Кукла в чужих руках - Алексеева Наталия - Страница 33

Не осознавая, чем это грозит, я залезла на подоконник и начала дергать оконную ручку. Спас меня кусочек засохшей краски, который вонзился под ноготь. Боль отрезвила, и, недоумевая, какая сила заставила меня сюда вскарабкаться, я спустилась на пол.

Ветер, по своему обыкновению, завывал в печной трубе и хлопал железными листами крыши. Все эти звуки складывались в знакомую мелодию одиночества. Вдруг громкий стук за спиной заставил меня оглянуться. Я настороженно замерла. Стук раздался снова. И доносился он из-за печной дверцы! Глухой, размеренный, словно кто-то требовал открыть. Портрет! Это она! Черная девушка!

Я бросилась вон из комнаты. Проскочила коридор, шлепнула по выключателю, и кухня озарилась светом. Я забилась в угол дивана. Он безмолвно принял меня в свои плюшевые объятия, и только завывание ветра на чердаке нарушало ночную тишину.

Так бы я и просидела всю ночь, обхватив колени руками и напряженно таращась в темноту за дверью, если бы в кармане халата не завибрировал телефон. Я выхватила его, надеясь, что это Миша, но это оказалась очередная безликая рассылка. Тогда я сама написала ему, добавив несколько смайликов-сердец. Он ответил, что дома и ложится спать.

И мысли о наших отношениях вытеснили потусторонние страхи. Теперь вполне реальные вещи занимали меня. Что будет дальше между мной и Савельевым? Что он думает обо мне? Захочет ли снова меня видеть?

Однако в комнату я не вернулась, а осталась ночевать на кухне, на диване, завернувшись в красно-синий плед.

Оказалось, что волновалась я напрасно: наутро (была суббота) Миша прислал мне десяток сердечек в ВК и написал, что скоро зайдет. Но дальше моей комнаты мы так и не ушли — не смогли оторваться друг от друга. Целый день провалялись на диване, в перерывах между объятиями заказывали пиццу и поедали ее там же, не одеваясь и водрузив горячую коробку прямо на одеяло. Ловили наперегонки тяжи теплого сыра и целовались взахлеб. Рядом с ним, при свете дня я совсем не боялась своих ночных страхов. Они казались игрой воображения, расшалившейся фантазией и выдумками. Но все же мне не хотелось оставаться с ними наедине.

— Останься, — вечером заканючила я. — Мама надолго уехала, не бойся!

— Я не боюсь твою маму, — засмеялся он.

— Тогда почему?

— Свою боюсь!

— Не уходи! — Я состроила кукольное лицо, но на него это не подействовало.

А потом выходные закончились.

В понедельник первым уроком была география. Макеев топтался у доски, пытаясь дать общую характеристику Африке. И было понятно, что он не готов, но держится до победного. Поэтому я, как всегда, рисовала, спрятавшись за широкой спиной Алиева. И вдруг в класс вошел Савельев. От удивления у меня выпал из рук карандаш. Что он тут делает? Мои щеки вспыхнули, а в груди сладко заныло. Но Миша спокойно и уверенно подошел к учительскому столу и даже не попытался отыскать меня глазами. Что-то тихо сказал географичке, а потом, так же, ни на кого не взглянув, вышел.

— Макеев, расскажи хотя бы о населении Африки, — безнадежным голосом попросила географичка. — Качество, особенности воспроизводства…

— Ирина Дмитриевна, — зарделся Макеев, — какие могут быть особенности воспроизводства? Как у всех нормальных людей — половым путем.

Послышались смешки.

— Ты издеваешься?

— Нет. А население Африки — эти… афроамериканцы!

— Иди на место!

Географичка устало прикрыла глаза ладонью, а потом вдруг встрепенулась:

— Иванова! Соня! Спустись в актовый зал. Александра Яковлевна велела.

У меня внутри все сжалось. Неужели история с рыбкой не закончена? Но просить себя дважды я не заставила и вылетела из класса так быстро, как только могла на заплетающихся от волнения ногах. Мне очень хотелось догнать Савельева. Но, к моему великому огорчению, я не успела и, войдя в актовый зал, увидела, что он и Машка Кантария сидят на скамейке возле стены. Машка показывала что-то на дисплее своего телефона.

— Иванова, подойди и объяснись, пожалуйста! — Александра Яковлевна поднялась из-за стола на сцене.

Я поежилась: от ее тона замерзли бы даже белые ходоки из «Игры престолов».

— А что случилось?

Она подошла к краю и нависла надо мной как скала. Мне пришлось задрать голову.

— Иванова, я доверила вам ответственное задание, а вы меня подвели! Новый год через две недели, где исполнение утвержденного проекта? Где рисунки?

— У нас все готово, Александра Яковлевна! — вскинулась Машка и, блеснув колечком на пальце, кокетливо убрала выпавшую каштановую прядь за ухо.

— Кантария, за то, что проект готов, я могу тебя только похвалить! Но рисунков нет?! Не думала, что мне придется заниматься еще и этим вопросом!

Я беспомощно оглядывала всех троих. Савельев вздернул брови и удивленно пожал плечами, завуч на меня вообще больше не смотрела, а вот Кантария обратилась ко мне:

— Видимо, у Ивановой есть дела важнее, чем заниматься проектом! — она возмущенно всплеснула руками.

— Александра Яковлевна, Кантария мне ничего не говорила… — начала я, но Машка перебила.

— Если бы ты изволила посещать собрания, то знала бы, что надо делать. Даже думать не надо, только исполнять! Но, похоже, ты и на это не способна. Или, — она выдержала театральную паузу, — это сознательный саботаж!

И перевела взгляд хищных глаз на завуча, призывая ее судить, кто я: полная дура или «пятая колонна». Ища поддержки, я посмотрела на Мишу. Пускай вступится за меня! Мы ведь вместе прогуливали эти дурацкие собрания! Но мой возлюбленный сидел, уткнувшись в телефон, и не проявлял к происходящему ни малейшего интереса.

— Так, девочки-мальчики, разбираться, кто тут виноват, я не стану! Ты, Иванова, получаешь первое и последнее предупреждение! Если послезавтра школа не будет оформлена, пеняй на себя!

Громко стуча каблуками, Танкер прошла вдоль сцены, спустилась по лесенке и покинула зал. Ни на кого из нас троих она даже не взглянула. Но я чувствовала ее ярость, как чувствуешь дыхание огня.

Проводив ее глазами, я повернулась к сидящим на скамейке. Они снова склонились голова к голове и разглядывали что-то на дисплее. Смотреть на эту идиллию было невыносимо! Я свято верила, что нас с Савельевым теперь связывает нечто большее, чем простое общение и влюбленность. Но эти двое сидели рядышком, одного поля ягоды: новые мобильники, дорогие аксессуары. Я стояла перед ними, словно нашкодивший первоклашка перед директоратом школы. Я кашлянула, привлекая их внимание.

— Ну что, Сейлор Му, — отозвалась Кантария, — тебя предупреждали!

— А в чем проблема? Соник нарисует!

— Соник?! — повернулась к нему Маша.

— Это синий ежик фирмы «Сега».

— Ежик?! — засмеялась Кантария, демонстрируя безупречно ровные зубы.

— Ну ладно, девочки. — Миша лениво поднялся. — Обсудите ваши проблемы, я пока прогуляюсь, — и, подмигнув мне, ушел.

— Слушай меня, Сейлор Му! — приказала Кантария. — Нарисуешь плакаты. Что изобразишь, мне все равно. Лишь бы по теме. Цифры, снежинки, цветочки — пофиг! Главное — быстро. А вот сюда, — она кивнула на сцену, — на задний план нужно крысу.

— Крысу?!

— Да. Огромный плакат! До потолка.

— Маша, но это же бред! Какая крыса?!

— Образованные люди знают, что крыса — символ наступающего года. Нарисуешь, лично отдашь Танкеру!

— По-моему, ты просто издеваешься.

— Слушай, Сейлор Му, — Машка пожала плечами, — я могу ей сказать, что ты отказалась. Мне до тебя пофиг!

Я смотрела на нее и гадала: о чем они только что говорили с Савельевым? Влажный блеск приоткрытых губ и сладкий аромат Машкиных духов мог вскружить голову кому угодно. Острый шип ревности вонзился в сердце. Я раньше и не подозревала, что нежные цветы любви приходится поливать кровью.

Пораженная этой новой болью, я воскликнула:

— Не верю! Если тебе пофиг, ты бы мне не угрожала!

— Я?! — Кантария театрально изобразила удивление и поднялась. — Милая, тебе так не хватает внимания, что ты готова отдаться любому, кто на тебя посмотрит?