Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид - Страница 33

— Джон… — прошептал я. Протянул руку над остывшими углями, похлопал по плечу. — Джон.

Он что-то прохрипел, просыпаясь. Зашевелился:

— Чего тебе?

Где-то в темноте зарычал Джакс.

— Тихо, дружочек, — сказал Эскью псу. — Сидеть.

Звуки шагов все приближались. По стенам туннеля метался свет фонаря.

— Теперь ты выйдешь отсюда? — тихо спросил я.

Нет ответа.

— Джон…

— Да, теперь выйду.

— Кит! Кит Уотсон!

Я улыбнулся. Искаженный эхом, до нас долетел голос Элли.

— Сюда! — крикнул я. — Мы здесь!

— Кит! Кит!

— Элли!

— Мне всю ночь снилась хнычущая кроха, — сказал Эскью. — Я нес ее на руках, берег от опасностей. Прямо как тот парнишка из твоего рассказа, когда он заботился о сестре.

Элли подходила все ближе, не переставая звать меня по имени.

— На моей груди, у сердца, осталась пустота, и я нуждался в этом дитя, хотел заполнить пустоту… — Выбросив вперед руку, Эскью сжал мое запястье. — Это все случилось на самом деле, правда? Мы это видели.

— Да, — кивнул я.

— И это я ушел с их матерью? Какая-то часть меня?

— Да. Я видел, как ты подошел к ней, а потом вы оба исчезли.

В моем, крепко сжатом, кулаке перекатывались твердые камушки. Реальнее реального.

— А проснувшись, — продолжал Эскью, — я не сразу понял, где оказался. Я ждал, что проснусь в пещере, рядом с матерью и сестренкой. В далеком прошлом, за тысячу тысяч лет до наших дней.

Я услышал, как у Эскью перехватило горло. Как он втянул воздух.

— Мне страшно, — прошептал он.

— Все в порядке, Джон. Я постараюсь помочь, мы ведь братья по крови.

Затем Элли оказалась рядом. Посветила фонариком в наши лица. Мы сидели, завернувшись в грязные одеяла, у остывшего кострища. Джакс тихонько рычал, но завилял хвостом, когда на него упал сноп света. Саму Элли мы толком не видели: лишь темный силуэт позади фонарика.

— Боже, Кит! — повторяла она. — Боже, Кит!

Подойдя, она присела рядом. Посветила себе в лицо, выкрашенное серебром. На ней был костюм ледяной девочки, на пальцах — длинные острые когти.

— Там такое творится! — сообщила Элли. — Люди ковыряются подо льдом, тралят реку, пытаясь тебя найти. Твои родители приходили к нам поздно ночью, а утром вернулись опять. Говорят, должна же я что-то знать. Но я молчала. Не передала им твоих слов насчет Эскью. А потом сообразила сама. Отправилась к Бобби Карру и трясла это ничтожество, пока он не проболтался. Но все равно ничего не рассказала. Никого не хотела обнадеживать раньше времени.

Луч ее фонарика уперся в черные разводы на лице Эскью.

— Боже, Эскью! — ахнула Элли. — Посмотрел бы ты на себя…

Коснулась моей руки:

— Там все с ума сходят, Кит. Что этот тип сотворил с тобою?

— Ничего, Элли.

— То есть у тебя все хорошо? — спросила она.

— Да, мы оба в полном порядке.

— Ха! Кто бы сомневался… Так и знала, что дело опять в этом тупом дикаре и его идиотских играх… — Элли опять посветила на него. — Черт тебя подери, Эскью! Знал бы, как ты меня бесишь!

Потом она рассмеялась:

— Ладно, пошли. Собирайте вещички и давайте вылезем отсюда, пока тут все не рухнуло.

При свете ее фонарика Эскью вылил талую воду из ведерка на угли и пепел костра, бросил туда же свои нож и топорик. Мы сложили одеяла, причем мне пришлось повозиться: я так и держал свой кулак крепко сжатым. Последний раз заглянув в темноту уходящих глубже туннелей, мы увидели там блеск настороженных глаз Светлячка, мерцание огней на его коже.

— Ну же, пошли, — взмолилась Элли. — На что вы там уставились?

И она повела нас от развилки к выходу.

Спотыкаясь, мы прошли туннелем шахты, перебрались через каменный завал, миновали кирпичный свод при входе и продрались через заросли боярышника. Узкую лощину щедро заливало солнце, и мы прикрыли глаза ладонями, спасаясь от его ярких лучей. Элли залилась звонким смехом:

— Поглядите на себя! Только поглядите!

Мы с Эскью уставились друг на друга: оба по самые уши в разводах крови и грязи, с чумазых лиц таращатся круглые глаза. Даже Эскью покатился со смеху.

Я поднял на раскрытой ладони яркие цветные камушки.

— Что это? — спросила Элли.

— Дары, — ответил я.

Эскью протянул руку, чтобы коснуться камней. Его глаза сияли, когда он вгляделся в мои собственные.

— Боже… — протянула Элли. — Что между вами происходит?

Я сжал камушки в кулаке.

— Не переживай, — ответил я. — Мы обо всем тебе расскажем.

И мы направились назад, по колено в застывшем снегу.

Перед тем, как подняться на склон, за которым лежал Стонигейт, Элли остановила нас. Она приняла эффектную позу в своем серебряном одеянии, высоко воздела свои серебряные когти и запрокинула к солнцу свое серебряное лицо.

— Я вырядилась так для репортеров, — сообщила она. — Мне не будет отбоя от фото- и телекамер. Девочка, которая возвращала пропавших мальчиков на сцене, проделала это и в реальной жизни. Элли Кинан: актриса и спасатель, средоточие живительной силы тринадцати лет от роду.

— Ты выглядишь великолепно, — признал я.

— Благодарю за комплимент, мистер Уотсон. Что скажете вы, мистер Эскью?

— Великолепно… — пробурчал тот.

Элли важно кивнула:

— Нам придется вплотную заняться вашей жизненной позицией, мистер Эскью. Впрочем, пока что сойдет и так.

И мы продолжили свой путь в Стонигейт: почерневший мальчик с костяными ожерельями и рисунками на коже, добрая-и-злая «ледяная девочка» с серебристой кожей и острыми пальцами-когтями, а позади — дикий пес Джакс. Между ними шел и я сам, с зажатой в кулаке горстью древних камушков.

Камушки лежат в небольшой миске на моем письменном столе — рядом с аммонитом, резной фигуркой пони и окаменевшей корой дерева. Тут же стоит и дедова старая шахтерская лампа. Его свадебная фотография висит передо мной на стене. Его голос звучит в моей голове, его песни и рассказы текут в моих жилах. За окном лед окончательно сошел, и наш пустырь покрыла яркая весенняя зелень. Дети играют там, в футболках и джинсах. Они резвятся в этот первый по-настоящему теплый день в году, выбивая подошвами облачка пыли, которые еще долго висят в ярком солнечном свете. Мимо течет река. Лед так и не сомкнулся на середине потока.

Когда начинается весна? В марте? В день, когда часы переводят на час вперед? Или на самом деле весна начинается с рассветом после самой долгой ночи в году, ночи зимнего солнцестояния? С этого момента дни начинают прибывать, а ночи делаются все короче. Вращаясь, мир вновь подталкивает нас к солнцу.

Значит, когда мы покинули заброшенную шахту, чтобы вернуться в Стонигейт, весна уже наступила. Весна была с нами уже на Рождество. Этой весной мой дедушка приехал, чтобы в самый последний раз побыть с нами и переночевать под крышей собственного дома.

Мы увидели снующий по реке маленький полицейский катер. Увидели людей в униформе, которые вместе с нашими соседями ковыряли снег у зарослей боярышника. Увидели группы озабоченных взрослых, беспокойные горстки сгорающих от любопытства детей. Увидели, как наше возвращение заставило их обернуться, вздохнуть с облегчением. Послышались возбужденные крики: «Вон они! Смотрите! Они вернулись!» Дети бросились нам навстречу, вверх по заснеженному склону, пораженные будто бы волшебным явлением тех, кого уже считали пропавшими навсегда. Сбившись вокруг, они так на нас таращились, словно воочию увидали каких-нибудь призраков, порождения чьих-то ночных кошмаров.