Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 27

- Бакасану освоила! – похвасталась Тома. – Да-а!

- Молодчинка! – похвалил я свою «фаворитку».

- А шавасана не выходит, - вздохнула девушка. – Ну, никак! Вроде, всё просто, ложись и лежи, так ведь надо расслабиться. А полностью не получается! Только плечи отмякнут – ноги напрягаются. Не уследишь за этим вредным организмом!

- Не ругайся, - улыбнулся я, подтягивая кружку с компотом. – Хороший у тебя организм. Вон, как старается!

Мелкая воссияла…

* * *

Тишь да гладь… Солнце садилось, да только всё не пряталось за черневшие крыши. Краснеющая звезда будто цеплялась за трубы и антенны, стремясь задержаться еще на чуть-чуть, и тянулась любопытными лучами, роняя косой свет на лист ватмана.

Тамара, забравшись с ногами на стул, старательно выписывала кисточкой детали, по-детски забывая прятать кончик языка за напряженными губами. Веточка сирени в литровой банке – не самая простая натура, но у художницы получалось.

Глянцевые подмалевки листьев – самое элементарное. Положить аккуратные мазки, перенося на бумагу лепестки соцветия, труднее. Но самое сложное – отразить прозрачность стекла. Тронуть ватман округлыми линиями, поиграть синевато-зеленистыми оттенками, наложить блики…

- Не выходит, - огорченно вздохнула Мелкая, забавно прикусив уголок губы. – Вместо света – какое-то пятно размытое…

- Всё у тебя выходит, - оспорил я. – Художники годами учатся передавать светотени, а ты хочешь успеть за какие-то недели! Не спеши. – Зрение вобрало рисунок как бы вчуже. - Мне бы твое внимание к деталям… Я, вот так, как ты, не смогу. Никакого модернизма, никакого абстракционизма!

- Терпенье и труд! – тихонько засмеялась девушка. – Сам же говорил!

Я улыбнулся – легко, свободно, без лишних мыслей. Нам с Мелкой было хорошо вдвоем. Благостно.

Моя улыбка тут же трансформировалась в кривоватую усмешку.

«Ненадолго!»

Мне хотелось уберечь Томочку от опасных дел, но одна идейка с весны крутилась в голове – привлечь девушку, избежав всякого риска для нее, чтобы обеспечить себе алиби. Сделать некий обманный финт, отводя внимание чекистов.

Вопросы накопились, и не от кого-нибудь, а от самого Устинова. Пора давать ответы. Да и ситуацию в Йемене надо осветить…

- Том… - голос подвел, прозвучав тонко, не по-мужски.

- А? – Мелкая повернула ко мне по-прежнему склоненную голову, и прядка легла на щеку.

- Тут такое дело… - я в затруднении потер подбородок. – Рассказать тебе всё не получится… Секретность, понимаешь? Но это всё очень важно… Я серьезно!

- Дюша, - обе маленькие девичьи ладошки легли на мое плечо, успокаивая и убеждая, - ты же знаешь, я верю тебе.

- Мне нужна твоя помощь.

- Я согласна! – Тома ответила с радостной готовностью.

- Смотри, - меня одолела торопливость, - в июне я уеду в Черноголовку, буду готовиться к олимпиаде. Но заранее напишу одно очень важное письмо – и ты его отправишь отсюда…

- Пока ты там, - понятливо закивала Мелкая, - чтобы на тебя не подумали.

- Ну, д-да… - вытолкнул я скованно, а девушка, стоя на коленках, заерзала.

- Ты, как моя мама, та тоже вечно переживала, - ласково заговорила она. – Не бойся! Мы же не делаем ничего плохого!

Наверное, стоило наговорить разных умильных глупостей – ты мне дорога… не хочу отягощать тебя злом… Но зачем?

Идиллию нарушил грубый щелчок двери.

- Софи явилась! – хихикнула Мелкая, глянув на тикающий будильник. – Восьмой час! Сейчас будет пыхтеть, как старушка, а потом спросит…

Послышалась возня, и донесся ясный голос:

- Тома, ты дома? О, кто к нам пожаловал…

Девушка выглянула в комнату, загодя расплываясь в улыбке:

- Привет, школьнички! Милуетесь?

- Нахалка, м-м? – глянул я на Тому.

- Да вообще! – фыркнула та, неодобрительно косясь на Софью, и спросила прохладным голосом: - Ужинать будешь?

- Сама, сама! – выставила руки «беспашпортная». – Меня уже нет!

Напевая, она скрылась на кухне, а я встал, борясь с желанием опустить ладони на худенькие плечи Мелкой и окунуть лицо в тяжелую волну темных волос.

- Твори!

- Ага…

Софи, бубня прежний мотивчик, накладывала себе в тарелку. Легкое платье цвета кофе с молоком очень ей шло, оттеняя приятные изгибы, и лишь разношенные тапки выбивались из стиля, умаляя стройность ног.

- Подогреть надо, - посоветовал я домовито, налюбовавшись открывавшимися видами.

- Да теплая еще, - махнула кистью девушка, не оборачиваясь. – Растишь человека будущего? – поинтересовалась она, как бы, между прочим, и тут же добавила ехидцы: - Или будущую жену?

Моя стойкость вынесла испытание - даже уши не зарделись.

- Настоящий человек должен быть всесторонне, гармонично развит, - изрек я назидательно, - и физически, и духовно. Как твои дела?

Софи переставила на стол полную тарелку, и выдохнула, словно не веря сама себе:

- Нормально! Паспорт получила… Только фотка мне не нравится, я на ней какая-то… стервозная какая-то!

- Умелец снимал! – мои губы расплылись в ухмылке. – Запечатлеть характер – это класс!

Из комнаты долетело хихиканье.

- Дохихикаетесь еще, - пригрозила гражданка СССР.

- Покажи.

Порывшись в сумочке, Софи отыскала новенькую красную паспортину. На фотокарточке «Ёлгина Софья Ивановна» выглядела немного капризной, немного жеманной, немного взбалмошной…

В общем, настоящей женщиной.

- Очень даже ничегё, - заценил я. – Студентка, комсомолка, спортсменка, и просто красавица! Кстати, о студентках…

- Подала заявление в ординатуру, – утвердительно кивнула Ёлгина, жеманно лопая пюре.

- Растешь!

- Ага! Всесторонне! И гармонично.

А меня резануло стыдливой жалостью. Мелкой-то хорошо, комфортно – её «усестрили». А каково Софи чувствовать себя содержанкой? Хотя… Если подумать, неплохая мотивация для учебы и повышения квалификации. Выучится – и освободится от моей опеки… Хм. Вот только я не ощущаю сильного желания выпускать птичку-синеглазку на волю…

- Устала? – мой голос подобрел и был полон участия.

- Ага… - вздохнула Софья, вилкой ковыряя остатки.

Она задумалась, а я следил, как мнутся девичьи губы, надувается щека и ловко мелькает острый розовый язычок.

- Хорошую характеристику с работы мне дали, и на учебу обещали отпустить, но только не летом. Сказали – отработай июль-август, и учись на здоровье!

- Так мы не поедем на море? – донесся огорченный голос Томы.

- Поедем! – резко сказал я, и сбавил тон: - Завтра же зайду в поликлинику, решим как-нибудь.

- Крученый, да? – глаза у Софи потемнели. – Решала… - она тут же дала заднюю, словно боясь наговорить лишнего, и заныла: - Ой, да я даже не знаю пока, что выбрать! На дерматолога идти? На окулиста? Или, все-таки, на терапевта?

- Хорошо быть дерматологом, – ухмыльнулся я. – Пациенты не умирают, по ночам не вызывают, серьезные больные лечатся долго и не выздоравливают…

- Ладно, решу… как-нибудь, - притворно вздохнув, девушка отодвинула тарелку и подтянула чашку с компотом.

Я навалился на стол.

- Ну, тогда… Как бы алаверды! Вышел на маклера, - меня потянуло убавить громкость. – Вроде, надежный. Недельки через две встречусь лично, пусть подыщет «маточную» квартиру…

- Какую-какую? – вытаращились синие глаза.

- Пропишут тебя где-нибудь в области, на жилплощади покладистой бабки, как «внучку», - улыбнулся я уголком рта. – Прописка, конечно, не бесплатная, да и хозяйке придется отсчитать… А потом эту «маточную» жилплощадь расширят волшебным образом по цепочке обменов, пока ты не въедешь в нормальную двушку.

Софи мелкими глоточками осушила чашку компота, и медленно отставила посуду.

- Бурати-ина… - молвила она, и вдруг удушливо покраснела, затеребила скатерть, опуская ресницы, и вытолкнула: - Андрей! Ты хоть представляешь, сколько это будет стоить?

- Представляю, - спокойно ответил я. – Двухкомнатная квартира в тридцать квадратов тянет… где-то на семь пятьсот. Еще пятьсот - маклеру. Ну, и за прописку – до тысячи.