Великий князь Русский (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 17

Но странность продолжала нарастать: если это частная инициатива, то с какого хрена я или кто другой им корма должен? А если не частная, то наша пусть и чахлая, пусть и окраинная бюрократия таких снабжает подорожными.

— Скажи, мил человек, а наместник галицкий тебе и твоим людям опасную грамоту выправил?

Тут он чуть не подавился воздухом и принялся орать, что они-де геройствовали за Вяткой, свое отбыли. Двое понемногу поддакивали — дескать, рубились в Перми, ходили-ка Каму, Вотку, Иж да Симу.

А я смотрел на третьего и чем дальше, тем больше мне казалось, что человек не в себе, словно мухоморов нажрался. В бою такой берсерк, может, и неплох, но сейчас-то не бой. И сильно он мне напомнил кузена Василия Косого, бесславно погибшего под Устюгом.

— Наши вотчины продали! — продолжал орать третий, придвигаясь все ближе и ближе. — Обещали, как наказание избудем, новые дать! А так кормов нет, доходов нет, живи как хочешь! Где наши дорожные корма? Ночевать где?

— Кто обещал? — я уже с трудом сдерживался, чтобы не скомандовать конвою повязать бешеного.

— Князь Дмитрий Шемяка!!! — выпалил берсерк.

— Очень хорошо, князь Дмитрий слово всегда держит. Только скажи мне, этот вот двор, куда вы ломились, он чей? Шемякин?

Вот я и сподобился увидеть, что такое «планка упала». Глаза у безумца чуть не выскочили из орбит, он схватился за саблю и ринул коня вперед.

Рынды мои опешили, только Васька Острожский успел бросить своего жеребца наперерез, и тут же попал под удар.

Испугаться я даже не успел — сзади слитно тренькнули тетивы, и мне под ноги с коня свалилось утыканное стрелами тело. Видя такое, да еще что Волк с покладниками и рынды тоже за сабли взялись, двое литвинов прямо-таки рухнули с седел на землю, на колени.

Я же подхватил Ваську — парень сумел извернуться, но сабля пропорола ему бедро почти до кости.

— Потерпи, Васька, сейчас перевяжем и в Андроник свезем, там вылечат!

Пока ему перехватывали ногу жгутом, заливали водкой и заматывали чистыми тряпицами, парень чуть не плакал, но вовсе не от боли:

— Все, княже, не быть мне рындой…

— Вылечат, будешь как новый! — подбодрил я его.

— Да куда ж я без ноги на службу…

— Не ной! А службы разные бывают, вон, Никифор Вяземский слаб и увечен, а службу тащит!

Перевязанного Ваську тихонечко повезли обратно в монастырь, в лекарскую школу, а я подъехал к двоим, так и застывшим лбом в землю. А стоявшая в отдалении полусотня литвинов тоже как-то порастеряла боевой дух и аккуратно складывала оружие. Прямо даже не верилось, что один убитый такое просветление в уму произвел. Оглянулся — а там не только пикинеры и подоспевшие конные, но еще Басенок развернул три пушки и даже фитили запалил! Вот и хорошо, дальше без меня разберутся.

— За мной! — крикнул своим и помчался к воротам.

Бросил поводья у крыльца, взбежал в терем, сразу на княгинину половину, проверить дочку. Пока искал, где она, чуть не пришиб нерасторопную клушу из мамок, застывшую посреди гульбища после вопроса «Где Аня?».

Ничего, нашел — у нее обед. Мамки-няньки раздались в стороны, и мне предстала Анюта — дочка со страшно серьезным видом доедала пирожок. С малиной, судя по разводам на физиономии. И кроме этого пирожка ей все сейчас без разницы, пусть хоть вся орда в ворота колотится.

Выдохнул, погладил по головке, чмокнул в макушку (она так и не отвлекалась от своего занятия), зыркнул на приставленный к Ане персонал и отправился искать княгиню.

Непорядок ведь — почему у нас до сих пор одна дочка?

Когда после рыка «Все вон!» свора сенных боярынь и девок кинулась, толкаясь в двери, на секундочку подумал, что мой авторитет, как великого князя и хозяина в доме, стоит на заоблачной высоте — даже сапогом для верности топать не пришлось. Или это недожженный адреналин так действует?

Вымелись мгновенно, Маша только и успела вздернуть бровь, отложить рукоделие и привстать мне навстречу.

За спиной захлопнулась дверь, я шагнул Маше навстречу и сгреб ее в охапку.

— Пусти, бешен…

Договорить я не дал — поцеловал и прижал еще теснее, понемногу спуская руку все ниже и ниже. А потом потащил за собой в спальню.

Что хорошо в нынешних женских одеждах, так это отсутствие лишнего, никаких тебе корсетов-панталон с турнюрами — расстегнул душегрею и все остальное легко снимается через голову. Ей-богу, мне разоблачаться дольше, чем Маше…

— Ай, бешеный!

— Дочку хочу!

— Если Бог даст…

Минут через двадцать, когда Волк за вторыми дверями уже замучился отгонять посторонних, я лежал на спине, поглаживая устроившуюся у меня на груди Машину голову. Как там? Княгиня красотою лепа, бела вельми, червлена губами, бровьми союзна? Все так, разве что насчет «телом изобильна» подкачала — настоящая спортивная фигура. Маша ведь на месте не сидит, принимая доклады, она по всему терему и двору носится электровеником, как и пятнадцать лет назад. Не знаю, вроде бы тут должны стареть раньше, но пока жена моя только расцветает. А с чего, собственно, стареть? Отличное питание, подходящие нагрузки, любящий муж… Нам-то все время внушали, что любовь — это кипение страсти, и глазами так — у-у-у, амор! Конечно, здорово, что до сих пор меня пронимает, как вот сегодня — до искр, до судорог, но этого мало, это только одна составляющая. Индусы, кажется, сформулировали, что влечение тела порождает страсть, влечение ума — уважение, влечение души — дружбу, и вот все вместе они и есть любовь.

Как в нашем случае.

Маша упруго потянулась, мазнув мой бок соском и я чуть не повелся… но нет, всему свое время. Поцеловал еще раз, натянул портки-рубахи, и тут забурчал живот — а ведь точно, с утра не ел!

— Сейчас велю подать в трапезную, — подхватилась Маша, натягивая рубашки-платья.

— Да я на поварню схожу.

— А я с тобой хочу.

Пока там собирали малым чином обед в трапезной, примчался городовой боярин, да не один, а тоже с полусотней. И учинил быстрое разбирательство, на которое я сходил поглядеть, что-то меня в произошедшем зацепило. Литвины все валили на покойника — дескать, бешеный, в бою удержу нет, а в прочее время сплошной кошмар. Драки, ссоры, поединки. И во всем виноват — сорвал с места, потащил, бегом-бегом…

— А вы что же, своего ума нет?

Литвины уныло промолчали.

— Оружие все забрать, отдать за приставы, гонять на работы.

— Надолго? — спросил неуверенный голос из толпы.

— А пока не проверю, что вы по дороге сюда натворить успели.

Пикинеры построили бывших ссыльных, перешедших в статус арестантов, и погнали в город, а боярин все заглядывал мне в глаза — не гневаюсь ли? Да только это не его забота. Вот если бы он этих литвинов за здорово живешь в город впустил, тогда да, три шкуры с него драть и на барабаны натягивать.

Потому вызверился на подвернувшегося Басенка:

— Ты что творишь, Федя? С чего ты вдруг решил, что под стенами города и моего двора можно из пушек палить?

— Так я и не собирался, только попугать.

— Зачем ты вообще их приволок?

— Да запряжку испытать хотел.

Я только вздохнул — энтузиаст хренов!

— И как, испытал?

Зря я это спросил, Басенок как пошел выплескивать кучу восторгов, как принялся объяснять, какую повозку надо делать под многоствольную установку… Еле-еле улучил в потоке паузу и приказал сгинуть с глаз моих долой.

Черт, столько времени псу под хвост! А хуже, что не могу ухватить нечто важное из разговора с литвинами. Вот вроде бы поймал, так есть позвали, и все из головы вылетело.

Пришлось чинно сидеть за столом, ожидая, когда стольники, чашники, стряпчие и ситники под руководством кравчего раскрутят свою карусель с выносом и подачей. И делать вид, что не замечаю скачущие смешинки в глазах Волка. Ох, дождется у меня братец когда-нибудь!

Едва притащили заедки и квасы, как я придвинул к себе блюдо с переславской селедкой, но Маша меня остановила:

— Не торопись.

Да что же это такое, в собственном доме поесть не дают!