Живое Серебро - Dar Anne - Страница 8

Следуя за Бердом, я остановилась у самого края трубы и заглянула внутрь. Трубы во всех домах устроены практически одинаково: без колен, прямые выводы на крышу, так что если в них что-то бросить – попадание будет прямо в камины, только если не закрыт теплосберегающий затвор.

– Тсс… – отозвалась я, привлекая внимание Берда. – Затвора нет, но там, вроде, угли, и на углях что-то… Попадание придется прямо в посудину.

Согласно кивнув, Берд одним разом выбросил в трубу целых десять серебряных монет. Десять монет чистым серебром – это неслыханная щедрость, какую я в своей жизни видывала только от Берда.

Сделав это, мы побежали дальше, прямиком до крыши нашего дома, до которой оставалось всего ничего. Мы не узнаем, что хозяйка одарённой щедростью Берда трубы найдёт все десять монет уже утром, и сделает это как нельзя вовремя, потому как она и её племянники перед этим не ели уже три дня и оттого в буквальном смысле пребывали на грани от трагичного исхода. Женщина очень удивится этой находке, на мгновение задумается, не ошибся ли кто-то дымоходом и не вернётся ли за этим богатством какой-нибудь опасный вор, и не востребует ли всё вернуть назад и с процентами, но её материальное положение уже давно как слишком крайнее, так что она практически не задумываясь возьмёт эти деньги. Семь монет чистого серебра покроют все её долги, ещё три монеты накормят, а потом, когда эти деньги иссякнут, ей ещё раз улыбнётся удача, так что к концу года всё у неё в итоге сложится наилучшим образом. Этой ночью Берд своей щедростью спас от голодной смерти семью из четырёх человек, но остался в неведении о том, сколь великое дело он совершил. Думаю, в этом и заключается чистота – в том, чтобы делать добро не ради чего-то, а просто так, от сердца.

Наконец мы забежали на территорию нашей крыши, по примеру прочих накрытую грубым чёрным рубероидом.

– А теперь, Дементра Катохирис, я буду тебя грабить! – ухмыльнулся Берд, тяжело дыша и упираясь ладонями в колени. – Давай, гони сюда все свои деньжата!

Не раздумывая, я вытащила из-за пазухи свой мешок с серебром и отдала его в руки отчима.

– Как обычно, – приняв его и спрятав под свою рубашку, выдохнул он, – третья половица, ну ты знаешь…

Третья половица от стены под шкафом в его спальне – там хранятся все деньги, которые у нас есть, а их у нас накопилось очень даже прилично… Словно прочитав мои мысли, Берд решил обсудить именно эту тему:

– На одну серебряную монету нашей семье можно две недели досыта питаться, то есть каждый день каждый из нас может съедать по свежему пирогу с мясом и запивать его самым свежим квасом, а у нас тут таких монет на год вперёд. С учётом же всей суммы наших запасов – мы обеспечены на пять лет вперёд.

– К чему ты ведёшь?

– Нам незачем участвовать в вылазке, связанной с Церемонией Отсеивания.

– Что?! Нет, Берд, как же так?.. Это мой первый опыт в мероприятии такого масштаба, мы не можем его отменить!

– Ещё как можем.

– Что ты такое говоришь? Ты что же, отказываешься от крупного куша? Благодаря Церемонии Отсеивания мы сможем за одну ночь срубить не два, а, быть может, целых четыре таких вот мешка с чистым серебром!

– Послушай меня: помнишь, чему я учил тебя в самом начале, что́ самое главное в нашем деле? Для контрабандиста интуиция первостепенна. Не нужно грести серебро лопатой только потому, что ты можешь это делать, а оно будто лежит и ждёт именно тебя… Я вижу, что ты расстроена, потому что хотела поучаствовать в этой компании, но прислушайся не ко мне, а к моему предчувствию: нам лучше залечь на дно. Нам крупно везло в последнее время – только этой ночью мы смогли срубить чистого серебра на год вперёд. Не стоит испытывать судьбу. По крайней мере, в ближайшее время. Я так чувствую, ясно?

– Как скажешь, – привычно склоняю голову в знаке уважения я, не желая спорить с умудрённым неоспоримым опытом человеком. Дурного он мне точно не посоветует, а значит, мы вместе заляжем на дно, и я пропущу всё самое интересное в ночь Церемонии Отсеивания, раз уж его предчувствие велит мне сделать именно это. Да, я недостаточно послушная дочь для своей матери, но слово отца для меня практически священно.

– Смотри-ка, звёзды появились, – с этими словами Берд запрокинул голову, и я последовала за его взглядом. И вправду, звёзды… Далёкие и тусклые, но точно звёзды, такие свободные, что аж в лёгких колет. – А по поводу того, что пропустишь вылазку на этой Церемонии, не переживай – будут в твоей жизни и другие вылазки, во время других Церемоний. Вот я, к примеру, сирота, которого едва дотянул до независимого возраста еле двигающийся дед, а твоя мать – сирота, не только чудом выжившая в захудалом приюте, но и при этом сумевшая сохранить своё доброе сердце. Думаешь, мы в самом начале своих жизней думали о том, что доживём до сорокалетнего возраста? Ничего подобного… Вот и у тебя ещё целая жизнь впереди, ещё удивишься тому, как долго проживёшь, и насмотришься на Церемонии Отсеивания, аж до тошноты – что-что, а это я тебе могу предсказать…

С этими словами он вытащил из кармана своих штанов светящийся в темноте люминесцентный мелок розового цвета, что сразу же заставило меня улыбнуться. Подойдя к нашей чёрной трубе, он провёл мелком по уже нарисованной летучей мышке, и та сразу же засияла ярче.

Это он придумал мне это красочное прозвище, “летучая мышка” – в честь моей страсти бегать ночами по крышам, зародившейся задолго до того, как я вступила в ряды контрабандистов. И мышку эту впервые он нарисовал, и с тех пор она всегда сияет, потому что мы никогда не забываем подкрашивать её… Сколько лет прошло? Пять? Да нет же, больше, намного больше пяти лет, и все эти годы эта мышка тут, она светится и не гаснет, всегда ждёт моего ночного возвращения.

Но был кое-кто ещё, кто всегда, с особым трепетом и беспокойством ждал ночами наших возвращений, и о ком мы вспоминали только тогда, когда нас накрывало чувство страха, причудливо перемешивающееся с чувством вины. Мама.

Стоило мне запрыгнуть в окно своей спальни вслед за Бердом, как свет в комнате тут же включился. Я знала, что Берд ни при каких условиях не включил бы свет, тем более при открытом окне, так что поспешила закрыть наш тайный проход и занавесить его, а когда обернулась, мать уже стояла прямо перед нами.

– Ах вы негодяи! – вдруг так громко вскрикнула она, что я даже на месте подпрыгнула от неожиданности перед таким ярко выраженным звуком. – Что вы вытворяете?! – первый шлепок прилетел по плечу Берда. – Я вас спрашиваю, неблагодарные, не думающие, придурковатые оторвыши! Вы что, совсем с ума спятили?! В Кантоне митиг! Бунт! Стрельба, крики, мародерство, пожары! Где вы шастали?! Я спрашиваю, где ваши ветряные головы носило?! Вы вообще подумали обо мне?! О девочках вы подумали?!

– Октавия с Эсфирой не спят? – тоном провинившегося кота, Берд с пригнувшейся головой попытался отвлечь от основной темы внимание этого праведного гнева.

– Спят!

– Так не кричи же, чтобы не разбудить…

– Я тебя сейчас поколочу, Берд Катохирис! Честное слово, буду бить, пока не выбью из тебя и твоей падчерицы всю дурь! Я думала, что вы пострадали на улицах… Честное слово, живого места на тебе не оставлю!

– Не нужно не оставлять на нём живого места, – решила заступиться за друга я, правда получилось как-то неуверенно и даже предательски путанно, за что мне сразу же хорошенько прилетело тяжелой материнской рукой прямо по плечу.

– Ах ты, неблагодарная! Мать не спит, мать днями и ночами седеет из-за тебя, а ты… Ты что же, употребляла алкоголь?! Вы что, оба пьяны?! Ты что, пила вместе с его дружками?! – взгляд матери стал метать молнии между мной и Бердом, будто решая, кого из нас казнить на месте, а кого чуть позже, после тщательно проработанных мук.

Откровенно говоря, она нас и раньше регулярно чехрыжила за разнообразные проступки, вне зависимости от их калибра, но здесь совсем разошлась.

Быть может, она бы всерьёз начала избивать нас моим спокойно висевшим на стуле ремнём, к которому вдруг потянулась её рука, но Берд вовремя схватил её за запястье.