Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 20

‒ Всё так, ‒ вздохнул Хантингтон, ‒ всё так... Но, Збиг, боюсь, что, решая эти частные задачи, мы откроем ящик Пандоры и заодно вызовем демона... Через двадцать лет мы получим противостояние не по линии «Восток-Запад» со всё же вменяемым оппонентом в Кремле, а на линии «Север-Юг» с толпой религиозных фанатиков. Как бы нам не пришлось с грустью вспоминать о благословенных временах Брежнева.

‒ Пусть, ‒ с усмешкой отмахнулся Бжезинский, ‒ нам бы Советы забороть, а об исламских фанатиках пусть голова пухнет у следующего поколения политиков.

‒ То, что в итоге неизбежно будет похоронена разрядка, а курс на сотрудничество с СССР будет признан несостоятельным, тебя, очевидно, не беспокоит, ‒ начал рассуждать вслух Сэмюэль, ‒ но ведь тут придётся поддерживать вполне враждебные нам политические течения и режимы, желающие буквально убивать американцев. Вещь скользкая с любой точки зрения. Ты не боишься, ‒ прищурился Хантингтон, ‒ что каждый труп американца в Иране, если там дойдёт до обострения специальных игр и оперативных комбинаций, повесят на тебя? Да тот же Мойнихен?

Збигнев криво ухмыльнулся, демонстративно-медленно поднял вытянутую руку над чайным столиком, медленно сжал кулак и так же медленно опустил его на стол, словно что-то придавливая:

‒ Carthaginem esse delendam!

‒ Понятно, ‒ у Хантингтона наконец получилась одобрительная улыбка. Потом глаза его хитро блеснули сквозь щёлки припухших век. ‒ А от меня-то ты чего хочешь?

Збигнев свёл ладони, задумчиво постучал кончиками пальцев друг по другу, потом посмотрел прямо в глаза собеседнику и твёрдо сказал:

‒ Поддержки в Совете национальной безопасности перед президентом по этому вопросу.

Хантингтон посмотрел на него удивленно.

‒ То есть, ‒ сказал с сомнением в голосе, ‒ ты хотел бы моей поддержки в СНБ перед президентом против сенатского комитета в делах, явно задевающих интересы Израиля? Невозможно, ты сам всё понимаешь. Несопоставимые весовые категории, даже если действовать через президента. Особенно сейчас... Республиканцы вообще могут нацелиться на реванш за отставку Никсона.

‒ Погоди, ‒ Бжезинский помахал успокаивающе рукой, ‒ я всё же не первый год в Вашингтоне. Я не собираюсь размахивать флагом, де, давайте «сольём» шаха, потому что Хомейни лучше уязвит Советы. Это, конечно, было бы глупостью. Но ты же понимаешь, что моя позиция в Администрации позволяет, к примеру, тихо придерживать наиболее громкоголосых защитников Пехлеви?[18] Просто мы могли бы вроде как порознь им оппонировать, опираясь на вполне разумные доводы. К примеру, шах давно уже закрывает глаза на деятельность коммунистов из Туде[19] и, вообще, глядя на Афганистан, готов сейчас работать с СССР даже в столь чувствительной для нас области, как военная. А поставки вооружений ‒ это и советники, которые заодно ‒ советская резидентура. Это же разумная оппозиция Вэнсу[20] и Госдепу?

‒ Разумная... ‒ задумчиво согласился Хантингтон, и тут же предупредил: ‒ но многого от меня не жди.

‒ Всё же я буду надеяться на тебя, ‒ многозначительно заключил Бжезинский.

На самом деле, он был доволен этой частью беседы. Даже нейтральность Хантингтона в этом вопросе стоила многого. Сэмюэль не был его человеком. Состоявшийся корифей политологии вообще был той «кошкой, что гуляет сама по себе», сохраняя свою автономность и достаточное влияние независимо от конъюнктурных покровителей и номинального положения в государственной системе.

У него, как и Джозефа Ная,[21] был свой «конёк», свой взгляд, в рамках которого находились вполне убедительные решения для большинства профессиональных вопросов: «цивилизационный подход» у одного и «мягкая сила» у второго. Это были умные люди, смотревшие на вещи под своеобразным углом, а потому способные увидеть важные моменты, незаметные иным советникам и экспертам. Идеи Джозефа уже дали немало в копилку «Полонии». Да и для работы с советскими «друзьями» они подходили прекрасно ‒ «размягчать» Советы придётся долго, но начинать это делать надо уже сейчас.

Однако это были пусть и необходимые, но дальние перспективы. А вот давно задуманный и набравший ход польский проект нуждался в прикрытии уже сегодня. Отказываться от него было уже поздно, а провал его означал немалые, возможно, и не компенсируемые потери статуса, а, значит, и влияния.

Отложить «Полонию» на время тоже было никак не возможно. Многое упиралось именно в темп, основывалось на непрерывной динамике вполне революционного образца ‒ надо будет постоянно опережать неразворотливую и тугодумную советскую систему принятия решений. Кроме того, отзывать ставки, сделанные в самой Польше, тоже было уже поздно. Нельзя было упускать волну революционного вдохновения, отставать от неё. Збигнев не был любителем сёрфинга, популярного на обоих побережьях, но кое-какие правила себе представлял. В общем, пришлось бы не просто навёрстывать потерянный темп, а фактически строить проект заново. В этой ситуации никакой, даже самой искренней помощи «друзей» из СССР не хватило бы...

‒ Збиг? ‒ Хантингтон позвал глубоко задумавшегося Бжезинского, ‒ это всё?

‒ Нет, ‒ выдохнул Бжезинский, ‒ нет. Мне нужна твоя поддержка ещё по одному вопросу.

Он откинулся на спинку дивана, закинул на неё руку и рассеяно посмотрел в окно, обдумывая, с чего бы начать.

‒ Понимаешь, Сэм, ‒ начал он доверительным тоном, ‒ меня смущает этот новый русский источник. Информация от него идёт, конечно, весьма ценная, но в стратегическом смысле обрывочная. Целеполагание его, мотивация ‒ непонятны, перспективы взаимодействия ‒ неизвестны, ‒ Збигнев замолчал, приложив согнутый палец к губам. Он почувствовал, что вступление не задалось.

‒ Бывает, ‒ Хантингтон посмотрел на него с некоторым недоумением, ‒ обычная ситуация на начальной стадии контактов с высокопоставленным инициативником.

‒ Да тут другое, ‒ поморщился недовольный собою Бжезинский, ‒ ты обрати внимание на то, что последние три досье от него пошли нам в плюс лишь формально. Про халькистов я уже говорил... С Альдо Моро тоже понятно ‒ мы бы по нему не рыдали. А вот сейчас, ты сам слышал разговор, надо ещё как-то гасить возгоревшееся желание нашего израильского лобби расширить контакты с Советами. Я задумался: а что, если этот новый источник ‒ не союзник нам, а новый и умный противник? Уж больно поперёк горла становятся мне сейчас эти его утечки. Как будто Москва стала играть на опережение, да не в лоб, а непрямыми операциями.

‒ Хм... ‒ в глазах у Хантингтона мелькнуло понимание, но тут же сменилось сомнением, ‒ такие финты раньше не были свойственны Кремлю. Способен ли на это СССР ‒ весьма неочевидно.

‒ Сталин умел сдавать «пешки за качество позиции», ‒ напомнил Збигнев.

‒ Да, ‒ легко согласился Хантингтон, ‒ дядюшка Джо мог. Я, правда, так и не понял, по каким критериям он оценивал искомое качество. Но действующее руководство страны этого вообще не умеет: посмотри на их шаги в Африке или на Ближнем Востоке. Более того, они даже не понимают, где «качество позиции», а где ‒ пешки.

‒ А вдруг там появился и вышел на действительно значимый уровень кто-то умеющий?

‒ Или в головах кремлёвских старцев произошло жестокое просветление? ‒ ухмыльнулся Хантингтон.

Бжезинский даже задумался на несколько секунд.

‒ Да ну, нет, ‒ отмахнулся потом, ‒ это уже мистика и обскурантизм. Понимаешь, ‒ он наклонился к Хантингтону и напористо продолжил: ‒ У меня складывается ощущение, что этот источник связан с этим необычным поведением СССР в целом. Как будто этот «хрен его знает кто» набрал такой вес, что его информация, наконец, была представлена в Политбюро. И, судя по тому, в какой форме всё это протекало оттуда вниз, к нашим «друзьям», хоть его там, в Кремле и признали всерьёз, но не вполне ему пока доверяют.

‒ То есть, ‒ медленно начал Сэмюэль, ‒ ты хочешь сказать, что это может быть какая-то очень узкая группа «умников», которые недовольны тем, что не всем их идеям дают полный ход? И они затеяли эту игру с нами в обход Политбюро, но преследуют при этом свои вполне советские цели?