На службе у олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/90
• Следующая

Комната, где проводилось дознание, была большая с обитыми пластиком стенами, с необычным чёрным (резиновым?) покрытием на полу. Посередине длинный, наподобие операционного, стол, вокруг разная аппаратура, по всей видимости, особого назначения. Одна стена сплошь заставлена стеллажами, тоже с разными инструментами и приборами, у другой стены медицинский шкаф со стеклянными дверцами. В комнате, когда мы вошли, находились трое мужчин, все примерно одинакового возраста, за пятьдесят. Один белом халате. Четвёртый мужчина, обнажённый до пояса, с унылым лицом, испачканным кровью, сидел кресле в характерной позе пытаемого бизнесмена, руки пристёгнуты к подлокотникам изящными браслетами. Наверное, это и был не кто иной, как коммерческий директор «Голиафа» господин Пенкин.

Гарий Наумович представил меня присутствующим — генералу Жучихину и двум его ассистентам — как референта по конфликтным проблемам. Вряд ли он сам мог объяснить, что это означает, но генерал почему-то сразу проникся ко мне доверием. Пожаловался:

— Чёрт знает что такое. Пятый час бьёмся, а воз, как говорится, и ныне там. Упёртый, сучонок.

— Сыворотку вводили? — спросил Гарий Наумович.

— А как же. Прекрасный французский препарат нового поколения… И током пробовали растормошить — никакого толку. Я уж думаю дедовский метод применить: подвесить на растяжку да яйца оторвать.

Вид у генерала был внушительный: короткий ёжик над низким лбом, светлые глаза, подёрнутые звериным холодком. Так как он продолжал смотреть на меня, поинтересовался:

— А что вы, собственно, хотите от него узнать?

— Да в общем ничего, нам и так всё известно. Мокрушник хренов. Но хозяин настаивает на чистосердечном признании. Чтобы всё, как говорится, по закону.

Генерал повернулся к креслу и в сердцах замахнулся кулаком.

— У-у, подлюка! Будешь признаваться или нет?

Коммерческий директор, внимательно прислушивающийся, испуганно вжал голову в плечи и захныкал:

— Не в чем признаваться, Иван Иванович. Навет все это. Вам самому потом стыдно будет. Невинного человека терзаете.

— Вот, извольте. — Генерал в отчаянии развёл руками. — И так всё время одно и то же. Навет, завистники… Кончать с ним надо. Что нам тут, до ночи маяться? Гарик, позвони хозяину, пусть даёт добро.

— Бесполезно, Иван Иваныч. Вы же знаете, какой он щепетильный в этих вопросах.

Ассистент в белом халате (Юрий Карлович, кажется) несмело предложил:

— Иван Иванович, может быть, по маленькой, для променаду?

— И то правда, господа, — оживился генерал. — Прошу следовать за мной.

Следовать пришлось недалеко — в угол комнаты, за пластиковую ширму, разрисованную алыми гвоздиками. Там обнаружился стол с водкой и закусками. Мы все пятеро удобно расположились на низких железных табуретках. Второй ассистент, богатырь с шеей, равной моему туловищу, — его звали без имени и отчества, просто Купоном, — разлил водку по серебряным стопарикам. Когда все выпили, генерал поделился своими соображениями. По его мнению, допрос продвигался туго по той причине, что негодяй боялся своих сообщников из «Пересвета» больше, чем Оболдуева. Для этого у него были веские основания. Киллеры-охранники из «Пересвета» славились своей неумолимостью и любое нарушение контракта воспринимали как личное оскорбление.

— Похоже, Абрамычу так и так хана, — заметил генерал. — Доигрался, подлец. Но уж лучше принять смерть от руки хозяина, чем стать подопытным кроликом на старости лет. У них в «Пересвете» полный беспредел. Эксперименты по многоступенчатому умерщвлению. Жуткая штука, господа. Говорят, у них договор с Аль-Кайедой и с военной базой в Гуантанамо. Ничего не скажешь, широко развернулись.

— Всё же, Иван Иванович, — Верещагин закусил маринованным огурчиком, сладко почмокал, — босс вряд ли удовлетворится вашими объяснениями. Ему нужен результат.

— Понимаю… Но вот же вы привезли специалиста. А, Виктор? Может, попробуете с ним потолковать тет-а-тет? Может, перед вами откроется, облегчит душу?

— Да, Виктор Николаевич, — поддержал юрист. — Попробуйте, покажите, на что способны инженеры душ.

— Иначе Купон им займётся. — Генерал скабрезно ухмыльнулся. — Нет смысла дальше тянуть.

Делать нечего, я наспех хлопнул стопку и вышел из-за ширмочки. При моём приближении Пенкин вскинул голову и напрягся. Несмотря на перенесённые страдания и выбитые зубы, он не выглядел сломленным человеком. Напротив, в круглых беличьих глазёнках светилось даже какое-то сумасшедшее озорство. Я не испытывал к нему сочувствия. Как каждый руссиянин, я давно привык к виду крови и чужих мук. После того как Гата Ксенофонтов застукал меня с Лизой, моё положение было, вероятно, ненамного лучше, чем коммерческого директора. Немудрено, если через день-два я сам окажусь в этом кресле.

— Ай-яй, Зосим Абрамович, — я покачал головой, изображая недоумение, — как же вы так опростоволосились?

— Миллион, — ответил он шёпотом, предварительно попытавшись заглянуть себе за спину.

— В каком смысле миллион?

— Вижу, вы культурный человек, интеллигент… Не чета этим питекантропам… Помогите отсюда выбраться — и миллион ваш.

— Долларов?

У Пенкина хватило мужества снисходительно улыбнуться.

— Не знаю, как вас зовут…

— Виктор.

— Послушайте сюда, Виктор. Меня подло подставили, и я знаю кто. Естественно, Леонид Фомич сейчас в ярости, ничему не поверит. Ему нужны доказательства. А мне нужно два дня, чтобы их собрать. Вспомнил, кто вы такой. Вас наняли, чтобы воспеть осанну Оболдую. Это прекрасно. Жаль, мы не встретились раньше. Уверяю, помочь мне в ваших интересах.

— В моих?

— Юноша, вы плохо себе представляете, куда попали. Как только перестанете быть нужным, от вас избавятся, как от многих других. Раздавят, как клопа, простите за прямоту. Оболдуй безжалостен, впрочем, в бизнесе по-другому нельзя. Не мне его упрекать. Вы не могли бы дать сигарету? Страсть как хочется покурить.

Разговор становился занятным. В быстрой, пугливой речи коммерческого директора не было и следа той заторможенности и обалделости, которая непременно наступает после вливания сыворотки правды. Что же это за существо? Я сходил за ширму за сигаретами, заодно принял ещё стопаря и прихватил дозу для Пенкина. Заметил, что на столе появились две новые бутылки.

— Ну что, сынок, колется мерзавец? — спросил генерал.

— Пока нет, но, кажется, близок к этому.

— Уж вы постарайтесь, Виктор, — ехидно проговорил Гарий Наумович. — Вся Европа на вас смотрит.

За моё короткое отсутствие они все успели как-то здорово надраться. Ассистенты кемарили с открытыми глазами, окружённые сладковатым ароматом травки. Видно, утомились, сердечные, выбивая признание из упёртого Абрамыча.

Пенкин жадно выпил водку из моих рук, после чего я сунул ему в рот зажжённую сигарету. На его лице проступило выражение полного умиротворения, на мой взгляд, совершенно неуместное в его положении.

— Зосим Абрамович, почему бы вам не предложить деньги Верещагину? У него больше возможностей помочь. А я…

— О чём вы говорите, Виктор? Это же изверг рода человеческого. Ничего святого за душой. Вы знаете, кем он был при коммунистах?

— Не имею понятия.

— Обыкновенный сексот. Его засылали в диссидентские компании, он там косил под вольнодумца, втирался в доверие, а после сдавал всех органам. Препаскуднейшая личность. Скорее всего, он-то и затеял всю эту чудовищную провокацию с «Пересветом».

— С какой целью?

— Как с какой? Хочет посадить на моё место своего человечка. Неужели не понятно?

— Ну а генерал?

— Пенёк гэбэшный. Это несерьёзно. У него в башке одна извилина, и та ржавая. Только вы, Виктор, только вы. Подумайте — миллион долларов. Представляете, что на них можно купить?

— Это я представляю, но не вижу способа… Зосим Абрамович, вы явно переоцениваете меня.

— Ничуть. — Окурок от резкого выдоха слетел с разбитых губ, я поймал его налету и запихнул обратно. — Ничуть, дорогой друг. Ничего, что я так вас называю?

• Предыдущая
• 31/90
• Следующая