Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 16

— Есть такие.

— Но если ты предпочитаешь что-то другое... Ты здесь водитель странников, а я подчиняюсь.

— Желание женщины — закон для истинного кавалера, — щегольнул Тарик фразой из голой книжки. — Значит, качели, ткани и конские ряды. Из лука пострелять хочешь? Ты ж говорила тогда за обедом, что в Гаральяне это любимая забава...

— Так и есть! — оживилась Тами. — Любимая забава с малолетства, в праздники и на ярмарках непременно бывают стрельбища, там все — от мала до велика... А здесь они тоже есть?

— Конечно, — сказал Тарик. — Только взрослых там нет — считается неполитесно, разве что молодые неженатые Мастера по старой памяти ходят. Главным образом Подмастерья и мальчишки моих годочков. Ну вот, прикинули путешествие... Начнем со сладостей? Я еще тогда, за обедом, заметил, что сладости ты любишь.

— Обожаю, — призналась Тами.

— Ну вот, а здесь их полно, так что глаза разбегаются, причем таких, каких в обычные дни в городе не найдешь... Пошли.

— А здесь почему так тихо? — с любопытством спросила Тами, когда они сделали первые шаги в сторону необозримого людского моря. — Это ж определенно таверны, и двери открыты, окна нараспашку, но ни музыки, ни веселья...

В самом деле, слева стояли три длинные кирпичные таверны под черепичными крышами, под вывесками «Старый дуб», «Путеводная звезда» и «Рыжий кот». Двери открыты, в распахнутые окна видно, что внутри полно народу, но все чинно сидят за столами, не слышно ни обычного для таверн веселого гомона, ни музыки, и поварни не дымят.

— Таверн тут много, на любой кошелек, — сказал Тарик со знанием дела. — Только эти — особенные. Там столичные купцы и торговцы-лавочники сговариваются с приезжими торговцами о разных товарах, которые возят издалека. Пьют только чай, фруктовые воды и настой ароматных бобов — серьезные негоции вина и даже пива не терпят. Вот ближе к вечеру, когда обо всем сговорятся и по рукам ударят, начнется и здесь катавасия со звоном чарок, музыкой и... — Он спохватился и не закончил.

Однако Тами поняла, озорно прищурилась:

— И с веселыми девками?

— Ну, куда ж без них... — чуточку смущенно сказал Тарик. — В «Коте» и «Звезде» собираются люди не особенно зажиточные, обычные, а вот в «Старом дубе» сходятся воротилы высокого полета, те, кто товары считает даже не корабельными трюмами, а флотилиями, и не повозками, а длинными обозами.

Тами взглянула смешливо:

— Поспорить могу: и эти воротилы, когда покончат с делами, тоже не чураются чарок и веселых девок?

— Не без того, — сказал Тарик.

Вообще-то, девчонкам неполитесно было упоминать в разговоре веселых девок (только меж собой), но в Гаральяне иные политесы, гораздо более вольные, так что Тарик не смущался и не удивлялся.

— Мужчины... — наморщила Тами прямой тонкий носик. — Все одинаковые.

— Ну, не все, — сказал Тарик. — Там в «Рыжем коте» сейчас мой папаня сидит, он на каждой ярмарке встречается с приезжими колбасниками и коптильщиками. Чарку вечером пропустит, и не одну, но веселыми девками заниматься не будет. У них с маманей с этого боку все ладком, до сих пор как молодые...

— А ты-то откуда можешь знать, как у них? — щурилась Тами.

Тарик никак не мог рассказать ей, откуда он знает точно, —

п потому, сделав значительное лицо, сказал:

-Ну, я же не маленький. Уж к родителям-то присмотрелся, уверенно могу судить, как у них обстоит. Не веришь?

— Ну отчего же? — живо возразила Тами. — Верные мужья и жены и в жизни бывают, а не только в виршах и лицедейских представлениях... — И снова лукаво прищурилась: — А вот интересно, тебе от родителей верность передалась?

Решив не пыжиться и не строить из себя, Тарик ответил:

— Вот честное слово, не знаю пока... — И спохватился: — Да, твоя сумочка...

На левом запястье у нее на витом шнурке из серебряной канители висела женская сумочка, только в этом году вошедшая в обиход: мешочек из вишневого аксамита, перехваченный завязкой из той же канители, расшитый красивыми узорами — и не пустой, сразу видно.

— А что не так с сумочкой? — с любопытством спросила Тами. — Я ее купила в дорогой лавке, когда мы только что приехали в столицу: дядя сказал, что мне нужно приодеться по-городскому. Приказчица сказала, что с нарядными платьями такие сумочки и носят.

— Все правильно, — сказал Тарик. — Дело тут в другом... Что у тебя там лежит?

— Немного денежки, — призналась Тами. — Я подумала... На ярмарке все дорого, на каждом шагу нужно платить, вдруг у тебя не хватит... А у меня есть своя денежка. От родителей кое-что осталось, да еще, когда мы уезжали, продали родительский дом с землей — это было чисто мое наследство. Все лежит здесь, в столице, в солидном денежном доме, и мне каждый месяц полагается долька. Вот я и подумала: все-таки ярмарка, денежка на каждом шагу разлетается со свистом...

— Придумаешь тоже, — непритворно сердито сказал Тарик. — Это ж будет несусветный позор, если на свиданке за меня станет платить девчонка. Или у вас в Гаральяне другие правила?

— Да нет, точно такие же, — заверила Тами. — Просто я подумала... Ты же пока что Школяр, а значит...

— Школяр Школяру рознь, — сказал Тарик. — Я, знаешь ли, неплохо прирабатываю в порту, трюмы разгружаю, свой человек в ватажке настоящих грузалей. Богачом не стал, однако ж над каждым грошиком не трясусь. — И не удержался от легонького хвастовства, основанного на правде: — Вот вчера понадобилась мне ученая кожаная книга, так я за нее выложил двенадцать серебряных — и не обеднел.

— Ты и ученые кожаные книги читаешь? — спросила Тами с явным одобрением.

— Иногда бывает такая необходимость, — солидно ответил Тарик. — Бываю в гостях у знакомого худога, а к нему одни студиозусы ходят. Для разговора в такой компании нужно и ученые книги читать, не одни голые...

— Понятно. Так что там с сумочкой?

— Зажми ее покрепче в руке, — деловито сказал Тарик. — На любой ярмарке полно «сквознячников». По карманам в толчее шарят так искусно, что не сразу и заметишь. Кошельки с пояса и сумочки срезают запросто. Наткнется на тебя якобы какой растяпа, пробормочет извинение, и только когда он исчезнет в толпе, окажется, что от сумочки один шнурок остался... Или у вас в Гара-льяне на ярмарках таких нет?

— Куча, — сказала Тами. — Где жулья нет? Только у нас стражи мало, и ее, если что, не кричат, по-своему обходятся. Переломают все пальцы чем попало и прогонят пинками. А как ему таким ремеслом дальше заниматься, когда пальцы переломанные срастутся кое-как? А еще у нас есть денежные псы.

— Это кто такие?

— А это такая сторожевая порода, — сказала Тами. — Только сторожат они исключительно денежку. Когда торговцы на ярмарке или просто на базаре хорошо поторгуют, с большим прибытком, и сядут в таверне как следует отметить выручку, вешают кошель с денежкой на шею такому вот псу, и дальше можно не беспокоиться — если чужая рука к кошелю потянется, пес ее мигом отхватит, так научен. Постой, постой! Я сначала пропустила мимо ушей, а сейчас подумала... Свиданка, говоришь? А разве у нас уже свиданка? Мне казалось, пока что прогулка...

Тарик был чуточку растерян, но кое-какой опыт общения с девчонками приобрел — и потому не растерялся, ответил без особого промедления:

— Всякая прогулка может свиданкой обернуться. Или у вас в Гаральяне не так?

— Я думаю, везде так, — ответила Тами все с тем же лукавым сиреневым прищуром. — Посмотрим, посмотрим... — Она закатила глаза в точности как лицедейка в представлении, изображавшая жеманную красотку. — Сразу могу тебе признаться, что я взволнована и растрогана. Великолепный прогульщик мне достался: денежкой звенит, обхождение знает... — Она окинула Тарика смешливым взглядом, отчего сердце ухнуло в какие-то сладкие бездны. — И красивый, чего уж там! Да вдобавок ученые кожаные книги читает, с худогами и студиозусами дружбу водит... Девичье сердечко звенит и трепещет, душа в томлении. Где тут устоять простушке из гаральянской глухомани... — И звонко рассмеялась. — Тарик, что ты насупился? Я тебя обидела? Я правда не хотела, и в мыслях не держала. Просто такой уж у меня язычок: вечно шучу, само собой получается... Обиделся?