Запах шахмат - Фридлянд Антон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/25
• Следующая

Кое-что – это кошелек Пикассо и пакетик с двумя таблетками.

– Спасибо, Огюст. Я хотел бы съездить сейчас в клуб, где все это произошло. Не возражаешь?

– ОК, Альбрехт. Сейчас отдам распоряжение Гогену.

Никогда не был в ночном клубе днем. Гоген, похоже, тоже. Он пообщался с охраной клуба, и мы прошли в туалет.

Я вошел в кабинку, где все давно было убрано, и сел на крышку унитаза.

– Что ты ищешь? – спросил Гоген. – Может, я тебе могу помочь?

– Помоги, – отвечаю. –Постой возле туалета.

Гоген пробегает взглядом по стене и потолку, окон нет, вентиляционных люков нет, и выходит.

Я сижу так же, как сидел Гоген, когда всадил пулю себе в голову. Где мне было бы удобнее всего оставить короткую надпись зеленым фломастером? Я осматриваю дверцу кабинки, стены, кафельный пол. Ничего нет. Если Пикассо и оставил надпись, то ее смыли во время уборки.

Тем не менее, я решаю поразмыслить об этом еще несколько минут, а потом, когда тянусь за туалетной бумагой, меня осеняет.Я открываю висящую на стене коробку для рулона. Надпись, сделанная зеленым фломастером, находится внутри на крышке.

Я перерисовываю зеленые буквы на кусок туалетной бумаги и стираю их с пластиковой поверхности.

– Нет, Винсент, ничего нового не нашел. Скоро едем на встречу с певицей.

Все это очень странно. Я имею в виду послания, которые мне приходится читать. И вообще все это.

В ресторане я поискал глазами того официанта, который собирался отдать мне что-то, оставленное Дали. Парня не было – другая смена.

Яблонская опоздала на сорок минут. Она пришла с продюсером и охранником. Продюсер сел за другой столик, а охранник уселся у стойки рядом с Гогеном.

– Мы виделись вчера, – отметила Яблонская, глядя на меня поверх меню.

– Я сожалею, что испугал Вас тогда.

– Не напугал. О чем ты хотел поговорить? О последнем письме твоего брата? О его завещании? Или о музыке, как сказал твой остроумный приятель по имени Роден?

– Если не возражаешь, начнем с письма.

– Покажи его еще раз, пожалуйста.

– Ты вчера видела. Там написано: «Пабло Пикассо».

– Ну и? Чего ты ждешь от меня? Что я переведу это на русский язык?

– Мой брат покончил с собой. Он был близок с тобой и доверял тебе, насколько я знаю. Мне просто нужно понять. Просто понять. И тогда я вернусь в Германию, и после этого ты не увидишь меня и не услышишь больше ни одного вопроса.

– Что ты хочешь понять?

– Я хочу понять, почему он это сделал.

– «Почему он это сделал?» – она пишет эти слова на салфетке, которую кладет передо мной. – Я с радостью постараюсь ответить на твой вопрос, но хочу, чтобы ты мне сначала объяснил его точный смысл, тогда мой ответ получится наиболее полным. Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «Почему?» В смысле – «по какой причине»? Или «что послужило поводом»? Или «какие мысли побудили его к этому»?

Она зачеркнула на салфетке слово «почему». Я открыл рот, чтобы возразить, но Яблонская жестом велела мне молчать.

– «Он». Кто «он»? Дали, которого я знала, который умер девять дней назад? Или Сальвадор из твоих детских воспоминаний? Или такой Сальвадор, каким ты его хотел видеть?

Слово «он» зачеркнуто.

– «Это». Этим словом ты называешь самоубийство? Или образ жизни, который привел к самоубийству? Или жизнь Дали вообще?

На салфетке осталось лишь слово «сделал».

Продюсер подошел к певице и что-то тихо ей сказал.

– Извини, Альбрехт, я должна уходить. Но я с удовольствием пообщаюсь с тобой снова.

Продюсер дал мне визитку Яблонской, и они направились к выходу.

«Сделал», – машинально читаю я.

У дверей Татьяна оборачивается и бросает мне поверх заполненных людьми столиков:

– Не изменишь – прошедшее время.

В моих карманах полно всякой ерунды. Страница, вырванная из книги. Кусок туалетной бумаги. Салфетка, на которой написан вопрос из четырех слов, три из которых зачеркнуты.

Я разворачиваю кусок туалетной бумаги. На нем написано следующее:

«Огюст Роден».

Если бы Роден увидел эти слова, оставленные Пикассо, он умер бы на месте.

Что все это значит? Значит ли это, что первая и вторая записка – это текст с продолжением? Я кладу их рядом.

О чем идет речь? Это приказ отправляться на тот свет? Или предсказание? Или прогноз? Или что?

Пытаясь вникнуть в истинный смысл, я машинально читаю то, что напечатано на книжном листке, оставленном Дали. Это страница из покет-бука. Изрядно замусоленная страница. Автор и название не указаны в колонтитуле, указаны только номера страниц. Сорок пятая – сорок шестая.

Судя по стилю повествования, это детектив. О чем идет речь, по первому предложению разобраться сложно. Я перечитываю предложение еще раз и понимаю при этом, что страница вырвана из моей книжки, опубликованной под неизвестным мне именем около года назад.

– Ренуар, привет! Это Альбрехт. У меня к тебе просьба. Меняинтересует список книг, которые находились у Сальвадора дома, в офисе…

– В офисах, – поправляет меня Ренуар.

– Да. И в машинах тоже.

– Постараюсь помочь тебе поскорее, Альбрехт. Я перезвоню.

Как только я вешаю трубку, раздается звонок в дверь.

– Я открою, – говорит Вера.

Она возвращается с Миро.

Мы здороваемся, Миро садится в кресло, закуривает, дожидается, пока Мухина уйдет в другую комнату.

– Я раньше часто бывал здесь, – он обводит комнату взглядом. – Ван Гог предупредил тебя, что я приду?

– Наверно, забыл. Выпьешь мартини?

– Нет, спасибо, – Миро наклоняется в кресле вперед, собираясь перейти к делу. – Твой брат был моим близким другом. Пожалуй, единственным другом. Поэтому мне очень приятно общаться с тобой, оказывать, если понадобится, тебе услуги и все такое. И я также надеюсь, что и ты окажешь мне небольшую услугу. Это касается последнего нашего дела с Сальвадором.

Он замолчал.

– О чем идет речь? – спросил я.

– Два килограмма кокаина, – ответил он. – Предположительно, в синей спортивной сумке. Я думаю, они находятся в одной из квартир твоего брата – больше негде. Половина этого кокса принадлежала ему. Там два кулька. Когда найдешь, возьми один себе – все по честному. Кстати, хочешь нюхнуть?

Он полез в карман.

– Нет, спасибо.

– Ну, тогда не буду задерживать. У тебя очень милая подружка.

– Это горничная.

Миро уходит, а я снова звоню Ренуару.

– Альбрехт, список книг еще не готов. Дай мне еще хотя бы час.

– У меня есть мысль получше, – перебиваю я его. – Я сам пороюсь в его книгах. Мы успеем объехать все квартиры Сальвадора до вечера?

– Если в каждой из них ты пробудешь не больше часа, то успеем. Я заеду за тобой через двадцать минут.

За эти двадцать минут я осмотрел квартиру – синей сумки нигде не было.

Ее не было и в трех других квартирах Дали. Зато обнаружилось много забавной литературы, среди которой, правда, не оказалось моего детектива с вырванной страницей. И никаких других детективов или книг карманного формата.

Я позвонил Яблонской, и она предложила приехать к ней домой ровно в десять вечера, то есть через сорок минут. Просьба не опаздывать.

Яблонская жила на Крещатике, возле кинотеатра «Дружба». Гоген оставил меня возле ее двери, а сам спустился на пролет ниже. Я нажал кнопку – звонок не работал. Дверь была не заперта.

«Дверь была не заперта». Мне столько раз приходилось писать эту фразу в своем бесконечном детективе, что я даже не задумывался о том, может ли это происходить на самом деле. В коридоре было темно.

– Иди сюда.

Голос Яблонской. Я пошел. Спальня.

– Раздевайся.

Я начал раздеваться. Пока я снимал одежду, она сбросила халат. Она выглядела очень незащищенной. Маленькая грудь, слегка сутулые плечи, руки, бессознательно прикрывающие наготу. Только прямой взгляд, направленный на меня, ставил эту беззащитность под сомнение.

• Предыдущая
• 9/25
• Следующая