Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг - Страница 12

– Давай начнем с того, что поедим. На голодный желудок по магазинам не побегаешь, – бодро предложила Адальхейдюр, пока они ехали в столицу. – Там открыли такой шикарный ресторан, действительно очень хороший. Там даже можно к еде заказать бокал вина.

– Это последнее, о чем сейчас могу думать, – сказала Эльма, но не смогла сдержать улыбки. Сегодня утром мама была необыкновенно бодра: подпевала песне по радио и время от времени посматривала на Эльму.

– Это вы вчера так хорошо посидели? – насмешливо спросила она.

Эльма пожала плечами:

– Нормально посидели!

– Ну, хорошо, что ты веселишься.

Эльма не ответила. Мысль о том, что она будет покупать новую мебель, как-то ошеломляла ее – словно она начинала новую страницу жизни. Не так уж давно они с Давидом почти каждые выходные ездили покупать что-нибудь красивое в квартиру, принадлежавшую им обоим. Всего несколько лет назад. Времена, когда ее дом был в Акранесе, минули так давно. Она переехала в столицу, когда ей было лет двадцать, и жаждала крепко встать на ноги и никогда не возвращаться назад. Ее никогда не прельщала жизнь в маленьком городке. Ее манило многообразие, которое предлагал Рейкьявик. Возможность познакомиться с новыми людьми, начать с чистого листа. А потом она встретила Давида, и жизнь стала хороша. Во всяком случае, на время. А сейчас она вернулась назад и едет покупать мебель в свое новое жилище. Или старое – в зависимости от того, как посмотреть.

– Что это ты такая задумчивая, – покосилась на нее мама.

– Ну, думаю, и все, – ответила Эльма.

– Говорят, это полезно. В смысле, думать.

– Да, попробуй как-нибудь, – усмехнулась Эльма. – Хотя я ведь еще и устала. Я ночью плохо спала.

– А как у тебя на работе? – спросила Адальхейдюр. Каждый день она задавала одни и те же вопросы. И всегда Эльме было почти нечего рассказывать, тем более что не обо всем ей было разрешено говорить. Судя по всему, дела, попадавшие в отдел расследования полиции Западной Исландии, были в основном посвящены ДТП. Правда, в среду Эльму вызвали на взлом. Пожилая пара заметила, что окошко гаража распахнуто. Эльма вместе с Сайваром съездила на встречу с супругами, которым было уже лет девяносто. Из гаража ничего не пропало, так что дело до сих пор не было расследовано, и, очевидно, так и повиснет. Эльма предполагала, что, скорее всего, старик сам распахнул это окошко: он явно помнил только то, что происходило не более пары минут назад и все время повторял одни и те же вопросы.

– У меня все отлично, рассказывать особо не о чем, – отвечала она.

– Надеюсь, Хёрд хорошо к тебе относится, – сказала Адальхейдюр. – Он замечательно поступил, что раздобыл для тебя это место. Они с твоим папой в старые времена тесно дружили. Но в давние годы он был совсем другим, мог перепить кого угодно, но когда стал работать в полиции, то бросил эти дела. Твой отец даже считал, что он чересчур серьезно относится к работе.

– Хёрд? – удивилась Эльма. Она не могла себе представить, чтобы Хёрд мог кого-нибудь перепить.

– Да, это правда, он любил пропустить стаканчик. Но когда устроился на эту работу, здорово изменился. Ты уж никому не рассказывай – но папа считает, что сейчас он стал просто тряпкой: не решается браться за сложные дела, потому что ему так критично быть в городе на хорошем счету. – Адальхейдюр ухмыльнулась. – Но приятно слышать, что у тебя все хорошо. Ты быстро вольешься в коллектив. Ведь ты же местная.

– Там нормально. Просто как-то очень спокойно. Так непохоже на работу в столице. Надеюсь, дел там будет хватать. – Эльма смотрела на воды Котлафьёрда. Поверхность моря была серой, взъерошенной от ветра.

– Дела есть всегда, – пожала плечами мама. – Просто задания, наверное, другие.

Эльма кивнула. Может, ей как раз и нужно было именно что-то другое.

В мебельном магазине было полно народу. Эльма с матерью ходили по коридорам и осматривали постановочные интерьеры. Адальхейдюр останавливалась у каждого из них, брала вещи, садилась на диваны. Несколько часов спустя они нашли новый диван, которого в их списке не было, но мама уговорила ее купить. Эльма собиралась удовольствоваться старым диваном-кроватью, который взяла из гостевой комнаты в родительском доме. К тому же в список покупок добавился ночной столик и разные вещицы, которые, как обещала мама, привнесут в ее маленькую квартирку больше уюта. Когда дошло до оплаты, Адальхейдюр остановила руку дочери и протянула ей собственную банковскую карточку.

– Это в счет наследства, – подмигнула она. У Эльмы глаза слегка увлажнились, но она быстро отвела взгляд. Она не была особо сентиментальна, но почему-то сейчас не могла проглотить комок в горле.

Потому, когда через несколько минут она отвечала на телефонный звонок, ее голос звучал странновато. Она стояла у выхода с кучей пакетов в руках и ждала, пока мама подгонит машину к дверям задним ходом. Был седьмой час, и уже стемнело.

– Привет, – ответила она тоненьким голоском, с трудом выудив телефон из кармана.

Звонил Хёрд:

– Привет, Эльма, у нас тут небольшое ЧП. Сколько тебе нужно времени, чтобы добраться до Брейдин?

Акранес 1989

Элисабет и раньше часто видела здание школы, но никогда оно не было таким гигантским, как сейчас, когда она стояла у входа, задрав голову на белую стену. Двор вокруг школы также был огромным, с качелями и спортивными снарядами – наверное, по много сотен метров в каждую сторону.

Она взялась за красные лямки портфеля и вошла в вестибюль, где уже стояла группа ребят ее возраста со своими родителями. Она осмотрелась. Все были такие занятые: фотографировали, беседовали. Она стояла, разглядывала людей, и никто не обратил на нее внимание. Она поймала взгляд девочки, понуро стоявшей рядом с матерью. Улыбнулась ей, но девочка отвела взгляд и взяла маму за руку. Наверно, она просто стеснялась. Но это ничего: многие дети стесняются, как и она. А другие шалили и баловались, так что родителям приходилось поворачиваться и шикать на них.

Когда прозвенел звонок, пришел учитель и велел родителям попрощаться с детьми. А детям надо было построиться перед учителем. Элисабет увидела, что девочка, которая стесняется, заупрямилась, но мама решительно втолкнула ее в строй. Девочка не заплакала, но закусила губу и опустила глаза на свои розовые туфельки, которые выглядели так, словно никогда не соприкасались с грязной поверхностью.

Туфельки самой Элисабет были старыми и когда-то были белыми, а сейчас скорее серыми или коричневыми, но на них были красные полоски. А у Элисабет любимый цвет был красный. Туфельки ей дали женщины, приходившие накануне с полным мешком одежды. Ее портфель был оттуда же. Элисабет считала его шикарным. Правда, одна лямка когда-то оторвалась, но ничего страшного: одна из женщин снова ее пришила. Он был алый с черными швами и множеством отделений. Но Элисабет была вынуждена признать, что портфель той девочки еще красивее. И выглядит совсем новеньким, как и туфли.

Учитель – мужчина в летах, в маленьких очочках, велел детям сесть перед собой в устланный коврами угол класса. Он начал оглашать список имен, и дети должны были отвечать, когда до них дойдет очередь. Во время переклички Элисабет заметила, что две девочки перешептываются и, кажется, глядят на нее. Она сразу сообразила, что именно они заметили, и поспешила натянуть рукава кофты на окровавленные пальцы. Она ощутила, как ее бросило в жар, и когда учитель назвал ее имя, не смогла издать ни звука. «Элисабет?» – снова произнес учитель и окинул собравшихся взглядом. «Здесь», – удалось ей выдавить из себя, и он кивнул и сделал возле ее имени пометку. Элисабет опустила глаза на серый ковер и прослушала, что говорит учитель. Когда она наконец подняла взгляд, то увидела, что на нее смотрит девочка, которая стеснялась. Как только их взгляды встретились, она улыбнулась, обнажив молочно-белые зубы.