Верь только мне (СИ) - "Тори Мэй" - Страница 64

Что угодно! Только не эти конченные заученные фразы.

—Скажи мне в глаза, что не любишь меня! — губы противно кривятся, когда произношу это.

Виолетта молчит, глядя сквозь меня, стараясь не палиться. Набирает воздуха, но не может выжать из себя это чертово предложение.

—Давай, ну! — злостно выдаю ей в лицо. —Не можешь? Нахрена ты затеяла эту игру? Почему нельзя просто поговорить? Что тебя волнует? Просто скажи мне, что я сделал не так?

—Все так, Вилли, — она как-то слишком по-дружески треплет меня по плечу. —Просто я не люблю тебя. И у меня вряд ли получится.

Контузит.

Она сказала это.

ОНА ЭТО ПРОИЗНЕСЛА.

Она смогла.

Подбородок бесконтрольно трясется, сдерживая отчаянную обиду.

—Я не люблю тебя, — затаптывает меня окончательно, —И не вижу смысла продолжать эти отношения.

Кровь с оглушительной болью сворачивается в венах. Движение по артериям прекращается. Я умираю. Теперь-то точно.

Закусываю кулак, убеждая себя, что я все еще в палате в бреду, и эта ситуация мне просто снится.

Расскажи мне кто полгода назад, что я буду убиваться из-за телки, которая прямым текстом шлет меня нахер, я бы харкнул в лицо.

А прямо сейчас я предаю ту часть себя, которая отвечает за фишерское самообладание и хоть какое-то подобие гордости. Потому что я на грани того, чтобы на коленях умолять ее забрать свои слова обратно.

—Виолетта, блять! За что?

—Извини….

—Извини? Извини? — как-то совсем по-психопатски улыбаюсь, стараясь найти название тому, что сейчас проживаю.

Клиническая смерть.

—Я доверял тебе! Твоим, блять поцелуям, твоим словам!

—Я тебе ничего не обещала, Фишер, — называя по фамилии, увеличивает дистанцию между нами.

Наворачиваю нервные круги вокруг застышей на месте Виолетты, которая кутается в воротник пальто и не может глаз на меня поднять.

Тело рвет на части, как в плохом музыкальном клипе заставляя то падать на колени, то всплескивать руками, то смотреть в небо. Не нахожу объяснения происходящему.

—Виолетта! Милая! Эй! Олененыш! — отчаянным шепотом обращаюсь в самым глубинным ее чувствам, пытаясь обнять.

Она просто напугана. Так ведь?

—Вил, не надо, — отпихивает меня. —Не нужно! Все уже решено!

Нервно сплевываю, чтобы хоть как-то сбить тряску в голосе.

—А меня ты спросить не забыла, когда решения принимала? — с решительной злостью выдаю.

—Вилли….,— мяукает мне в ответ, не решаясь смотреть в глаза.

—Лучше бы я сдох тогда в машине! Для чего ты меня спасала? — мне бы лучше заткнуться, но меня несет. —Потому что то, что ты сейчас делаешь — это убиваешь меня, блять! Не верю ни единому слову твоему! —беру ее за плечи и ору в лицо. —Нахрена ты это делаешь, а? А?

Она часто моргает, и из-под ресниц скатываются две пухлые капли, оставляя влажные полосы на щеках, но Виолетта продолжает стоять на своем: —Все кончено, Вил. Прости….

Извергающийся во мне вулкан вдруг затихает, и потоки лавы в секунду берутся пуленепробиваемой коркой. Черной, выжженной, покрытой пеплом.

Где я, тяжело дыша, всматриваюсь в глаза Виолетты в поисках хоть как-то зацепки, искры, белого флага, но вижу только пики и копья.

Моя теперь уже бывшая училка замедленно моргает, будто фотографируя меня на память. Мы оба знаем, что видимся в последний раз. До последнего прожигаю ее взглядом, пытаясь сделать рентген и заглянуть внутрь.

—Нам обоим нужно начать новую жизнь. Не иди за мной, пожалуйста, — заученно произносит робот, и шагает от меня прочь.

Последнее, что я вижу, это ее удаляющаяся в сторону наших машин спина и усиливающийся колючий снегопад в свете фонарей.

—Скатертью дорога, — мерзко выкрикиваю ей вслед в бессильном отчаянии. —Ненавижу тебя! Ненавижу!

---

—Вил, ты не бери близко, — говорит Макс, когда я, выдержав паузу, возвращаюсь к машине. Кир со своей неадекватной сестрой уже уехал. —Она не в себе после всего случившегося. Дай ей время.

—Да пошло оно все на хуй! — выпаливаю ему до боли в боку. —Я затрахался постоянно доказывать ей что-то.

Шелест мрачнеет.

—Она не доверяет мне априори. Для нее я причина всех бед. Я и склады сжигаю и преподавателей калечу, и чувства мои пошли нахуй, — продолжаю отплевываться.

—Давай, бро, не дури. Пару дней она успокоится, потом приедешь и поговорите без эмоций.

—Пффф! Нет, спасибо, — на моей физиономии проскальзывает защитная усмешка.

Внутри пышным черным цветом прорастает ненависть. Густая, смолянистая, заполняющая все трещины, которые Виолетта расхуячила.

—Поехали, напьемся? — внезапно предлагаю.

—Стопэ, ярый! Никаких напьемся, твои переломанные ребра блевач не выдержат. Рано паниковать, давай завтра? Вот видишь, она передумает.

—Ей просто похуй на меня, — констатирую типа безразлично.

Закусываю верхнюю губу, запихивая свои сранные чувства поглубже.

—Не похуй ей! Может, у нее шок или стресс, этот, как его? Посттравматический! — Макс отъезжает от злосчастного кафе.

—Ее проблемы, — выдаю максимально безразлично. —Меня это больше ебать не должно. Свой выбор она сделала. Ненавижу, блять!

Кудрявый только тяжело вздыхает.

Когда мы добираемся до моего дома, Макс помогает мне занести сумки и, коротко поздоровавшись с домоуправителем Федором, смотрит на меня обеспокоенно.

—Ты давай проспись, глупостей не делай. Разберусь с утра с папиной операцией и приеду, поговорим, — хлопает меня по спине.

—Да, брат, давай, — сохраняю невозмутимый вид. —Никаких глупостей.

—Вил, — Макс слишком хорошо меня знает, чтобы вот так поверить, —Я серьезно.

—Я тоже.

—Федор, Вы за этим молодым человеком проследите, пожалуйста! Чтобы шел в постель и выписанные таблетки по расписанию выпил, — кивает на пол, —Они в коричневой сумке.

—Иди уже, мамочка! — выпроваживаю друга.

Дверь захлопывается, и я опускаюсь на пуф в прихожей, не в силах даже обувь снять.

—Подогреть Вам ужин, Вильгельм Альбертович? — сквозь толщу мыслей слышу Федора.

—Да, Федь, и собери мне чемодан.

Глава 47. Вильгельм

Мне похер! Похер! Мне похер!

Блять, мне не похер.

Внутренности выкручивает, я в который раз бесхребетно пытаюсь дозвониться Виолетте, засунув в задницу свою гордость и безразличие, на которые я тщетно себя программировал.

Прошло уже три дня после нашего разговора с Виолеттой, точнее пятьдесят семь часов и двадцать минут.

Мне хотелось бы навсегда их забыть. Готов как псина подзаборная ползать у ее ног и молить дать нашим отношениям шанс. В ответ я получал только гудки.

Как я и просил когда-то, она меня не блокирует, а просто оставляет без ответа.

Строчу ей километровые полотна текста, взывая к чувствам. Я блять знаю, что они были! Знаю точно. Мне ее взгляда хватало. Трепета ее хватало, чтобы быть в этом уверенным. А теперь тупо игнорит.

Места себе не нахожу.

Петра, отца Макса, сегодня наконец оперируют, так что Шелест ночевать в клинике будет, а я взял батин мерс и приезжал постоять к воротам Виолеткиного дома.

Как я понял, она поспешно съехала. Насколько же надо не хотеть меня видеть, что попросту сбежать из города.

Приступы ненависти чередуются с приступами почти детского отчаяния, от чего я становлюсь еще более отвратителен сам себе.

Но пусть этот позор унижения будет со мной, напоминая, каким жалким я могу быть, чтобы больше не ввязываться в эту хрень с уебищным названием любовь.

Довожу себя до состояния, когда организм включает мою главную защитную систему — похуизм.

Живых эмоций во мне почти не осталось, только выжженное нутро. Жесткая перезагрузка, перепрошивка всех программ.

Так что с уверенностью я делаю то же самое, что и Виолетта. Сбегаю. Я ведь всегда мечтал об этом.

—Если передумаешь…, — говорит отец, когда мы подписываем заключительные доверенности у нотариуса, передаю свои права, —Ты всегда можешь вернуться.