Кукла в чужих руках - Алексеева Наталия - Страница 42

— Ого, — ее удивленный возглас заставил меня вынырнуть из дремоты, — сорок и две! — и через какое-то время холодный и твердый, как обломок могильного камня, стакан прижался к моим губам. Я с трудом сделала несколько глотков.

— Пей все до дна!

Я застонала. Почему меня просто не могут оставить в покое? И вдруг, словно в ответ, свет погас и чуть слышно закрылась дверь. Я осталась одна в темной комнате.

Проснулась я оттого, что на меня кто-то смотрел. Я очень ясно почувствовала этот взгляд: пристальный, холодный и жадный. Так смотрит питон на кролика, прежде чем заглотить его. Он жаждет и не испытывает ни малейшего сочувствия к жертве.

Я уставилась туда, откуда исходил потусторонний взгляд — в угол возле печи. Ее металлическая поверхность блестела, освещенная тусклым фонарным светом из окошка, но в самом углу дрожал и пульсировал непроглядный мрак. Парализованная страхом, я не могла пошевелиться.

В душной темноте слышались привычные звуки: невнятный шум телевизора в соседней комнате, бряцание посуды на кухне. А тут, совсем рядом, находилось что-то мрачное и потустороннее! Вдруг в комнате стало холодно, и кожа покрылась мурашками. Но от страха я даже не могла натянуть одеяло на голову! Оставалось только судорожно мять пальцами его край, вглядываться во мрак у стены и ждать, что будет. Но ожидание оказалось недолгим.

От темноты отделился столб и медленно поплыл ко мне. Через мгновение он принял очертания человеческой фигуры. Это была девушка!

Я хотела закричать, но с губ сорвался только сдавленный хрип. А девушка склонилась надо мной. Я тяжело задышала и вжалась в подушку. Нас разделяло расстояние не шире раскрытой ладони. Могильный холод коснулся моего носа, щек, губ. Не в силах оторваться, я смотрела в ее мертвые, без малейшей искры, глаза. Там, в глубине зрачков, стояла сама смерть и внимательно изучала меня.

— У тебя мое-о-о, ты теперь моя-а-а… — прошелестела она, едва размыкая губы.

Ее речь походила на шорох морского прибоя в те минуты, когда море спокойно, но сильно накатывает свои волны на берег.

Каждое ее слово накрывало ледяной пеленой, как кладбищенскую землю снежное одеяло.

Из последних сил я набрала в грудь воздуха и закричала. Через несколько секунд комната озарилась электрическим светом. Черная девушка пропала, а надо мной склонилось встревоженное мамино лицо.

— Соня! Сонечка!

Мама хлопала меня по щекам, но я уже ничего не чувствовала.

— Обморок — вполне предсказуемая реакция на гипертермию, — услышала я и открыла глаза.

Возле стола сидела женщина в белом халате и зеленых бахилах. Из-под вязаной шапки на висках выбились седые локоны. Врач что-то писала.

— Температуру понизили, но вы наблюдайте в динамике! В случае повышения больше тридцати восьми немедленно давайте жаропонижающее. И обильное питье!

Она встала, с грохотом отодвинув стул, и направилась к двери. Мама пошла следом, а я с трудом села и откинулась на подушку. Кирюхина рубашка, в которую я до сих пор была одета, оказалась влажной. Будто мне за шиворот вылили стакан воды. Но сейчас меня беспокоило совсем не это. Трясущейся рукой схватилась я за маленькую сережку на мочке уха. Она оставалась холодной несмотря на то, что кожа моя пылала. Нащупав замочек, я отстегнула сначала одну серьгу, потом другую и положила обе на раскрытую ладонь.

Вот они — маленькие, но крепкие путы, что связывают меня с той, которая прячется во мраке нашей квартиры. Той, которая преследует меня и покушается на мою волю и жизнь! Я должна срочно избавиться от них! Кирюха не обидится, он поймет!

Я крепко сжала кулак, и серьги вонзились в кожу. Чем сильнее я их сдавливала, тем больнее становилось. И мысль, что хорошо бы от них избавиться, начинала казаться не такой уж правильной. Они такие красивые! Я не хочу еще одной потери! Особенно после выложенного на Ютубе ролика и всеобщих насмешек. Проклятая Кантария!

И тут меня осенило: если серьги привязали меня к потусторонней сущности, которая готова забрать мою жизнь, то пусть она умертвит моего врага!

Засыпая, я представляла, как обрадуется Машка этим серьгам, как нацепит их на свои прекрасные аристократические ушки и как после этого окажется во власти черной девушки! В том, что Кантария не откажется принять мой дар в качестве платы за удаление ролика из сети, я даже не сомневалась.

Перед праздниками у мастера ногтевого сервиса всегда о-о-очень много работы! А накануне Нового года — особенно. Все дамочки хотят вступить в новый отрезок жизни с ухоженными руками и сияющими ноготками. И некоторые мужчины тоже. Поэтому мама с утра убежала в салон и не могла помешать моему коварному плану.

Я проглотила пару таблеток аспирина, и на языке появился противный кисло-горький вкус. Еле волоча ноги, доплелась на кухню и пораженно застыла на пороге. На подоконнике стояла большая клетка, а в ней с видом властной домовладелицы сидела крыса. На клетке красовался бумажный листок с надписью «Мишка». Я покачала головой и поставила на огонь чайник. Когда на кухне появился Кирюха, я уже сидела на диване и дожевывала бутерброд.

— Отлично выглядишь, — я окинула Кирюху взглядом: белый лонгслив и темные брюки создавали впечатление, что он собрался на торжество.

Он не ответил, схватил со стола карамельку, повертел в руках.

— Ты почему не в кровати?

— Такие вопросы подружке своей будешь задавать!

— Глупая ты, Сонька! Вчера неотложка у подъезда, сегодня ты на ногах. Так нельзя!

— И это ты тоже можешь подружке своей сказать, — теперь я уже разозлилась. Опять он лезет в мою жизнь, невзирая на свои дурацкие принципы!

Тут раздался дверной звонок.

— Кто это? — встрепенулась я.

— Подружка моя, которой я могу сказать все, что угодно!

Я взяла чашку и поджала озябшие ноги. А Кирюха скрылся в коридоре. Вскоре послышались голоса: его и Юлькин. Они немного поспорили о чем-то, а потом Юлька вошла на кухню.

— Привет. — Она изумленно оглядела мою пижаму со смешными Тедди-медвежатами.

На ней самой было оливкового цвета трикотажное платье, выгодно подчеркивающее грудь. Каштановые волосы высоко подняты и уложены в небрежную, но продуманную прическу. И как ей удалось ее сохранить? У меня всегда волосы после шапки оказываются равномерно прилизанными.

— Куда собираетесь? — поинтересовалась я, и на кухне воцарилась напряженная тишина. Чтобы ее разбавить, я предложила: — Чаю хочешь?

Юлька отрицательно качнула головой и посмотрела на Кирюху, который уселся на подоконник. Она подошла к нему и восхищенно ахнула:

— Ой, крысик!

— Ага, Кира вчера питомца себе завел. Ну как завел? Он сам завелся, — засмеялась я.

Кирюха открыл дверцу и вытащил крысу из клетки.

— Знакомься, Юля, — это Михаил.

— Ой, Соня! Так ведь твоего парня зовут, да?

Юлька засмеялась и взяла зверька на руки. Я с удивлением смотрела, как тот обнюхивал ладони моей подруги, которая гладила крысу по голове и прижимала к груди.

— Так куда собираетесь-то? — повторила я свой оставшийся без ответа вопрос и пригубила остывший чай.

— Ко мне. — Юлька самозабвенно наглаживала крысу. — Мама пригласила нас на обед.

— О! Знакомство с родителями? Поздравляю!

— Да никакое не знакомство! — смутился Кирюха. — Просто в гости идем.

— Да идите, куда хотите. Мне-то что?

— Что-то ты, Софико, не с той ноги встала, — пробурчал Кирюха и вскинул на меня золотисто-ореховый взгляд. — Хочешь с нами Новый год встречать? Мы тут в одну компанию намылились. Будет весело. Пойдешь?

— Не знаю.

Я поднялась, одернула куцую футболку и пошлепала в свою комнату. Но едва успела натянуть камуфляжные штаны, как в дверь постучали. Я открыла, за порогом стояла Юля.

— Соня, можно с тобой поговорить?

— Валяй, — я жестом пригласила ее зайти.

Застыв у самой двери, она потупила глаза и принялась теребить тонкое золотое колечко на пальце.