Подмастерье палача (СИ) - Тюрин Виктор Иванович - Страница 32

Многие утверждали, что видели все это своими глазами, а другие им верили, хотя надо признать, что не все были такими доверчивыми. Взять хотя бы Пьера Монтре, палача города Тура, с котором мы как-то разговорились на подобную тему. Сам по себе глубоко верующий человек, он исходя из своих знаний, не верил, что человек может обратиться в волка или что ведьма может летать на метле, как не поверил слухам, что дьявол похищает души людей, так как знал в чем причина смерти горожан. Пьер не только умел разумно рассуждать, но и отделять второстепенное от главного, что было не менее важно для хитросплетений французской политики. Я весьма обрадовался, когда узнал, что он достаточно серьезно интересуется этим вопросом. После пары бесед мне стало понятно, что внутренняя политика Франции строится вокруг противостояния двух европейских государей — Людовика XI и его формального вассала Карла Смелого, герцога Бургундского, который по статусу и по размерам своих амбиций не уступал королю. От него же узнал, что Столетняя война с Англией закончилась около двадцати лет тому назад, но легче не стало, так как после ее окончания начались распри вельмож, которые, за отсутствием общего врага, который их раньше сплачивал, перессорились друг с другом, а некоторые даже оказались в смертельной вражде со своими семьями. Убийства своих близких стали обычным делом. Графы и герцоги, казалось, перенесли жестокость, боль и кровь с полей битв в свои земли, в мирную жизнь.

— Взять Жана Люксембургского, сеньора де Обурдена, прославленного военачальника, которого в своих хрониках Оливье де Ла Марш называет "превосходным рыцарем, одним из самых уважаемых в свое время". Еще в своем детстве я слышал, что после взятия города Шомон в графстве Шароле, он обесславил свою победу тем, что приказал повесить сто пленников. А когда после окончания войны с Англией вернулся домой, он преподал своему племяннику, юному графу Сен-Полю, урок, приказав тому убивать связанных и беспомощных военнопленных во дворе своего замка. Дядя указывал на человека, племянник наносил удар, и горячая кровь проливалась на землю. Люди говорили, что в тот день сорок человек распрощались со своей жизнью.

Уже позже я понял, что война с англичанами на протяжении сотни лет наложила на французских дворян особый отпечаток свободы, так как им часто приходилось самим принимать решения, сражаться на свой страх и риск, защищая свои земли, без оглядки на сюзерена. Теперь, когда война закончилась, им было трудно отказаться от привычной жестокости и вседозволенности, к которой их приучила война — быть полноправными владыками в своих землях. Крупнейшие вассалы, такие как герцоги Бургундский, Бретонский, граф Жан V д" Арманьяк, стали оплотами сопротивления королевской власти. Следуя их примеру, каждый феодал старался отстоять свою независимость, насколько ему позволяло удаление от королевского двора и неприступность его замков. Все эти мелкие тираны, считая себя королями на своей земле, не считаясь с королевскими законами и пользуясь своей безнаказанностью, творили, что хотели. Для них пытки, изнасилования и убийства были самым обычным делом. Помимо произвола своих дворян, в страну, которою постоянно сотрясали междоусобные войны, наводнили вооруженные шайки наемников, предлагавшие свои услуги тому, кто даст им больше денег, а когда на них не было спроса, брали штурмом замки, которые потом нередко использовались как убежища, или небольшие города, которые грабили, творя беззаконие, захватывали в плен знатных людей для получения выкупа, облагали данью беззащитные селения и прилегавшие к ним земли.

— Зачем использовать наемников? — поинтересовался я. — Не проще ли создать свою армию.

— Так повелось с незапамятных времен. Взять хотя бы свадьбу нашего короля на Маргарите Шотландской. Его отец, Карл, вместе с приданным невестки получил еще десять тысяч воинов от шотландского короля. Ему тогда очень были нужны солдаты. Еще я как-то слышал, что армия герцога Бургундского сплошь состоит из одних наемников: немцев, англичан, фламандцев, итальянцев. А сколько таких солдат бродит по стране. Грабят, жгут, убивают.

Он рассказал мне, что спустя столько лет страна все еще переживает последствия войны с Англией, а при этом до сих не прекращается внутренняя, гражданская война, которую ведет Людовик XI со своими феодалами, пытаясь укрепить королевскую власть. Сейчас ему противостоял ряд могущественных вассалов, которые не только наплевательски относились к своим обязанностям, но и при малейшем поводе были готовы восстать против своего государя и сюзерена — французского короля. Как рассказал Пьер, они даже создали коалицию под названием "Лига общего блага", во главе которой стоит герцог Карл Смелый, владевший Бургундской провинцией и лучшей, богатейшей частью Фландрии. Он сам по себе был настолько богат и силен, что ни в могуществе, ни в великолепии не уступал королевскому двору.

— Прямой, смелый, решительный и жестокий воитель. Он постоянно воюет со своими соседями, за что и получил свое прозвище "Смелый". Говорят, когда он подавил мятеж в Льеже, то улицы города были завалены телами убитых горожан и залиты потоками крови, а в Маасе не было видно воды из-за плавающих в ней трупов. Город грабили три дня, после чего его подожгли и тот, как рассказывали очевидцы, горел еще целую неделю, — раньше, в той жизни, услышав подобное, сразу бы решил, что тут явное преувеличение, но теперь я был готов поверить тому, о чем рассказывал мне Монтре. — Ходят слухи, что он хочет примерить трон и корону. Он даже ведет об этом переговоры, через послов, с другими правителями.

— А что король? — поинтересовался я. — Думаю, ему такое желание Карла не нравится.

— Конечно, не нравится. Он спит и видит, как присоединить Бургундию к своим владениям.

— А сам король? Что он за человек?

— Про него разное говорят. В отличие от Карла Бургундского с его пышным двором, воинственностью, любовью к славе и почестям, в нашем короле нет даже искры той благородной рыцарской отваги, хотя, как я слышал, в битве при Монлери он показал себя достойно. Нашему королю не интересна боевая доблесть и не нужна слава победителя, он не устраивает рыцарских турниров и пиров для своих придворных, у него даже нет богатого двора, как и положено королю. Говорят, чтобы высмеять рыцарские доблести, он, присутствуя на одном турнире, пригласил здоровенного мясника с дубиной, где тот расправился с несколькими рыцарями. Наш христианнейший король Людовик в отличие от остальных правителей равнодушен к женщинам, предметам роскоши и почестям.

— И что? Ему совсем ничего не нужно?

— Почему? Он, как и любой человек, подвержен страстям. Это охота. Его королевский замок, Плесси-ле-Тур, расположен в двух лье от нашего города.

Люди говорят, что там великолепные охотничьи угодья и наш король частенько там охотится на оленей и кабанов.

— Погоди, мастер. Ведь в Амбуазе тоже есть королевский замок. Или я что-то путаю?

— Он же король! — сейчас в его голосе звучало возмущение непониманием простых вещей, о которых знают маленькие дети.

— Понял, — я не стал требовать объяснений на эту тему, потому что и так стало понятно, что у правителя Франции должно быть очень много замков, а иначе какой он король. — А что еще его интересует?

— Власть над людьми, как и любого другого правителя, но в отличие от них наш король использует ее для объединения страны. Наши и иноземные купцы хвалят его, говорят, что он многое делает для развития торговли и ремесла.

"Какой-то неправильный король получается. Местами даже прогрессивный. Что-то тут не то, — усомнился я, а затем задал новый вопрос. — А что герцоги и графы? Им, похоже, такой король не нравится.

— Конечно, нет. Наш король не любит воевать, а те не могут жить без войны, потому что они, как и все разбойники, живут грабежами и разбоем, разоряя простых людей. Вельможам не нравится, что король ограничивает их жестокость и жадность, заставляя склонить перед ним голову и подчиняться королевскому закону. Они просто плещут злобой и брызгают бешенством только от того, что не они стоят у трона его величества, а простые люди.