Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 18

Голос в трубке был резок и хрипловат. Обладатель его мало того, что любил выпить, так ещё и бравировал этим на публику, подчёркивая этим свою «истинно ирландскую» натуру.

Бжезинский, мысленно морщась, ожидал этот звонок со вчерашнего вечера. Горячая информация, пришедшая с Ближнего Востока, никак не могла пройти мимо сенатского комитета по разведке, и, к сожалению, её члена ‒ Дэниеля Патрика Мойнихена.

Пресса отзывалась о нём как о «Белом Рыцаре с докерским крюком, торчащим из заднего кармана» со времён скандальной и действительно идиотской резолюции ООН «тридцать три ‒ семьдесят девять», где сионизм определялся как форма расизма. Тогда, будучи постоянным представителем США при ООН, Мойнихен блеснул ярким выступлением «против» и сразу стал лучшим другом еврейской общины Нью-Йорка. Переоценить значимость такой поддержки в американской политике невозможно: спустя всего год Пэт легко избрался от этого штата в Сенат и, попав в комитет по разведке, сразу, будь он неладен, глубоко вторгся в дела разведывательного сообщества.

Вообще-то, в любое другое время Бжезинский только порадовался бы очередной утечке из Москвы: чем больше информации передаст таинственный источник, тем быстрее на него выйдут оперативники ЦРУ, а это сулило головокружительные перспективы. Да, в любое другое время, но не сейчас, когда следовало собирать политические ресурсы для ключевой схватки в самом сердце Европы и в корне рушить любые поползновения к расширению сотрудничества с Советами. Тут было очевидное для Збигнева «или-или»: или расшатывать позиции Кремля в Польше или сотрудничать с ним; любая активность Вашингтона на втором треке тормозила польскую операцию.

К сожалению, Вашингтон даже на самых верхних своих этажах во многом оставался этаким «вечным Смолвилем»[9] ‒ патриархальной деревней с интересами не дальше околицы, поверхностной мелочностью и вольным обращением с глобальными вопросами... Из-за этого выстраданная Збигом стратегическая операция «Полония»,[10] потенциально выводящая на дестабилизацию всего соцсодружества, представлялась с капитолийских «высот» величиной исчезающе малой на фоне хотя бы мировой энергетики и её сугубо частных отражений в ценах на автозаправках. Попросту говоря, этот замысел в любой момент могли оттеснить на задний план ради интересов групп несравненно более могущественных, чем чахлое сообщество политиммигрантов из Восточной Европы. А уж лобового столкновения с интересами произраильского лобби операция «Полония» могла попросту не пережить.

И вот теперь, когда весы замерли в неопределённости, и даже президент, пусть и подписал в феврале директиву, разрешающую активность на польском направлении, продолжал колебаться, надеясь всё же о чём-то договориться с Советами, кто-то в России опять подкинул козырь оппонентам Збигнева, сдав Шин-бет планы палестинских террористов. В Тель-Авиве всё поняли правильно и без колебаний реализовали «русский слив» в своей излюбленной манере, зачистив под корень всех высадившихся террористов силами спецназа. Теперь израильское лобби будет рыть копытом землю и требовать срочно разобраться с «новыми благоприятными веяниями» из Москвы. Да, это можно было бы незаметно торпедировать, благо позиция позволяет, но привычки сенаторов из комитета Голдуотера[11] и трепетное отношение к проблеме терроризма в самом Израиле серьёзно усложняли любые такие манёвры.

Особенно же неприятно было то, что для своего посла в ООН, Хаима Герцога, Моссад свёл в единый документ три действительно важных момента ‒ прошлогоднее предупреждение из Москвы о заговоре «Халька» в Афганистане, слитые сейчас через Ленинград планы палестинских террористов и сообщение о неофициальной поездке в Париж Патриции Кроун.[12] Поиски подходов к опальному аятолле и сами по себе могли стать отмашкой к началу настоящей корриды в коридорах власти Вашингтона, а уж в сочетании с «новыми благоприятными веяниями из Москвы»... Теперь желание поджечь южное подбрюшье Москвы для отвлечения внимания той от Польши становилось для Збига весьма токсичным: евреи злопамятны и не стесняются бить ниже пояса.

Естественно, что после ужина с Хаимом все три позиции тут же стали известны Мойнихену, и теперь этот ирландский пройдоха пользуется моментом для подтверждения своего реноме верного и бескорыстного соратника Израиля.

Под эти размышления Бжезинский как-то спокойно перенёс возмущение Пэта коварными планами председателя Совета национальной безопасности, оказывается, едва ли не вознамерившегося превратить консультативный орган администрации президента в личную разведку для реализации собственных, хорошо хоть пока не корыстных, интересов. Эта мысль просто сочилась из трубки сквозь хрипловатые вежливые периоды с обильными ссылками на материалы комиссии Черча и отсылками к самому Рокфеллеру.

‒ ... Да, сенатор... Вне всякого сомнения... Можете быть уверены, что нашим союзникам не о чём волноваться. Их интересы учтены при любом исходе. Скорее проблемы возможны у некоторых арабских лидеров, ‒ это было уже почти на грани раскрытия перспективных планов, но такого жука, как Мойнихен, невозможно было удовлетворить общими рассуждениями о непрямых действиях и косвенных методах.

Когда запал Мойнихена начал проходить, Збигнев весомо сказал:

‒ Со всем уважением, сенатор, но завтра или послезавтра мы будем делать доклад заместителю директора Компании по планированию. Затем, с учётом внесённых корректив, президенту. После этого, максимум... максимум в течение недели представим в ваш комитет. Сейчас прорабатываем разные варианты, однако всё делается буквально в темпе реального времени и выходит пока слишком сыро, чтобы предъявлять эти материалы кому-либо, кроме внутренней команды...

Пэт Мойнихен помолчал, грозно сопя в трубку, потом возобновил натиск с другого фланга:

‒ Я ожидаю, что вы не ограничитесь ближневосточным направлением и обязательно учтёте в докладе ситуацию вокруг нового источника в Ленинграде. Пусть лично вы и считаете его пока недостаточно проверенным, но исходящая от него информация полностью подтвердилась и уже дважды принесла нам очевидную пользу. Колби вы привлекли к разработке этой темы, и это правильно ‒ кажется, у него есть какие-то своеобразные идеи? Так задействуйте, в конце концов, и Энглтона.[13] Может быть, пройдя через фильтр его подозрительности, этот источник очистится от ваших сомнений? К слову, Джеймс сейчас гостит в Израиле, но готов оперативно включиться в такую работу...

Бжезинский даже невольно ухмыльнулся, представив себе «радостное» лицо Колби, на которого опять «упадёт» параноик Джеймс Энглтон. Хотя это было бы совсем не смешно, разумеется...

‒ Благодарю вас, сенатор, за свежую идею, ‒ начал церемонно закругляться Збигнев, ‒ мы обязательно учтём ваши соображения.

‒ Не забудьте, мы с большим нетерпением ждём результат вашей работы, господин Бжезинский, ‒ Мойнихен постарался оставить последнее слово за собой.

«Только интереса произраильского лобби и Моссада к Ленинграду нам не хватало, ‒ раздражённо подумал Збигнев, опуская трубку, ‒ не дай бог, сведут к этому же источнику и историю с Альдо Моро ‒ и в Ленинграде будет не протолкнуться от заинтересованных лиц минимум трёх сторон. А если подтянутся ещё и неизменно любопытствующие англичане со шведами? Настанет Вавилон, пока КГБ не надоест отслеживать и укрощать всю эту толпу шпионов... Тогда парни из Комитета возьмут большую мухобойку, всех разом прихлопнут, и работать там станет совершенно невозможно. А мы до сих пор ничего внятного там сделать так и не успели ‒ аналитики умствуют, оперативники роют ‒ и всё без толку... Территория противника, конечно, не режим наибольшего благоприятствования, но пора ускорить процесс, пусть даже если ещё и не подготовлены все ресурсы для правильной осады.

А потом, с учётом новых фактов, стоит ещё раз крепко подумать и подумать всерьёз, имея в виду восстановить целостное представление о Главном Противнике, так неприятно пошатнувшееся в последние месяцы...»

Бжезинский вернулся к скучающему Хантингтону: