но руку с груди не убрал.

— Даже не…

— Молчи! — хлопнул он свободной ладонью по подлокотнику. — Мисаила, епископа Смоленского, из князей Друцких, в местоблюстители, а потом и в митрополиты прочу.

— Авва!

— Молчи и слушай! — нахмурился Никула. — Муж сей великого разумения и большой воли. Книжен, учен, языки знает. В монастырях многие промыслы заводит, Дмитрию Юрьевичу первый помощник.

Неплохие рекомендации, но все равно надо бы на человека посмотреть, притереться, и митрополит, словно прочитав мои мысли, добавил:

— Я его на Москву вызвал, с переводом Библии помочь.

Та еще задачка. И не только потому, что тут нет понятия «перевод», а прямо дают подстрочник: священный же текст, каждое слово ценно! Но основная трудность оказалась в том, что Библии, пусть даже на архаичном церковнославянском… нету. Отдельные книги есть, Евангелия еще Кирилл с Мефодием переводили, потом болгары постарались, но как целого Библии нет. Книги Паралипоменона или Неемии вообще ни в одном монастыре и ни в одном соборе не сыскали. А из того, что нашлось, самые свежие переводы сделаны при Владимире Мономахе и Юрии Долгоруком, то есть триста лет тому назад. А самые старые вообще шестьсот.

Это как меня в XV век из XXI забросило, так еще полстолько же отсчитать. Так что сейчас с церковнославянскими текстами мучаются примерно как я при освоении старорусского языка.

«аще земъна рехъ вамъ и не веруете. како аще реку вамъ небесьная веруете. никътоже възиде на небо. тъ къмо съшьдыи съ небесе. Сынъ Человечьскыи. съи на небесе. и яко Моиси. възнесе змию въ пустыни. тако подобаеть. възнестися Сыну Человечьскуму. да всакъ веруяи въ Нь не погыбнеть. нъ имать живота вечьнаго.»

Вот как-то так. Смысл уловить можно, но именно уловить. А там «Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.»

И это еще не самое сложное место, есть куда круче.

С недостающими книгами решили просто — есть греческие тексты, есть латинские. Вот понаехов цареградских, кто здесь уже обтесался, посадили переводить, причем каждому в помощь дали по два ученика из наших. Но процесс очень небыстрый — книга-то священная! Прежде, чем за перевод браться, надо дух укрепить, к испытаниям подготовиться, пост и молитва как непременная часть перевода. А потом еще и сравнить варианты переводов.

Попутно выправить переведенные тексты от ошибок — я когда услышал, у меня аж волосы дыбом встали. Ведь именно с «исправления ошибок» начиналась Никоновская реформа, приведшая к Расколу. Однако нынешние иереи и клирики отнеслись к этому куда спокойнее, в том числе из-за наличия прямо под рукой пришлых «авторитетов».

Никула, пока я думы думал, отдышался и порозовел, так что я рискнул его спросить:

— Что с лишними греками делать будем?

— Ты жаловался, что в сколиях монастырских учителей не хватает.

— Не пойдет, — решительно отмел я.

— Почему? — слабо спросил Никула.

— Нельзя слишком много греков учителями делать. Они всю жизнь на греческом говорили, по гречески думали, тому же и научат. А у нас не греки, у нас русские.

Никула задумался:

— По разным монастырям разослать, не боле пяти в каждый… Чтоб в два года язык выучили.

— Только запрети им меж собой на греческом говорить.

— Боишься, что пренебрегут славянской речью и не выучат?

— Боюсь, авва.

— А заодно пусть переписывают те книги, что из Царьграда привезены.

— Типографео же есть, зря, что ли ставили?

— Так граммы отлиты только русские, — наконец-то улыбнулся Никула, — да русских книг сколько еще печатать и печатать, внукам работы хватит. А там, с божьей помощью, за греческие примемся.

— А латинские?

— А латинские, — лукаво сощурился митрополит, — пусть тот немец из Маинса тискает, негоже у него работу отнимать.

Книжные дела этим не ограничились — часа три мы потратили на обсуждение «Тайная тайных», своеобразной энциклопедии, которую средневековое общественное мнение приписывало Аристотелю. Уж не знаю, чего там воспитатель Александра сам написал, а что его дальнейшие последователи, но авторитет непререкаемый и грех таким не воспользоваться.

За год Никула лично отредактировал текст, выкинув из него все намеки на еретические воззрения, а я добавил кучу своих знаний. Самым сложным оказалось стилистически подогнать их под существующий текст.

Увлеклись, заспорили и чуть не позабыли, ради чего мы вообще сегодня собрались — обсудить чин Юркиной свадьбы. Вошел Юрка в мужеский возраст? Вошел. А раз так, пофиг на то, что невесте еще десять лет. Во всяком случае, такова позиция тверского князя Бориса и его жены Анастасии.

Они прямо из меня всю душу вынули — женить! женить! какие могут быть игрушки! С их стороны все понятно — когда вокруг, помимо собственного, еще три великих княжества, не считая Новгорода, можно покочевряжиться и повыбирать женихов хошь из литовцев, хошь из поляков, чем тверской дом всегда и занимался. А вот когда Великое княжество одно, причем не только по названию, а по размерам и влиянию (а остальные либо у него в вассалах, либо их волки в овраге доедают), то женишка упустить никак нельзя.

Вот они и торопились, и руки выкручивали, чтобы не вильнуло. Нынче позиции «тесть и теща Великого князя Московского» котируются покруче, чем «Великий князь и княгиня Тверские». Такие вот династические и матримониальные выверты.

Но приданое за Машей отвалили роскошное — Кашинское княжество. Сразу еще один кусочек Волги полностью в наши руки попал, сразу Калязин и Углич перестали быть пограничными городками.

На свадьбу мы с женой глядели и умилялись — все, как у нас. Смотрины, девичник с песнями, тот же поезд, за место в котором шла нешуточная борьба между подручными князьями и боярами, те же тысяцкие, дружки, сваты и кто там положен еще.

Платок с головы маленькой тверской княжны снимали честь по чести, надкусанными ржаными пирогами, чтобы не дай бог не заехать острыми углами в глаза. Потом они с Юркой извозюкались при обоюдном кормлении кашей и еле-еле удержались от смеха, едва не порушив всю процедуру. И косы Машеньке переплетали по-взрослому, и убор на женский переменяли, и в храм, под дождем льняного семени вели, и в терем на большой пир.

Но вроде все хорошо. Еще лет шесть и настоящая семья будет, а до того Юрка успеет нагуляться. И будет как у нас с Машей Большой. Вообще, есть определенный резон в таких вот архаичных традициях, когда женят по велению родителей — деваться некуда, изволь полюбить. У нас-то при всей свободе до любви порой и не доходит, больше думают, как разлюбить.