Живое Серебро - Dar Anne - Страница 20

Стейнмунн Роккет, последний из парней, оказался пятикровкой, взошёл на сцену и встал рядом с Платиной, где уже стояли другие тринадцать пятикровок. Бо́льшая часть этих парней, в отличие от Стейнмунна, узнала о своём пятикровии только сейчас. Я непроизвольно сравнила всех пятикровок с Платиной и отметила, что хотя все отсеившиеся в этот раз были исключительно крупного телосложения, никто из них не мог даже близко тягаться с пропорциями Платины. Подумав так, я сразу же отвела взгляд от Стейнмунна, не желая замечать его невнушительности на фоне этого гиганта. Говорят, что Металлы присутствуют на Церемониях Отсеивания, чтобы следить за порядком, но что-то мне подсказывает, что они здесь не только за этим, но и затем, чтобы показать нам разницу между мощью Кар-Хара и ничтожеством Кантонов: сравнивая себя с Металлами, человек не может почувствовать ничего, кроме собственной ничтожности перед непоколебимой силой. Лучше не смотреть на Металлов вовсе, чтобы не занижать свою самооценку.

В этой Церемонии Отсеивания среди парней в Кантоне–J не нашлось ни одного тэйсинтая, хотя в прошлый раз сумасшедших собралось целых пять человек. Среди девушек тоже не обнаружилось желающих бездумно рисковать своей жизнью, так что очередь двигалась быстро и, в конце концов, дошла до предпоследнего номера – до меня.

Взявший из моего пальца пробу крови медик уже махнул мне рукой, тем самым требуя присоединиться к толпе, не являющейся пятикровками, но я застыла на месте, отчего не давала подойти к медику последней в очереди девушке и тем самым завершить Церемонию Отсеивания в “J”.

– Ну же, чего медлишь? – нахмурился медик. – Давай шевелись.

– Я хочу стать тэйсинтаем… – не своим, каким-то вдруг охрипшим голосом произнесла я и, поняв, что прозвучала совсем неубедительно, прокашлялась в кулак и повторила громко, и отчётливо, чтобы услышал не только этот медик и чуткий слух Металлов, но и близстоящие люди: – Кхм… Я тэйсинтай.

В ответ на мой выпад медик крайне удивлённо приподнял свои густые брови, после чего начал читать со своего монитора мою карточку:

– Дементра Катохирис, девятнадцать лет, рождена двадцать четвёртого апреля, рост – пять футов и девять дюймов, вес – сто пятьдесят четыре фунта, цвет волос – светло-русый блонд, цвет глаз – голубой. Тэйсинтай, – в эту же секунду строгий медик указал мне ладонью в сторону сцены. Кивнув в ответ, как бы подтвердив верность зачитанной обо мне информации, на негнущихся ногах я стала подниматься на сцену, чувствуя, как холодеют мои конечности. Я с самого начала понимала, что я не добровольный тэйсинтай и что сейчас я совершаю побег со своей родины, чтобы не дать убийцам моей семьи убить и меня тоже, но этот факт не приносил мне никакого облегчения.

Остановившись подле Франций, так как именно с ней должны были стоять сумасшедшие девушки-тэйсинтаи, которых здесь не было, я словно сквозь пелену услышала от этого Металла слова, как будто сказанные даже не мне: “Единственный тэйсинтай из всего Кантона, и та девчонка”.

В толпе люди начали шокированно ахать и восклицать – многие из них хорошо знали и меня, и мою семью, а некоторым этой ночью прилетели анонимные посылки с серебром, которые я раздавала со Стейнмунном, но я не обращала внимания на настроение толпы. Со звоном в ушах я наблюдала за заметно заволновавшимися ликторами – они начали перешептываться и передвигаться вдоль стены, то и дело бросая на меня недовольные взгляды… Ясно… Их главнокомандующий приказал им избавиться от меня любой ценой, а я взяла и сама от себя избавилась, то есть переиграла их… Моран будет разъярён… Но не это меня волновало в этот момент. Я боялась – я по-настоящему сильно боялась! – чтобы ликторы никаким образом не ухитрились предотвратить мой дерзкий акт протеста. Однако бояться этого мне пришлось недолго – последняя девушка прошла Церемонию Отсеивания и влилась в толпу однокантоновцев. На сцене остались стоять четырнадцать парней и я. Ликторы ничего не предприняли, и я вспомнила, что они действительно не могут пойти против правил Церемонии Отсеивания, потому что пойти против ЦО – всё равно что пойти против Кар-Хара, а значит, против самого правительства. Основное правило Церемонии Отсеивания гласит: самоубийц нельзя вернуть с того света. Самоубийц… То есть я сама себя убила, назвавшись тэйсинтаем. И это лучше, чем позволить убить себя кому бы то ни было…

Когда Франций зачитывала результаты проведения Церемонии Отсеивания в Кантоне-J в этом году, я закрыла глаза и, слушая её нечеловеческий, фантастический голос звенящего колокольчика, неосознанно погрузилась в дымку горестного воспоминания: “Хорошо! Тогда скажу ему в день Церемонии Отсеивания. Мы будем провожать тебя на Церемонию и потом ждать на площади твоего возвращения, а Донни с его мамой тоже пойдут туда, чтобы так же поддержать Гею, так что мы там встретимся, и вот я скажу ему, что я тоже его люблю. Вот ведь обрадуется!”. Никто не придёт, никто не встретится, никто ничего не скажет, никто ничему не обрадуется. Не только самоубийц нельзя вернуть с того света – никого нельзя вернуть с того света.

Машины в Кантоне-J такая же редкость, как добрые ликторы – не помню, когда в последний раз видела подобную роскошь. Может, лет пять назад, когда, прогуливаясь по вечерним крышам с Бердом, я стала случайной свидетельницей расправы внутри ликторского состава, по результатом которой прямо на улице расстрелялись перепившие лишнего ликторы: позже стало известно, что военные не поделили между собой время посещения борделя. Их трупы вывозили на роскошной машине, редкого цвета хаки и с фарами, светящимися красными огнями. В этот раз роскошь должна была везти живой груз, и тем не менее, выглядела крайне сомнительно: грузовая и сильно побитая временем машина, в которую нам было скорее не сказано, а приказано погрузиться. Нас вывели через чёрный ход здания Администрации, даже не дав пятикровкам попрощаться с их ничего не подозревающими родственниками, что многих, очевидно, беспокоило, но не меня и не Стейнмунна. Быстро запрыгнув в кузов и заняв свободные места на деревянных лавках, мы наблюдали за тем, как самые отстающие участники этого безумия ещё что-то пытаются сказать совершенно не слушающим их Металлам – в основном парни говорили о том, что им необходимо “по-быстрому” попрощаться с родными. Самый крупногабаритный пятикровка был настолько вспыльчив, что Платина просто взял его за плечо и как будто легко толкнул в сторону машины, но парень от такого толчка чуть не завалился на спину, в последний момент успев схватиться за край кузова. После этого никто уже не говорил о необходимости прощаний – все молча стали грузить свои тела и души в нелюбезно предложенное и весьма сомнительное средство передвижения.

Я думала, что Металлы не поедут в кузове, но вместо этого Платина и Франций неожиданно и очень грациозно запрыгнули к нам и, подвинув крайних парней, сели на лавку у самого края нашего крытого прицепа. Таким образом, Платина оказался напротив меня по диагонали через два человека. Не знаю, что со мной произошло, но я не заметила того, что сверлю его широко распахнутым взглядом. Быть может, в конечном итоге я даже не заметила бы этого, если бы меня не одёрнул Стейнмунн, сидящий справа впритык к моему плечу:

– Глаза сломаешь, – шёпотом проговорил он мне сверху вниз.

Резко разгипнотизировавшись, я сразу же встретилась взглядом с другом. Не знаю, что меня смутило больше: то, что я попала под этот гипноз; то, что это мог заметить Платина, если бы меня вовремя не одернул Стейнмунн; или то, что Стейнмунн всё заметил.

Почувствовав прилив краски к щекам, я резко отвела взгляд в противоположную сторону и всю оставшуюся дорогу смотрела только вперёд, на квадратные колени сидящего прямо передо мной парня, а в голове всё крутились назойливые мысли об этом Металле, какой он серьёзный, мужественный и… Совершенно недосягаемый.

Я думала, что нас отвезут на железнодорожную станцию, ведь обыкновенно всех пятикровок транспортировали из Кантона именно поездом, но в этот раз, очевидно, что-то изменилось: вместо железнодорожной станции, находящейся внутри Кантона, нас повезли в совершенно противоположном направлении и, в конце концов, вывезли за стену через западные ворота. Так я впервые в своей жизни покинула пределы Кантона-J, и впервые в своей жизни увидела летающую машину – шаттл. Подумать только, в каком закрытом загоне, больше походящем на скотобойню, я родилась и выжила, что меня в эти первые часы пребывания за пределами давящих кантонских стен смог удивить не только шаттл, но и более прозаичные вещи…