По краю каменного сердца (СИ) - Иватанов Данил - Страница 7

– Сын… Любой хороший отец скажет, что ты был неправ. Но кто сказал, что я хороший? Ха-ха! Блин, порой я думаю, что было ошибкой отправлять тебя на уроки этой хреновой гитары вместо смешанки.

– Ты сам меня бою обучил. Помогает, как видишь. А с гитарой… Ну, хотя бы маму порадовал.

Ода схватил паренька за плечо и начал трясти, однако второй мигом заойкал, начиная отбиваться.

– Да хватит. Кожа ужасно жжётся.

– Извиняюсь. Ты же знаешь, я тактильный очень.

– К сожалению, – вздохнул парень, потирая пульсирующее плечо.

– Ой, не надо мне тут. Уж мы-то с мамой знаем, что ты тот ещё любитель обниматься.

– Ага. Был им лет до десяти.

– Но для нас ты всё ещё маленький Динчик, которого мы хотим обнимать.

– Ещё раз назовёшь меня так, и я сломаю тебе нос.

– Боец, блин. Тебе до батьки ещё расти и расти! Вот подкачаешься, и пожалуйста, бодайся со мной сколько влезет. А то твой старик уже совсем размяк. Кисель с пистолетом, вот честно. Сколько не задерживаем уродцев, так все сопротивляются. Тайзером или огнестрелом их успокоить можно, да вот только усилия для этого не нужны. Скука, одним словом.

– Угу, особенно скучно твоим ребятам, у которых шлема шейные позвонки выдавливают, а броники под двадцатку весят.

– Ох, не начинай.

Так и продолжался вечер. Много разговоров ни о чём, много смеха и шуток. Даже и не верилось, что подобное может происходить в подобной ситуации. Хотя… Прошли подобное один раз, пройдут и второй. Самое главное – думать, что проблемы нет. Проблема – это когда ты уже умер. Всё остальное – лишь жизненные перипетии.

Так ведь?

Под ночь отец ушёл домой. После него осталось истинно хорошее настроение. Давненько Дину не приходилось так много болтать с ним. Что уж говорить, разговоры — далеко не самая сильная сторона парня. Тем более, если это касается личных тем. Обидеть грубостью, выпалить что-то, не подумав, ненароком оскорбить… Всё это он умел похлеще остальных. Однако даже так ему удалось без происшествий провести целый вечер наедине с отцом, который то и дело косился на Суми. Тяжело вести себя столь непринуждённо, когда за твоей спиной лежит жена, которая словно ногой в могиле. Теперь же, когда в палате никого постороннего, можно было вздохнуть спокойно. Очередной визит доктора ограничился лишь разговором о последующем обследовании Суми, которым будет заниматься некто по имени Маноду Но Мори, однако Дину это имя было неизвестно. Ему оставалось только ждать и надеяться, что всё пройдёт удачно.

Засыпая, Иватани смотрел на силуэт матери, подчёркнутый светом луны от окна.

Всё наладится.

Должно наладиться.

***

Сон Дина был тревожным. Кто-то постоянно звал его и никак не давал предаться покою. Казалось, что кто-то сидит над душой и вот уже несколько часов кряду повторяет одно и то же чёртово имя, совсем не думая о совести. Неужели нельзя просто оставить человека, пока тот мирно спит? Раздражение копилось с огромной скоростью, и в какой-то момент оно начало литься с краёв чаши под названием «Терпение»... Но что-то было не так. Отнюдь, сны цикличными не бывают. Мозг прогоняет все воспоминания и мысли, создавая из них престранные образы, которые зачастую не имеют смысла. Не может быть, что сновидение от начала и до конца состоит из одного лишь слова, так просто физически не может быть. Ему нужно было проснуться, однако это никак не удавалось сделать.

Иватани помнилось, что кто-то говорил, что для пробуждения нужно убить себя внутри сна. Сложно судить, правда это или нет, но для начала ему нужно хотя бы найти себя самого. Кромешная тьма вокруг, а взять себя за руку не получается от слова совсем. Где же сейчас находится мысль? Каково положение Дина внутри неё? Так бы вечные вопросы и продолжались, но тело проснулось менее, чем за мгновение, когда что-то упало рядом. Вскочив с кровати в холодном поту, Дин ошарашенно оглянулся. Тишина. Темень. Есть ли что-то ещё в этой комнате? Это всё ещё сон? Оглянувшись по сторонам, Иватани заметил, что на соседней койке больше нет силуэта. Услужливая луна более не давала глазу очертаний тела по соседству. Кровь моментально застыла в жилах парня. Пересилив своё отсутствие сил, Дин перекатился к краю кровати и свалился на пол, неприятно ударяясь локтями о кафель. Подтягивая тело руками, он добрался до стены у выхода. Нечеловеческими усилиями ему дались следующие два шага, однако Иватани всё же удалось поставить себя на ноги. Дрожа от слабости, он схватился за стену и сумел нащупать выключатель. Короткий щелчок стал роковым. Флуоресцентки обожгли глаз. Быстро протерев глазницу рукавом, Дин уставился на кровати. Пустовали обе. Матери не было. Неужели её успели увести на обследование, пока юноша мирно спал? Двигаясь вдоль стены, судорожно спотыкаясь о воздух, Дин смог срезать угол обзора. За кроватью показались босые ноги. Отвратительная дрожь пробрала каждую клетку тела, уходя на спину, а после спускаясь к ногам. Стало ещё хуже. Колени сомкнулись, и тело повалилось на пол. Повеяло холодом, который по ощущениям образовался из-за матушки Смерти, которая с секунду назад прошла мимо. Парню не хотелось проверять, что там дальше. Не хотелось двигаться. Сомнения были и есть, но чёртова голова опять лезла в дело со своей дедукцией, отчего хотелось свернуть себе шею на месте. Секундный скачок силы воли позволил сделать неуверенное движение вперёд, открывшее взору полную картину. На полу лежала Суми, протянув руку в сторону кровати Дина. Из её рта текла кровь, которая небольшой струйкой тянулась в сторону сына. Захотелось кричать, но голос вмиг пропал, будто его никогда и не было. Губы затряслись на пару с зубами. Подскочивший адреналин начал пронизывать руки и ноги, в то время как торс с головой хаотично дёргались, не зная, стоит ли бежать али просто застыть на месте. На глазах навернулись слёзы. Она не моргала. Всё то время, пока он смотрел на её тёмно-карие, почти чёрные глаза, она ни разу не моргнула. Отрицание было единственной стадией в данном акте. Отрицание и ничего больше. Хотелось сорваться, начать рвать и метать, да были бы силы. Пальцы скрючило от неконтролируемой злости. Паника, апатия, ненависть – всё это смешалось воедино, начиная разрывать тело на ментальные части.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась медсестра, что дежурила ночью уже которую смену подряд. Завидев, что один пациент сидит на полу, а второй исчез, она сразу же подбежала к парню и спросила о его самочувствии, но в конце осеклась, увидев мёртвое тело в метре от себя. Сказав, что позовёт врача, она удалилась из комнаты, оставляя Дина глядеть на холодное тело своей матери. Его зрачок дёргался из стороны в сторону, стараясь сфокусироваться на одной точке. Кровь уже дотекла до него, коснувшись пальцев ноги. Никогда более он не простит халатность в отношении чужих жизней. Никогда более он не пожалеет никого, кто вторгся в жизнь других. Искренняя ненависть родилась прямо на глазах, начиная цвести во всё величие за считанные секунды.

Никто, кроме него, не услышал звук разбитого стекла.

***

Прошло две недели, прежде чем Дину удалось выписаться. После той ночи Иватани не мог внятно поговорить с отцом, не мог проглотить ни кусочка еды, не мог уснуть, ибо каждую ночь взгляд был прикован к пустующей кровати. Каковы были его мысли? Их не было. Не было вовсе. На протяжении всего дня одноглазый только и делал, что смотрел то на кровать, то на окно. Бедным дежурным медсёстрам приходилось проталкивать еду ему в рот, чтобы тот случайно не помер следом за своей матерью.

Когда же лечение было окончено, никто не стал назначать Иватани на лечение ментального здоровья. Отпустили со свободной душой.

Уже стоя на пороге своего родного дома, Дин водил пустым взглядом по окнам. Пусто. Нельзя было знать наверняка, был ли там кто, но что-то внутри сердца вопило о полном опустошении самого родного места. Навстречу своему хозяину вышла чёрная кошка, что демонстративно прошлась вдоль фасада и уже только потом свернула к ногам паренька. Обернув возле него круг, она пролезла между ногами и принялась тереться о шершавую поверхность кроссовок. Взглянув на Шлёпку, а именно так звали эту чёрную красавицу, Иватани пересилил себя и присел, после несколько раз проведя по мягонькой головушке своей огромной ладонью. Видимо, это последнее, что давало ощущение дома. Мамина любимая кошка.