Жертвуя королевой (СИ) - "Лули Тан Цу" - Страница 4

С одной только сумочкой и планшетом в ней я вышла из первого корпуса и запустила приложение Яндекс-такси. Машину я оставила на парковке. Я была уверена, что Макс, если решил вот так выкинуть меня на улицу, машину скажет вернуть тоже. Он мне ее покупал и оформлена она была на него.

Я не хотела больше ничего от него выслушивать. И уже прикидывала, что еще нужно оставить, чтобы снова не сходить с ума от его распоряжений и формулировок. Выходило, что оставить нужно все, кроме разве что моих шмоток и вещей Лили.

Как раз, пока я об этом думала, от Макса пришло сообщение: «Твои счета я заблокировал, деньги вывел. Заведи новую банковскую карту, скинь реквизиты для получения выходного пособия».

Я поставила в приложении такси оплату наличными.

«Что же ты творишь, Макс Рихтер», — прошептала я и сглотнула снова подступивший к горлу комок.

«Как же унизительно. Я не могу, я не могу, — шептала я про себя, — испытывать это. Будто меня отшвырнуло на годы назад, обнулилось все то, что я считала своим достижением. Как я запуталась, где мое, где Максово, все было общим. Или нет? Теперь я никто, никто. Нет! — я чуть не подпрыгнула на сиденье такси. — Я стала королевой, или он меня ею сделал, но я ею остаюсь. Будем считать, что я королева в изгнании».

От этой мысли спина моя выпрямилась, мне даже стало легче дышать. В голове немного прояснилось.

Больше ни слова от него, решила я и заблокировала его номер телефона. Немного подумала, вытащила симку из телефона и выкинула.

Неподалеку от дома был салон связи, туда я решила зайти и оформить новый номер. Там же рядом отделение банка, где можно завести новую карту. Если бы не Лиля, я бы это выходное пособие не взяла. Пусть подавится, как и машиной, квартирой и всем остальным. Но пока я не встану на ноги, дочь не должна была почувствовать какой-то дискомфорт. Квартиру нужно снять уже сегодня.

Наличности мне на первое время хватит.

После того, как закончила с симкой и банковской карты, я открыла дверь нашей с Максом квартиры… его квартиры и так и замерла на пороге, не решаясь пройти дальше.

В этой квартире стоял тот самый запах счастья, который обволакивал меня все эти годы. Запах нашего с ним Дома.

Все здесь было про него и про меня. Я вспоминала, как обустраивала эту квартиру, как создавала в ней уют, чтобы ему — Максу здесь было хорошо. Чтобы мне с ним здесь было хорошо. Все подобрано с любовью и с нежностью, с расчетом на долгую счастливую жизнь.

Все оказалось бессмысленным. Все это теперь не имело значения и ничего кроме боли мне не дарило. «Наверное, эта боль теперь никогда не уйдет, всегда будет со мной. Я только привыкну к ней и возможно когда-нибудь перестану ее замечать, — подумала я.

Я прошла в гостиную, опустилась в кресло. На подлокотнике висела домашняя футболка Макса. Я не сдержалась, взяла в руки, уткнулась в футболку носом и глубоко вдохнула любимый и такой родной запах.

И здесь я окончательно сломалась. Если до этого только комок стоял в горле и скатывались время от времени по щекам слезы, сейчас я разрыдалась в голос.

Я никак не могла успокоиться и буквально билась в истерике. Казалось, что вместе с этими слезами из меня выходит все хорошее, что во мне было, выходит вся моя любовь, вся моя нежность — все, что делало меня мной.

Что будет теперь на этом месте, я не представляла. Чувствовала только, что пока во мне образуется черная холодная пустота. Заполнит ли эту пустоту что-нибудь когда-нибудь, я не представляла.

Любые слезы когда-то высыхают, время, если не стирает все из души и памяти, то присыпает песком и пылью, кладет сверху камень. С этим камнем уже как-то можно жить. Но до этого нужно как-то сначала дожить. И пусть у меня нет королевства, но я-то все еще королева.

Я немного успокоилась, бросила футболку Макса на пол и встала с кресла. Огляделась и поняла, что не хочу забирать отсюда ничего. Ни одной шмотки. Каждая была куплена с расчетом на то, чтобы нравилось Максу. Даже самая простая домашняя футболка, тапочки или носочки. Все, только бы ему нравилось. Только бы он восхищался или умилялся.

И как мне теперь что-то из этого надевать. Нет, это было невозможно.

«Куплю необходимое», — решила я и собиралась, как только куплю, выброшу и то, что сейчас надето на мне. Вплоть до трусов.

Ничего не должно мне напоминать о нем. Иначе, я не выдержу. Не знаю, что я сделаю, если не выдержу, но проверять это не собиралась.

Я вспомнила его небесные глаза, вспомнила такие же небесные глаза Лилии и снова расплакалась. Есть в моей жизни то, что не выбросить, не отвернуться от этого и это будет самое яркое ежедневное напоминание о Максе Рихтере.

«И фамилию, пожалуй, нужно вернуть девичью», — подумала я. Стереть. Все стереть. Вырвать, сжечь, уничтожить, растоптать! И тут из меня вырвалось то, что принесло, наконец, хоть какое-то облегчение и пустота во мне окончательно устоялась, схватив своими холодными лапами за сердце.

— Ненавижу! — закричала я на всю квартиру. — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя, Макс Рихтер! — орала я как ненормальная.

Я пришла в себя только, когда почти сорвала голос. Я бросила телефон на пол и со всей дури ударила каблуком.

Телефон мне тоже нужен был новый, как и симка. Я не собиралась сидеть и вычищать из него все, что связано с Максом: фотографии, переписки и так далее.

«К черту! Все к черту», — подумала я и, выпрямив спину, вышла за дверь.

Ладно, меня кидает из одного состояния в другое. Я в неадеквате. И это нормально. Я пару раз выдыхаю, чтобы собраться с мыслями.

Итак, если мыслить логично, то получается, что мой еще вчера любящий меня муж сегодня совершенно диким образом все у меня отбирает и выгоняет. Да, мне больно, и боль не дает мне мыслить и дышать. Чертова истерика. В истерике я виню себя. Причины я ищу в себе. Ведь говорят, в расставании виноваты оба.

Его вины я не знаю, своей найти не могу. Быть может, расхожее мнение о виновности двоих — неверно? Быть может, виноват только Макс, а я все делала правильно. Больше всего меня бесит эта фраза, когда мужик изменил, а жене говорят: поищи, в чем ты виновата, не может же быть, что он просто так тебе изменил. Ага, может, просто мужик — последний мудак, а жена вообще ни в чем не виновата? Такой вариант не рассматривается?

Так быть может и я ни в чем не виновата. Но если виновен он, то в чем? Что же случилось с ним, если он так себя повел? На этот вопрос ответ может дать только он, так что глупо дергаться и задавать вопросы небу. Мне надо выживать. Этим я и займусь. А загадка Макса Рихтера пусть разгадывает себя сама.

Я отправилась в сторону школы, куда Лиля ходила, чтобы подготовиться к первому классу средней школы. Школа была неподалеку от дома.

Лиля побежала навстречу, завидев меня. Я подхватила ее на руки и крепко прижала к себе.

— Мам, что-то случилось? — спросила Лиля, тут же каким-то мистическим чутьем уловив мое настроение.

— Все хорошо, ничего не случилось, — ответила я, стараясь чтобы мой голос звучал как можно беззаботнее.

Она глянула не меня своими пронзительными синими глазами, в которых явно читалось: «Что-то я тебе не верю мама», — но ничего больше не сказала.

И в этот момент я поняла, что вот прямо сейчас нам идти-то и некуда. Я судорожно соображала, что мне делать.

Вариантов было немного. Всех родственников я отмела сразу. Это вопросы, это сочувственные покачивания головой, это бесчисленные советы и, конечно, непременное: «Ну, может ты сама виновата?» И: «Да точно бабу какую-то нашел, но это понятно, может ты сама виновата?»

Черт! Как же меня сама мысль о вине злит! Я отказываюсь считать себя виноватой. Как только я думаю о том, сколько всего сделала в нашем браке, меня аж всю корежит, что я могу оказаться виноватой. Хер вам, а не вина!

Или может, они скажут: «Ты так много работала, может, внимания мужу не хватило», а если бы не работала, то получила бы предположение: «Ты не работала, стала скучной домоседкой, вот и муж загулял». О, я совмещала всё! Меня не в чем упрекнуть. Может, только в том, что забросила рисование, но это уже мой выбор.